спала? Что надеялся запечатлеть, когда взялся за камеру? Что-то мерзкое? Снимок он подписал: «Позагораем, сучки?» Потому что она валялась на смятой постели спиной к объективу, огромная, как кит.
Ситс любила прикасаться к ее лицу, нежно поправлять волосы, по сто раз в день говорить «джамиля» – красавица. Такая уж она была по натуре. Всегда все трогала. И сидо тоже – целовал ситс руку каждый раз, когда она приносила ему чашку чая, гладил по плечу, когда проходил мимо. Кажется, он этого даже не осознавал, делал чисто машинально. Так у них повелось.
Неужели мама выросла в этом доме? Хиба пыталась представить ее маленькой – как сидо сажал ее на плечи, как ситс кутала в вязаные одеяла холодными ночами, как они оба волновались за нее, когда она болела. Сидо, наверно, вставал пораньше, чтобы начистить и отполировать до блеска мамины школьные туфли. Неужели она ненавидела свою жизнь? Поэтому выбрасывает обувь из-за малейшей царапины? И свитера из-за одной затяжки? Они ведь жили не бедно – по крайней мере, это не была та бедность, о которой писали в учебниках и говорили на благотворительных мероприятиях. Здесь никто не пух от голода, не отбивался от мух и не ходил за водой к колодцу. Почему мама превратилась в человека, который придирчиво оглядывал детей перед тем, как отпустить в школу, – достаточно ли стильные у них прически, тщательно ли они накрашены, блестят ли их туфли и сумки от Prada? В человека, который, когда Хибе вздумалось расписывать футболки, выбросил ее коробку для рукоделия? В человека, который заставлял их распрямлять кудри? И ездил в салон из-за каждого сломанного ногтя?
Ситс тоже заметила скулы. Провела по ним своей восковой рукой.
– Йа рухи, йа рухи[32].
А через минуту уже жгла благовония в черной чугунной чашке и бормотала молитвы. Дымящийся горшок она унесла наверх, а через час, захотев прилечь, Хиба обнаружила, что в доме все пропиталось этим запахом – ее постельное белье, шкаф, тумбочка. Печальный сладкий запах чего-то, что она потеряла.
Хотелось сказать ситс: «Ты так добра ко мне. Мне кажется, ты очень красивая. Стальные волосы, морщинки в уголках глаз, нетвердая походка – я в жизни не видела более совершенной красоты».
Хотелось сказать: «Ситс, я ненавижу свою внешность».
Она же просто старалась каждую минуту осознавать, что она здесь, в этом доме. Жить моментом. Ступать босыми ногами по плиточному полу. Слушать, как ситс и Лиз перекрикиваются через улицу. Смотреть в окно на сидо, который привязывает яблоню к забору, чтобы она не накренилась слишком сильно и не сломалась.
* * *
– Тебе нужно выйти из дому и немного погулять, – сказала ситс на пятую неделю.
Хибе недавно прислали из колледжа бланк заявки на академический отпуск, но она его не заполнила. Даже не прочитала.
На улицу она выходила, только чтобы посидеть в шезлонге, впитывала лучи солнца, как живая солнечная батарея. Ситс куда-то спрятала все ее кофты с длинными рукавами, но хотя бы про то, что ручки у нее слишком тоненькие, они с сидо не высказывались. Еще ситс довольно демонстративно убрала куда-то все ножи, но тут Хиба ее не винила. Как-то она слышала, как ситс разговаривает по телефону с мамой и спрашивает, что ей делать.
– Нет-нет, пусть живет у нас, сколько хочет. Просто я волнуюсь. Уалла, я боюсь за нее.
В день, когда ситс стала уговаривать ее выйти на улицу, погода стояла ясная и солнечная. Они отправились на рынок, Хибе пришлось тащить за собой тележку для продуктов.
– Смотри-ка. – Ситс провела огрубевшими руками по жестянке с маринованными огурцами. – Недорогие и маленькие, как наш факус. Привет, Маурисио, – поздоровалась она на ломаном английском с коренастым мужчиной за прилавком.
Хиба стояла молча, засунув руки глубоко в карманы худи. Солнце светило прямо в глаза, темные очки она забыла дома, пришлось натянуть на голову капюшон.
– Ваша внучка? – спросил Маурисио.
– Да, Хиба. – Бабушка погладила ее по груди. – Дочкина дочка.
Продавец кивнул Хибе, но та лишь коротко улыбнулась в ответ и снова уставилась в землю. От его взгляда у нее заслезились глаза.
– Мой внук… тоже мне помогает. Хороший парень, со мной работает.
– Какой молодец!
– Сколько вам нужно? Побольше, наверное? Эту девчушку надо откормить. Такая худенькая. – Он улыбнулся Хибе.
Ситс предложила Хибе попробовать, и та кивнула, лишь бы от нее отвязались. На самом деле ей хотелось домой, в чистую комнатку, где пахнет лимоном и ветром, забраться в постель, где запах еще сильнее, и лежать, лежать. И вовсе не хотелось представлять, как Даниэль забирается к Дине в кровать в комнате общаги, где раньше жила она, целует ее и говорит, какая она красивая, как прежде говорил ей. Не станет он так делать. Ни за что.
– Как помидоры? Нравятся тебе, хабибти? – Ситс, словно теннисный мячик, сжала в руке темно-красный томат. Хиба разглядывала его, прищурившись. – Возьму немного, а?
Ситс улыбнулась, и Хиба поняла, что она волнуется. Сообщение от Дженни пришло пару дней назад, и с тех пор она снова перестала есть. Клевала по чуть-чуть, чтобы унять резь в желудке, но силы были уже на исходе. Глядя, как Маурисио пакует помидоры, Хиба пыталась вспомнить, что ела вчера. Половинку яблока. Десяток миндальных орешков. Кусочек курицы размером с большой палец.
Дженни не узнала ее на том снимке. Фотка вскоре пропала из «Снэпчата», но кто-нибудь… кто-нибудь наверняка понял, что это она. Там ведь ее волосы были по подушке рассыпаны… А в кампусе мало кто из девчонок мог такими похвастаться.
Они с ситс шли между прилавков, Хиба толкала тележку, а бабушка складывала в нее горошек, бананы и картошку. Хиба уже два года не ела помидоров, в последний раз – в первый год старшей школы, на выпускной вечеринке у Дженни. Интересно, чем она сейчас занимается? Может быть, готовится к промежуточным экзаменам? Или организует в кампусе пьянку по случаю Дня благодарения? Или сидит в холле общежития, жрет фо-бо навынос и плевать хотела на то, что с первого курса набрала уже двадцать фунтов.
У Хибы кружилась голова. Они свернули в следующий ряд, в глаза ударило солнце. Здесь не было широких матерчатых навесов, как в другой части рынка, и она словно под лучом лазера оказалась.
– Хабибти, тут свежие персики предлагают, – раздался откуда-то издалека голос ситс.
Откуда? На рынке стоял такой гвалт. Перед глазами замелькали желтые вспышки, Хиба прищурилась, пытаясь выплыть из жаркого марева и, прежде чем упасть, услышала, как закричала ситс.
* *