— Не могу… дышать… папа… пожалуйста… пожалуйста… найди… меня! Пожалуйста…
Я плакал.
Я не хотел; я должен был быть сильным, но я не мог остановиться.
Я плакал сильнее.
— Мне страшно…
Моя рука онемела до тех пор, пока я не чувствовал ее больше.
— Не… оставляйте меня здесь… мама. Помогите, — прошептал я, когда больше не мог кричать.
Все болело.
Моя голова. Мое горло. Моя рука. Мое тело.
Все.
И было так темно. В темноте был монстр, как в кино. Я чувствовал, как он наблюдает за мной, и моя кожа покрылась мурашками.
Чудовище продолжало наблюдать за мной; Я не мог его видеть, но он был там.
Я все еще не мог дышать.
— Помогите…
Мама и папа пообещали, что всегда найдут меня, где бы я ни спрятался. Они сказали, что чувствуют меня, потому что я их ребенок, и они всегда знают, где я.
Они… солгали.
Они не нашли меня.
— Не… оставляйте… меня одного, — умолял я, но едва расслышал слова.
— Пожалуйста.
Мое тело качнулось вбок, и я упал на землю, коснувшись головой холодных плиток шкафа. Я свернулся в маленький клубок, пытаясь прогнать холод.
Найди меня, мама.
Не оставляй меня, папа.
— Пожалуйста… я буду… хорошим мальчиком. Я… никогда… никогда не попрошу… еще игрушку… или шоколадку. Я… никогда больше не буду плакать… обещаю. Я обещаю… я буду… быть хорошим, хорошим мальчиком… обещаю, мама. Пожалуйста, папа… пожалуйста…
Они лгали.
Они не нашли меня.
— Помогите мне.
Они оставили меня с монстром в темноте.
— Пожалуйста.
Они забыли меня.
— Мама… папа…
Я резко проснулся, задыхаясь. Мое тело было таким холодным; Я онемел и дрожал, как чертов лист во время бури. Простыня промокла от моего пота, и я сглотнул тяжелый ком в горле.
Это был просто кошмар.
Ложь.
Как это могло быть просто кошмаром, если оно преследовало меня, когда я не спал?
Мое сердце колотилось в груди, и была тупая боль.
Мир закружился, и мне хотелось вырвать, когда мой желудок скрутило от тошноты. Боль в голове вспыхнула жестко и тяжело.
Дыши. Блядь дыши. Проклятье.
Ударив кулаком по матрасу, я зарычал. Ненависть. Злость. Ненависть к себе. Боль, столько чертовой боли слилось воедино, и моя голова закружилась от всех эмоций. К черту это, БЛЯДЬ!
Я перевернулся и схватил бутылку с тумбочки.
Я убедил себя, что я не алкоголик, но сегодня вечером… Я должен был выпить, должен был забыть.
Сделав большой глоток, я почувствовал, как алкоголь обжигает мне горло, и вздрогнул, мои брови нахмурились от боли. Мои виски дергались, и мне казалось, что я втыкаю горячие иглы в глаза, продолжая пить из бутылки.
Мой желудок сжался, когда я вспомнил, как звал родителей, но они так и не пришли… а потом я вспомнил, как плакал на плечах Лилы, как раньше, в той каморке, когда мне было семь лет.
Лила видела меня в самом слабом состоянии, и я ненавидел ее за то, что она держала меня вот так, как будто ей не все равно.
Это не так.
Никто не заботился.
Мое сердце забилось сильнее, почти гневно, и по венам разлилась кислота, но я… тонул.
Тогда я понял, что для того, чтобы утонуть, не нужна вода.
Точно так же, как не было никакого настоящего монстра в том шкафу, когда мне было семь лет, но монстры были в моей голове, и по сей день я не могу от них избавиться.
Мое тело покачнулось, тяжелое и вялое, когда я сделал последний глоток, прежде чем бросить пустую бутылку на пол. Я упал на кровать, погружаясь в забытье.
Сладкая, чертова, тишина.
ГЛАВА 16
Лила
Бабушка сунула мне в руку коробку.
— Склад, пожалуйста.
Она ласково погладила меня по щеке, прежде чем броситься на помощь ожидающему ее покупателю. Бабушка всегда была начеку. Именно поэтому я сказала им нанять больше людей, чтобы они помогали в магазине. Старики были упрямы до мозга костей.
Мой взгляд скользнул по окнам, когда я вышла из склада. Когда я увидела того, кого искала, мое сердце екнуло.
Черная толстовка с капюшоном, рваные дизайнерские джинсы и кожаные ботинки.
Мэддокс выглядел слишком хорошо, чтобы быть правдой. Если бы я не знала лучше, я бы сказала, что он был каким-то падшим ангелом. Но он был кем угодно, только не ангелом.
Мэддокс стоял снаружи с капюшоном на голове и курил сигарету на морозе. Он засунул руки в карманы и низко склонил голову, глядя в землю.
Что-то изменилось между нами с того дня.
Прошла неделя. Мэддокс по-прежнему был обычным мудаком, но иногда у меня возникало ощущение, что он намеренно избегает меня.
Единственный раз, когда я увидела настоящее веселье в его глазах, было, когда я спрятала розовый блестящий фаллоимитатор в его шкафчике. Это было во время обеда, когда коридоры были переполнены и суетливы со студентами, когда Мэддокс открыл свой шкафчик. Мистер Биг Бен, он же Мистер Дилдо, ударил его прямо по лицу, в то время как все вокруг него ахнули и тут же начали смеяться.
Я подмигнула и ушла прочь, удовлетворение текло по моим венам, увидев выражение его лица. Я заставила его улыбнуться, настоящей улыбкой с того дня, когда мы были заперты в кладовке.
Шалость с дилдо была два дня назад.
Вчера он отомстил фальшивыми тараканами в моей сумке и свитере. Я вспомнила, как швырнула свою сумку на землю, выкрикивая кровавое убийство, в то время как студенты расхохотались, как будто это была лучшая шутка века.
Это было по меньшей мере унизительно. Я хотела сойти с ума. У меня было полное право на это, но в тот момент, когда я увидела, что Мэддокс смеется, весь мой гнев испарился.
Пуф, именно так.
— Он не выглядит очень веселым, не так ли? — Бабушка подошла и встала рядом со мной, наблюдая за Мэддоксом через окно. — Сегодня он пришел пораньше, чтобы помочь с инвентарем, и еще ничего не ел.
— Он не обедал?
Было почти три часа дня.
Клиент позвал бабушку, и она похлопала меня по руке, прежде чем уйти.
Прежде чем я успела обдумать свои действия, позвать на помощь свой инстинкт, я схватила из холодильника завернутый бутерброд и вышла из магазина.
Мэддокс поднял взгляд, когда я подошла. Он в последний раз затянулся сигаретой, прежде чем бросить ее на землю и раздавить ее ногами. Он выпустил облачко дыма, прежде чем облизать губы, глядя на меня с ног до головы.
— Что случилось, Гарсия?
Я молча подтолкнула к нему бутерброд.
Он приподнял бровь.
— Это предложение мира?
— Бабушка сказала, что ты не ел, — объяснила я. Я просто была… милой. В этом не было ничего.
Мэддокс выхватил бутерброд из моей руки, кончики наших пальцев на мгновение соприкоснулись, прежде чем я быстро отстранилась.
— Осторожнее, Лила. Ты начинаешь выглядеть так, будто тебе не все равно.
Мои глаза метнулись к нему, и я впилась взглядом.
— Я порядочный человек. Отдай обратно мне этот чертов сэндвич, если собираешься вести себя как мудак.
Мэддокс уже порвал обертку, прежде чем я успела закончить предложение. Он откусил огромный кусок, жадно пережевывая.
— Извини, Сладкая Щечка. Ты не можешь дать голодному человеку еду и забрать ее. Точно так же, как нельзя выставлять свою киску напоказ возбужденному мужчине и ожидать, что он не сожрет тебя.
Я выдохнула. Он был абсолютно невозможен.
— Для тебя все должно быть сексуальным?
Мэддокс откусил еще один сэндвич.
— Мы рождены быть сексуальными существами. Почему бы не принять это?
Я прислонилась к окну, наблюдая за проезжающими машинами, пока Мэддокс большими кусками поглощал свой бутерброд. Он явно был голоден. Как только он доел последний кусочек, я затронула запретную тему.
— В тот день… в кладовке, — начала я.
Мне не нужно было смотреть на Мэддокса, чтобы почувствовать перемену в нем. Когда он заговорил, его голос сказал все.
— Еще раз заговоришь об этом, и я тебя так испорчу…
— Почему ты так полон гнева? — Я прервала его прежде, чем он успел закончить свою угрозу. — Я тебе не враг.