смотрела на Эльвиру с восхищением и восторгом.
— Алиса, я хотела бы с вами подружиться. Вы не против?
— Нет.
— И давайте не говорить больше друг другу «вы»! Да?
— Да.
Алиса возвращалась через ворота сада домой, она чувствовала себя счастливой, душа опять была полна тепла и дружбы.
Ко всему свету.
Однажды Алиса опять получила открытку с иностранными марками. В темно-синем небе над круглыми крышами и высокими островерхими башнями плывет желтый месяц. Густав объяснил, что круглые крыши называются куполами, храмы с полумесяцами вместо креста — мечетями, а островерхие башенки — минаретами. На обратной стороне открытки под напечатанным там Carte Postale зелеными чернилами было написано:
«Это Константинополь. Здесь, как везде на востоке, все необычно, есть о чем рассказать. Сердечный привет от Жаниса Квиеситиса».
Густав сказал, что Константинополь имеет и другое название — Стамбул, что одна часть города находится в Европе, а другая — в Азии, что город разделяется Босфорским проливом.
— Он тебя не забывает. Видно, у него серьезные намерения, — заключила мать.
Хорошо, что где-то далеко, за лесами, за морями, есть человек, который помнит, думает о тебе, хочет быть твоим другом.
Алиса прислонила открытку к ларцу для рукоделия, так что каждому, кто входил в комнату, она бросалась в глаза. Иногда, оставаясь одна, Алиса брала открытку и перечитывала скупые строчки. Она не помнила, какие у Квиеситиса глаза, рот, не могла отчетливо представить себе его лицо. Стоило вспомнить его пепельно-русые, остриженные ежиком волосы, как перед ней возникал мельник Меркман с такой же прической; правда, у того волосы уже поседели. Мысли о чужом человеке волновали Алису не больше скользящих по небу белых облаков. Если бы она и знала, куда писать, то все равно никогда не ответила бы ему.
Но через неделю из-за границы пришел конверт с длинным письмом и фотографией Квиеситиса. Он писал:
«Глубокоуважаемая барышня Алиса!
Я не осмеливаюсь обратиться к Вам иначе, хотя в письмах принято называть милыми и дорогими даже таких людей, которые вовсе и не милы и не дороги. Как Вы уже знаете, я не очень обходителен, не выношу нежностей. После танцев я хотел проводить Вас домой, Ваша излишняя застенчивость раздосадовала меня, поскольку у меня относительно Вас не было никаких скверных намерений. Вы показались мне не такой, как все, познакомиться с Вами я хотел из чистых побуждений. Спасибо Вашей болтливой подружке, она сообщила мне, как Вас зовут, и дала Ваш адрес, а также рассказала про Вас кое-что. Иначе сейчас не было бы этого письма. У меня сложилось впечатление, что Вы слишком высокого мнения о себе. Пожалуйста, не сердитесь за эти слова, потому что больше всего я ценю искренность и правдивость. Адрес я выпросил отчасти из упрямства. Хоть, мол, и против твоего желания, а я своего добьюсь, узнаю, кто ты такая. Чтобы доказать, что мне это удалось, прислал Вам из Лондона открытку. Тогда я относился к нашему знакомству не очень серьезно. Но, к собственному удивлению, все чаще вспоминаю Вас, много о Вас думаю. Ведь Вы, будучи порядочной девушкой, с чужим назойливым мужчиной и не могли вести себя иначе.
Поскольку наше знакомство тогда, в сущности, не состоялось, посылаю Вам свою фотографию, сделанную год тому назад в Амстердаме. Расскажу также немного о себе. Плавать я начал еще мальчиком, после воины, постепенно добился штурманских прав, но из-за отсутствия вакансий лишь прошлой весной дослужился до штурмана на «Иогите». И считаю, что в этом смысле моя жизнь уже устроилась. Буду всегда благодарен родителям и братьям за то, что они поддерживали меня. Мне двадцать девять лет, кажется, пришло время подумать о собственной семье. Не хочу изъясняться иносказательно, потому мое письмо получается слишком простым и рассудительным. Не люблю слащавых слов и о своих чувствах к Вам писать не стану. Хотя могу Вас уверить, что они есть, причем совсем не те, что я питал к другим женщинам. Но пока мы не увиделись с Вами, я помолчу о них.
«Иогита» из Средиземного моря опять пойдет в Англию, затем через Атлантику, наверно, в Бразилию. В таком случае приехать на родину смогу только на будущее лето. Очень жду Вашего письма, а также, если можно, фотографию. Был бы счастлив, если бы Вы тоже ждали нашей встречи.
Ваш Жанис Квиеситис».
За подписью следовало разъяснение, как послать письмо в Ливерпуль.
Алиса внимательно разглядывала фотографию. У автора письма тут еще не было ежика, волосы пышные и зачесаны на одну сторону, отчего черты лица кажутся не такими резкими, как при встрече с Алисой. Взгляд пытливый, уверенный. А рот, без папироски, вполне приятный.
Алиса принесла письмо в аптеку.
— Это очень серьезно, это предложение, — сказала Эльвира, прочитав письмо, — ты непременно должна ответить.
— Я этого не сделаю.
— И будешь последней дурой!
— Как же это я чужому человеку пошлю свою фотографию?
— Надо! Это любовь с первого взгляда!
Эльвира пыталась убедить Алису о необыкновенности таких чувств.
— Отдай его мне, если он тебе не нужен! Ведь это прекрасная партия! Штурманы не валяются на дороге. А если постарается, может и капитаном стать. Упустить такое счастье…
У подруги просто не было слов. Когда Алиса собралась домой, Эльвира пошла ее провожать. Было воскресенье, и девушки решили погулять по имению. Взяв друг дружку под руку, они сделали крюк в сторону молочного завода, дошли до мельницы, постояли на плотине. По обочине росли большие каштановые деревья, под ними валялись каштаны. Подруги выбирали самые крупные и красивые, очищая их от скорлупы.
— Добрый день, это вы…
Петерис. Остановился, заулыбался, но руки не подал.
— У матери был?
— Да, заходил.
— Что мать делает?
— Да так… ничего…
— Угощала?