глаз положить нетрудно. Ну и что тогда прикажешь с тобой делать, а?
– Хи-хи! Я ещё не сошла с ума, чтобы вешаться на шею каждому, кто на меня глаз положит! А у тебя есть чем занять меня, чтобы я ни о чём подобном и не думала! – И ручкой мне туда, где «есть чем», оторва эдакая! Естественно, мы снова занялись хорошим и полезным делом…
– Слушай, Софониба, а я ведь только сейчас это сообразил… Как ты вообще в Кордубу-то попасть ухитрилась? – осенило меня, когда мы снова отдыхали после наших трудов праведных.
– Пригнали, как и других. Ты же сам понимаешь, что нас никто не спрашивал.
– Я не про то. Смотри, что получается – в Кордубе тебя продавали за пятьдесят шекелей. В аттических драхмах это… так-так…
– Семнадцать аттических драхм дают за десять наших шекелей, – напомнила она машинально – вот что значит финикийская примесь в породе!
– Да, и это получается… так… ага, восемьдесят пять драхм – это меньше сотни. Где-нибудь в Афинах или каком-нибудь другом большом городе за морем ты стоила бы в несколько раз больше. И обратили тебя в рабыню не где-то вдали от моря, а в приморском портовом городе. Любой соображающий в своём деле работорговец погрузил бы тебя на корабль – ну, не одну, конечно, а когда вас таких набралось бы достаточно – и повёз бы за море, где за тебя дали бы настоящую цену, а не погнал бы в Кордубу продавать за такие смехотворно жалкие гроши.
– А, вот ты о чём. Да, нас – тех, кого отобрали – как раз и собирались продать морскому перекупщику, но не сошлись с ним в цене, а потом и римляне получили приказ немедленно выступать к Кордубе. Нами заниматься им было уже некогда, и нас погнали в обозе, чтобы продать при случае позже. Потом римлянам срочно понадобились зачем-то хоть какие-то деньги, и нас быстро продали уже кордубскому работорговцу.
– Тогда получается, что я должен быть благодарен Кулхасу за его наступление на Кордубу? Ведь иначе «ваших» римлян не перебросили бы туда в такой спешке, и ты уж точно не досталась бы мне. Выходит, судьба?
– Судьба, господин… И спасибо Кулхасу…
После этого у нас снова как-то не обнаружилось разногласий, чем бы нам ещё таким заняться… Утром, к счастью, не одним только нам с ней было тяжеловато продрать глаза. Матросня нашего купца, да и не только евонная, расслабилась вечером так, что ни о каком утреннем отплытии не могло быть и речи. Торгаши визжали и брызгали слюной, но поделать с этим стихийным бедствием ничего не могли. Поэтому отплыли только около полудня и лишь к вечеру безо всяких приключений прибыли в Абдеру. Следов штурма и погрома город не носил, да и странно было бы – в том кулхасовско-луксиниевском мятеже Абдера не участвовала. Но Софониба, сама того не желая и абсолютно к тому не стремясь, таки сумела пробудить во мне интерес к некоторым специфическим тонкостям. Ради этого интереса я навёл справки и выяснил любопытную картину.
Будучи ещё в границах Дальней Испании, но не поддержав этого охватившего большую часть провинции восстания, этот финикийский город не дал римлянам повода для военного подавления – нечего было подавлять. Тем не менее, без репрессий уже чисто полицейского характера не обошлось и здесь. Наводя порядок в провинции, римляне и в Абдере ухитрились «обнаружить» карфагенских шпионов Ганнибала и многочисленных местных пособников – общей численностью свыше двух сотен. Приговор – продажа всех в рабство вместе с семьями – нас почему-то уже абсолютно не удивил. А на улицах города мы обратили внимание, что оккупационная солдатня ведёт себя с населением ещё наглее и бесцеремоннее, чем даже в Малаке. Как-то раз, во избежание вооружённого столкновения с особо охреневшими от безнаказанности италийцами, когда и Бенат ждал от меня только знака, чтобы покрошить этих уродов фалькатой, мне пришлось даже достать и предъявить их старшему проквесторский «аусвайс», при виде которого тот сдулся и долго извинялся, моментально «вспомнив» даже скверный, но вполне понятный финикийский. В результате нам – в целях недопущения подобных инцидентов в дальнейшем – дали их гарнизонный пароль на текущие сутки, и пару раз в этот день он нам пригодился. Так то мы, а каково приходится тем, кто не имеет ни блата, ни «ксивы» и не знает пароля оккупантов, нам довелось понаблюдать собственными глазами.
– У нас перед восстанием творилось то же самое, – тихонько сообщила мне моя бастулонка. – Такое впечатление, будто эти мерзавцы нарочно подбивают всех здешних горожан на бунт. Тебе не кажется, господин?
– Мне – не кажется. Я в этом давно уже уверен, – ответил я ей на русском языке, который она понимала уже практически полностью. – Думаю, что и в Барии будет так же или даже ещё хлеще.
– Из-за того, что ближе к Новому Карфагену? – въехал в мою логику Володя.
– И к его рудникам, – добавил Васкес.
В Барии, где была следующая стоянка, я не стал проверять нашей догадки, а сразу же предъявил «аусвайс» первому встречному римскому патрулю прямо в порту и получил от римлян пароль. Но уже и в самом порту мы увидели такой беспредел римлян по отношению к беззащитным местным финикийцам и бастулонам, что гулять по городу нам как-то расхотелось. Мля, скорее бы уж домой – в Карфаген…
6. Дела в Карфагене
– Макс, ты хоть знаешь, кто ты есть? – ехидно поинтересовалась Юлька.
– Знаю. Сволочь и эгоист. А ещё – рабовладелец, эксплуататор, латифундист и вообще буржуин недорезанный. Дикарь и мясник. Ещё, кажется, бессовестный циничный политикан. Всё вроде? Ах да – ещё и похабный солдафон.
– Хи-хи! Тебе виднее! Похабным солдафоном я тебя, кажется, ещё не троллила!
– Это я предвкушаю заранее – будешь наверняка. Когда тебе заложат, чем мы в Испании занимались – буду я у тебя и похабным солдафоном, а иногда даже, наверное, и графом Аракчеевым.
– Да ну тебя нафиг, Макс! Ну какой из тебя в задницу Аракчеев! Как был ты Канатбаевым, так Канатбаевым и остался! Чурбан ты стоеросовый, вот ты кто! А ещё – замшелый патриархальный домашний деспот!
– О! Вот это уже наконец-то что-то новенькое! Рассказывай уж тогда, что ли?
– А чего рассказывать? Пока вы там развлекались своими страшно секретными и наверняка страшно тёмными делишками, мы тут все встали на уши и до сих пор на них стоим. А твоя дикарка могла бы запросто поставить нас всех с ушей обратно на ноги, но упёрлась рогом