Читать интересную книгу "Упражнение на доверие - Сьюзен Чой"

носом от тайны или струйка мочи от страха.

Он больше ее не звал. Приглушенный стук – возможно, закрывающейся двери – и снова тишина. Часы в машине Дэвида показывали 19:42. На 19:48 Сара подняла спинку в прежнее положение и сбежала из машины, как с места преступления.

Входная дверь дома стояла незапертой. Никого в прихожей мистера Кингсли с кафелем, причудливой куклой в человеческий рост, называющейся «мягкая скульптура», и ржавым знаком «Мобил» с крылатым конем, напоказ висящим под собственной отдельной лампой. Сара быстро поднялась в коридор второго этажа с мягким ковром, плакатами и фотографиями, заперлась в ванной, вымыла руки и лицо, заново нанесла тушь и помаду. Когда она вышла, в конце коридора с нерешительным видом стоял Лиам. Он словно слегка склонялся вперед: руки болтались по бокам, запястья – слишком длинные для рукавов. Это ощущение нетрезвости прошло, стоило ему увидеть ее, и он вновь предстал красивым и молодым, а в его поразительных глазах сверкнула харизма.

– А ты у нас таинственная!

– Ходила за сигаретами, – соврала она.

Улыбка так и оставалась на его лице, но уже слишком долго. Он играет, поняла она, и ждет указаний, но не получает. Вот что за странное ощущение окружало его красоту – расплывчатость или искажение, когда он будто отстает на шаг от собственных действий и гадает, как их приняли.

– Странный дом, да? – подсказала она.

Его благодарность словно привела его в чувство.

– Просто хреновы хоромы, точно! Давай спрячемся – я кого-то слышу. – Схватив за руку, он потащил ее по крутой лестнице чердака – наполовину всерьез, словно от этого зависели их жизни, наполовину понарошку, словно «давай спрячемся» – это импровизация, которую им только что задали.

Блистательно красивая чердачная комната, которую Сара помнила по встрече с Мануэлем, теперь стала убогой, как… что? Она не сразу опознала, чем ей знакомо это убожество. Убогая, как машина Дэвида, откуда она только что вышла. Величественный простор лакированного пола, дорогостоящий шарм низких скатов потолка и мансард неузнаваемы из-за расползающихся ворохов зловонной одежды, струпных кучек упаковок из-под еды, несметных павших бойцов из армий «Миллера» и «Курса». Не выпуская ее руку, Лиам потянул Сару через грязный хлам, смущаясь не больше, чем коза на родном пастбище. Затем они уже стояли у окна в другом конце, рядом с одной из кроватей. Отпустив ее, Лиам с преувеличенной осторожностью открыл окно, не издав почти ни звука, и приложил ладонь к уху, показывая, что они подслушивают. С влажным вечерним воздухом внутрь вошло бормотание голосов: слившиеся разговоры и смех, приглушенные листвой и расстоянием. В ухоженных джунглях двора мистера Кингсли крылась вечеринка. С высоты чердака рассмотреть ее составляющие, очертания, отдельные слова было так же невозможно, как рассмотреть отдельные листья всех кустов и деревьев, вольно заполнявших воздух перед окном, словно гора черных перьев. Вглядевшись, Сара увидела тут и там яркие проблески наружного освещения. Они пропадали, вспыхивали вновь – то ли от движения ветра в кронах, то ли от движения людей. А затем ее достиг голос Дэвида – так четко, словно рядом стоял он, а не Лиам. Низкий саркастичный голос Дэвида с какой-то сухой шуткой, на которую ответили рваным смехом. В миг, когда Сара услышала голос, ее грудь словно заполнило той же пернатой тьмой, в которую она всматривалась: сокрушительной и невесомой массой боли и желания. На расстоянии она не расшифровала слова, но поняла это не сразу; голос сам по себе казался таким острым, что она от него чуть не отшатнулась.

– Все снаружи, – сказал Лиам. – Все наши и Дэвид. – Затем после паузы добавил: – Он правда был твой парень или просто нас разыгрывает?

Во рту слишком пересохло, чтобы ответить нормально.

– Он никогда не был моим парнем.

– Но ты ему нравилась?

– Не знаю.

– Конечно, нравилась.

Глупо, не подумав, она выпалила:

– Почему?

Теперь он решит, будто она напрашивается на комплименты, а она буквально имела в виду: «Почему Дэвид меня любил?» – то есть трусливый способ спросить самого Дэвида: «Почему ты больше меня не любишь?» Но Лиам, конечно же, решил, что она обращается к нему.

– Потому что ты красивая, вот почему. – Он произнес это прекрасно, и по ее поверхности пробежала рябь, хотя в глубинах по-прежнему рыскал Дэвид, неотвеченный вопрос.

– Хватит, – поморщилась она.

– Ты. Такая. Красивая. Знаешь, кого ты мне напоминаешь? – воскликнул он, словно наконец разгадал загадку. – Шаде. Знаешь ее?

– Я на нее не похожа.

– Похожа-похожа, – сказал Лиам, любуясь ее лицом, пока словно бы не устыдился. Он оторвал взгляд, потянулся в открытое окно, достал блюдце с сигаретными окурками. Похлопав по себе, извлек пачку табака «Драм» и бумажки, сел на постель. – Будешь курить?

– Ты не хочешь во двор?

– К остальным? Нет. Нет. – Он положил пачку «Драм» и притянул ее за запястье, чтобы она села рядом. – Нет, – прошептал он жарко. – Я хочу остаться с тобой.

Когда он сунул язык ей в ухо, она издала возглас как от удивления, так и от отвращения и повернулась, чтобы взять его язык в рот – не такая стыдная конфигурация, хоть и еще менее приятная. Почувствовала горечь собственной ушной серы и удвоила усилия, надеясь стереть привкус. Шла непонятная борьба с его бешено ищущим, хлещущим языком; что бы они ни делали, его и ее языки словно всегда перли наперекор друг другу, спихивая друг друга с дороги. С мучительным стоном Лиам вывернул их сплетенные тела и прижал к неровному матрасу, а потом выдавил из нее весь воздух, навалившись на грудь всем весом, бешено выбираясь из куртки. Наконец он вырвался с горячностью безумца, сбегающего из смирительной рубашки, и одновременно Сара так отчаянно попыталась вздохнуть, что из легких вырвалось что-то вроде писка или вскрика – услышав его, Лиам приподнялся над ней, уперевшись ладонями в матрас, и искренне улыбнулся, приняв вдох за признак возбуждения.

И по-своему, по-странному, она возбудилась. Ее смутили и потрясли физические признаки пыла Лиама. Он много размахивал мертвенно-бледными волосатыми руками; они были словно насажены на его необъяснимо морщинистый член, который в его кулаке красно щурился на нее между сдвинутой кожи. Сара никогда не видела и даже не воображала необрезанный член; наверное, уставилась во все глаза, чем только больше его раззадорила. Но вместе с этими ужасающими физическими проявлениями шли и словесные, заставлявшие ее содрогаться от изумления. Он говорил без конца, почти без смысла, но то, что она могла разобрать, было безгранично похабно. Его голос повышался и понижался, как у радостного мальчишки-хулигана, который нашел порнороман и читал вслух. И с какими словами! Намного пошлее из-за их детскости: