в аппарате не хватило. Так что купил я свою заряжалку, можно сказать, из чистой паранойи, так и не пригодилась реально ни разу, отчего и не выработалось у меня привычки таскать её с собой, и в тот единственный раз, когда она была бы весьма кстати, у меня её при себе не оказалось. Закон подлости, мля!
Потерзавшись воспоминаниями и закатав губы обратно, я занялся куда более приятным делом – вознёй со своим потомством. Вот уж расстаралась Велия, угодила – слов нет. Всего только месяц с небольшим карапузу, но крупненький, крепенький, эфирка плотная, да и сам спокойненький, не такой уж и плакса. Вчера-то, конечно, разревелся при виде непонятно откуда взявшегося здоровенного незнакомого дядьки, когда я на руки его взял, а сегодня – уже, смотрю, привыкает. Так, куксится только изредка, но как пальцем ему пузо пощекотал, так даже и развеселился. В общем – признал, и к матери на руки от меня уже не всякий раз просится. Тут Юлька права – весь в меня. Мне мать рассказывала, что когда я сам таким же был, то тоже ревел в основном только по веским причинам – когда проголодаюсь, обделаюсь или чего-то шуганусь. Тут, правда, у тёщи своё особое мнение – говорит, что и Велия такая же была, так что это маленький Волний в их породу пошёл. С бабами – даже правильно воспитанными античными – в таких вопросах спорить нежелательно, да я как-то и не шибко стремлюсь. Мне ж не шашечки, мне ехать, главное – сын у нас с супружницей получился, насколько можно судить по первому времени, как раз таким, как и надо. Для оставления за собой, как оно и положено, последнего слова я сообщил Криуле, что как раз такую мать для своего потомства и выбирал, и в этом у нас с тёщей разногласий не обнаружилось.
– Ну-ка, Волний Максимыч, иди-ка к папе, – я снова взял его на руки. – Ну тебя и упаковали! – Бабы есть бабы. Спеленали пацана и навернули на него столько материи, что для полной ассоциации с почтовой посылкой не хватало ещё только обвязки бечевой крест-накрест и сургучной печати. Куда столько – лето ведь на дворе и ни разу не наше подмосковное, даже не испанское, а натуральное североафриканское! Сняв с него лишнее, я приподнял его… Уфф! Что ж ты творишь-то, хулиган – в усы мне вцепился! Ручонка-то у него мелкая, пальчики вообще миниатюрные, а хватка – будь здоров! Велия, хихикнув, помогла мне аккуратно освободиться от захвата. Я для порядка обозначил символический шлепок ему по попе, затем снова пощекотал ему пузо, отчего мой отпрыск тоже захихикал и вцепился мне уже обеими ручонками в складки туники – крепенько вцепился. Это сразу же напомнило мне Дольника – «Непослушное дитя биосферы», если кто не в курсах. Ради эксперимента я поддержал его левой рукой под попу, дал перехватиться за складки туники повыше, убедился, что держится крепко, и начал постепенно ослаблять поддержку снизу, продолжая поддерживать правой рукой только его головёнку – это-то надо, тяжёлая она у мелких человеческих детёнышей, сами держать не могут. В остальном же они – как есть обезьянята обезьянятами, что наш карапуз и продемонстрировал нагляднейшим образом. Велия забеспокоилась куда больше его самого, когда я совсем убрал поддержку снизу, а он лишь на миг нахмурился – скорее озадаченно, чем недовольно, а затем вполне себе уверенно повис на цепких ручонках и даже попытался подтянуться выше – тут уже и моя ненаглядная прикололась. То-то же! Любите книгу, она – источник знаний! Надо будет обязательно ещё разок Дольника перечитать, когда Юлька аппарат вернёт. Жаль, конечно, Серёгиного агрегата – досталось ему тогда крепко, но надежда всё-таки у нас оставалась…
Потом этот мелкий приматёныш продемонстрировал мне ещё один врождённый инстинкт, ещё и обмочив мне тунику, и я, посмеявшись, передал его наконец в заботливые и надёжные материнские руки. Софониба, тоже прыская в кулачок, забрала у меня тунику и кинула в стирку, а мне подала новую. Велия тем временем уже снова спеленала мелкого пачкуна в чистое и дала ему грудь, заняв его важнейшим на его данном жизненном этапе делом. А накормив и укачав на руках, аккуратно уложила в кроватку – отдыхать от трудов праведных, от которых он изрядно умаялся.
Как я и ожидал, от родов супружница уже полностью оправилась, что наглядно продемонстрировала мне в первую же ночь. Теперь же, при дневном свете – вчера недосуг было разглядывать мелкие подробности – я обратил своё внимание и на дополнительные бонусы. Не зря я ещё в самом начале к её матери приглядывался. Родив мне наследника, Велия стала чуток пошире в бёдрах и пополногрудее, приобретя таким образом ещё более соблазнительную контрастность фигуры, чем имела прежде. Вот что значит порода!
Только после обеда, дав мне насытиться и выкурить трубку, моя ненаглядная проверила сладко сопящего в своей кроватке Волния и подсела ко мне утолять извечное женское любопытство. Это ведь только меня она вчера не допрашивала, знает порядок, а у Софонибы выведала всё, что та знала и о чём догадывалась. А интересовало доставшуюся мне в спутницы жизни дочь простого карфагенского олигарха ну никак не то, какой фасон платьев и какие причёски носят нынче модницы в Гадесе – уж об этом-то её и бастулонка просветила исчерпывающе. Но не только и не столько об этом…
Что прежде всего волнует турдетанку? Естественно, судьба соплеменников, как и у всех малых народов. Наслушавшись ещё вчера от Софонибы страшилок о незавидной судьбе бастетан, а в особенности – бастулонов-горожан южного побережья, Велия ведь прекрасно сообразила, что и турдетанам под той же самой римской властью приходится несладко. Не просто ж так – от нехрен делать – затеяна эта долгая и геморройная бодяга с созданием турдетанского боевого хомяка, верно? Услыхав от меня теперь, что дела там творятся, конечно, тоже нехорошие, но всё-таки не до такой степени, как с бастулонами, моя турдетанка успокоилась. Хвала богам, она у меня тоже вполне реалистка и прекрасно понимает, что всех не спасти, а кого можно и нужно – так есть кому. Супружник ейный законный чем занимался, пока она тут тужилась, наследника ему рожая? Вот этим самым и занимался, под мудрым руководством её деда и старшего брата, а раз так – дело под контролем и, можно сказать, на мази. А что бастулонам помочь некому – ну, это уже не столь важно. Не в том смысле, что совсем уж плевать, тоже