Читать интересную книгу Время вестников - Андрей Мартьянов

Здесь же творилось черт знает что. Буйство вырвавшийся на свободу стихий, яростный шторм, налетевший ураган – ни одно из этих сравнений не годилось для описания происходящего.

Варево в кипящем котле помешивала похожая на хитрую лисичку девица, впервые встреченная сэром Гаем на постоялом дворе города Тура. Причем мессир Гисборн охотно оказывал ей всяческую помощь и не мог отделаться от чувства, будто грезит наяву. С ним, добропорядочным и благочестивым ратником Воинства Христова, просто не могло произойти ничего подобного! Столь головокружительные приключения свойственны Дугалу из клана Лаудов, но никак не приличествуют английскому дворянину!

Но, коли собственной рукой направил корабль своей жизни в бушующее море, крепко держи штурвал и уповай на Господа.

Когда сломленный и удрученный патриарх скрылся в темном переходе между капеллой и помещениями святой Софии, не на шутку взбудораженная Зоэ принялась распоряжаться, словно у себя в имении. Рыжая девица потребовала доставить ей лошадь. Нет, двух! Оседланных и пристойного вида! Немедленно!

Монахи, наверняка втихомолку призывая на голову Склирены все кары Небесные, отправились на конюшню. Ожидая, девица впервые на памяти сэра Гисборна уделила время общению с Господом. Подошла к алтарю, грациозно опустилась на колени и зашептала на греческом, чинно сложив перед собою узкие ладони.

Зная полнейшее безразличие ромейки к церковным обрядам, Гай усомнился в ее внезапной набожности. Зоэ не была ни еретичкой, ни, упаси Господи, неверующей – просто она исполняла необходимые ритуалы тогда, когда считала нужным или полезным. Молясь, госпожа Склирена вполне могла оттачивать задуманную речь или обдумывать детали будущего замысла.

После молитвы облик рыжей девицы претерпел заметные изменения. В зеленовато-голубых глазах вспыхнул сухой яростный блеск, движения стали резкими и порывистыми. Госпожа Склирена резко потребовала, чтобы вход в часовню открыли настежь. Возник приглушенный спор со служителями капеллы, в коем она уверенно одержала верх. Из вделанных в камень стен вытащили железные крюки, двустворчатые двери со скрипом разошлись в стороны, открыв вид на подернутую сереньким туманом обширную площадь. Вчера, как помнилось Гаю, ее в изобилии загромождали прилавки торговцев, но сегодня стража никому не позволила установить свою тележку или переносной лоток.

Цепь гвардейцев в уже знакомой темно-зеленой с алым форме тянулась шагах в тридцати от капеллы, по широкой дуге огибая площадь. За гвардейцами темнело скопище людей, перемещающееся с места на место. Сколько горожан славного Константинополя там собралось, сэр Гисборн затруднялся определить из-за тумана и дальности расстояния. Сумрачной горой с золотой вершиной вздымалась к зимним небесам Святая София. Позади храма неустанно гнало к берегу серые взлохмаченные волны Мраморное море.

– И аминь, – еле слышно пробормотала Зоэ, взбираясь в седло подведенного высокого жеребца пегой масти. Чем-то легкая всадница ему не приглянулась: конь недовольно фыркнул, переступая на месте и пятясь. Без долгих увещеваний Склирена треснула несговорчивое животное поводьями по шее и наподдала каблуками в брюхо. Никакая тварь – наделенная даром речи или бессловесная, четвероногая или двуногая – не имела права мешать ей в осуществлении задуманного.

Кованые копыта лошадей непривычно звонко зацокали по неровным, мокрым булыжникам. Зоэ направлялась прямиком к цепи стражей, начавших тревожно перекликаться и угрожающе выставивших навстречу всадниками длинные копья. Толпа заволновалась, в ней образовались завихрения и раздались неразборчивые выкрики. Гай отчего-то задался вопросом: провели эту люди здесь всю ночь или собрались с рассветом? Кто они – жители окрестных кварталов, прослышавшие о событиях в капелле подле главного городского храма, свидетели баталии подле «Золотой луны» или просто любопытные зеваки, притащившиеся спозаранку посмотреть, чем все закончится?

Шагах в пяти от оцепления Склирена остановила коня. Глубоко вздохнула, поднялась на стременах и заговорила, вернее, закричала – звонко, отчетливо произнося каждое слово. Швыряя фразы в толпу, как тяжелые камни в подернутый ряской омут. По застоявшейся воде медленно расходились в стороны тяжелые круги.

Говорила она на греческом, но на каком-то непривычном уху мессира Гисборна. Наречие Византии тоже делилось на высокое и низкое, подобно торжественной латыни Рима и простонародному италийскому говору. Гай еле успевал разобрать и перевести на понятный язык краткие обрывки: «Овцы вы или люди?.. неужто женщина должна указывать вам, как поступать?.. истребят ваше колено до последнего… в Палатии никогда не услышат вашего воя… получаете то, чего заслуживаете!.. лижете бьющую вас руку!..»

Горожане изумленно притихли. Спустя пару фраз Склирены – оглушительно загомонили. Девица с надрывом выкрикнула нечто короткое, хлесткое, заставившее толпу обморочно качнуться. Ближайший стражник оцепления замахнулся на разглагольствующую нахалку древком копья. Проделал он это столь нерешительно и медленно, что Гай без труда отвел удар в сторону и одним взмахом меча срубил наконечник.

С еле различимым в общем гаме лязгом железное навершие упало на мостовую. Его падение словно послужило неким знамением свыше. Может быть, символом вмешательства загадочного Фатума, о котором толковала Зоэ.

Толпа заревела – единым зверем с сотней голов, разъяренным и почуявшим запах крови. Качнулась вперед, мгновенно смяв цепочку гвардейцев, и захлестнула свободное пространство перед собором. Сила, остававшаяся невостребованной – орущие, визжащие, выкрикивающие что-то яростно-разборчивое граждане славного города Константинополя – вырвалась на свободу, ища, на ком бы выместить накопившуюся в последние годы злобу.

Двоих всадников разнесло в стороны, точно бревна во время весеннего разлива реки. Склирена оказалась шагах в десяти от Гая, ноттингамец видел, как девица яростно жестикулирует, указывая в сторону святой Софии.

Темно-серая, с редкими вкраплениями цветных пятен масса бурлила. Вопли переросли в слаженный, ритмичный гул, похожий на отдаленный рокот сотен барабанов. Пиная жалобно заржавшего коня, мессир Гисборн прокладывал дорогу к средоточию толпы, к рыжей взбалмошной девице, вздумавшей повелевать гневом городских простецов.

Он сомневался, что кому-либо, тем более – женщине, удастся подобное. Но был вынужден поверить собственным глазам и ушам: Зоэ заставила многолюдное сборище сомкнуться в нечто целое, в едином порыве следующее за ней. Надолго ли хватит этого устремления, сказать невозможно – а потому следовало поторапливаться.

Неудержимой приливной волной толпа разбилась о стены великого собора Софии-Премудрости. Спрыгнув с лошади, Гай приготовился щедро отвешивать во все стороны тычки и удары, но, толкаясь и пихаясь, люди нехотя расступались перед разъяренным иноземцем. Отдавив не меньше сотни не успевших убраться с пути ног, ноттингамец достиг начала лестницы в десяток широченных ступеней. Госпожа Склирена стояла там – помятая, растрепанная, бледная, но живая, окруженная стайкой порожденных толпой сторонников. Как мимоходом отметил Гай, простых горожан среди них затесалось немного. Несколько несомненных торговцев, тип, смахивающий на военного, молодые люди с восторженно горящими взорами, похоже, птенцы того гнезда, что и сама Склирена – выходцы из Старых Семей, еще кто-то, в суматохе не разобрать и не запомнить…

– За мной! – чуть осипшим голосом выкрикнула Зоэ и помчалась вверх по темно-алым ступеням, к огромным бронзовым дверям, снизу доверху покрытых барельефами на библейские сюжеты. Сзади с ревом валили горожане.

Двери стояли чуть приоткрытыми, за ними виднелось некое мельтешение и лихорадочная суета. Когда Склирена, маленький кораблик на гребне кипящей волны, достигла створок, те, словно по мановению волшебного жезла, с неожиданной легкостью распахнулись во всю немалую ширь. С воем, улюлюканьем и разудалыми криками грешный светский мир ордой завоевателей ворвался в тихую церковную обитель.

* * *

Внутри крики и вопли невольно стихли.

Пораженный открывшимся зрелищем, Гай сгоряча решил, что святая София способна с легкостью вместить не только весь беснующийся на площади народ, но и по меньшей мере половину константинопольских обывателей. Храм подавлял своими размерами, он был огромен и необозрим, его боковые приделы уходили куда-то вдаль, скрытые лесом ровных колонн бледно-алого гранита. Высоко над головой парил темно-синий, цвета ночного неба, купол, украшенный россыпями блистающих золотых звезд. Матово сияло начищенное серебро, используемое здесь в изобилии – вычурные оклады огромных икон, настенные украшения, статуи неведомых святых, малые и большие алтари… Оранжевые пятна тысяч горящих светильников, разноцветные искры развешанных повсюду лампадок, режущие глаз взблески граней драгоценных камней… Изобилие, роскошь, торжествующее великолепие Божьего дома, отголосок Райского царства на бренной земле, вынуждающее людей невольно склонить головы и осознать свое несовершенство.