захватить крохотную соседнюю страну, что и осуществил следующим утром без промедлений. Правда, вечером выяснилось, что кардиограмма храпа была неверно истолкована министром обороны, но страна уже была захвачена, и на заседании кабмина решили оставить все как есть, чтобы не создавать «геморроя с выводом войск». Но ежегодной премии министра обороны все же лишили).
Сомнений не было: первое лицо устраивает в отношении начальника администрации информационную блокаду.
Глубоко расстроенный начальник приказал немедленно разбудить брата Эйпельбаума.
Господин Синица был вызван на ковер, под которым, как обычно, сцепились в схватке два бульдога. Подковерное рычание сулило неисцелимые раны. Иван Петрович чувствовал: псы вот-вот вырвутся из-под ковра и вцепятся в него. Начальник президентской администрации был ядовито спокоен. Но под спокойствием таилась буря.
— Ты понимаешь, что происходит, Иван Петрович? — брат Натана опустил повинную голову. — Кто выпустил жидовского джинна из самовара? А? Куда он занесся в своих полномочиях? А? Где дискредитация оппозиции, которой мы все от него ждали? Я тебя спрашиваю — где?
— Я слышал, что вчера… — залепетал Иван Петрович. — Вчера Натан наконец занялся делом… Протестные свистки, елочные игрушки, комическая тень… Натан действует умело… Да?
— Манда! — прогремел ответ начальника, и буря разразилась. Из глотки руководителя могучим потоком понеслись ругательства. Барабанные перепонки Ивана Петровича задрожали, во рту пересохло…
— При чем тут либералы? Ты комплексно, бл. ь, когда смотреть научишься? Ты за деревом, е… твою мать, лес когда увидишь? Ты глянь, что тут пишут! — и начальник швырнул в лицо Ивану Петровичу Синице иностранную газетенку. — В Женеве, сука, издается, у нас распространяется! — Иван Петрович бросился было поднимать ее, но решил, что будет выглядеть еще жалобней, если прочтет газету, не поднимая ее с пола. И господин Синица припал к газете и заскользил по ней глазками.
— Да не штудируй ты, штудент! — начальник хихикнул хрипло и кратко. — Я тебе и так расскажу. Там пишут, что твой брат-прохвост подражает власти, срывая маски и обнажая язвы. Что он пытается сделать нашу философию всенародным достоянием. А ты про либералов мне заладил. Да хрен бы с ними! Их пятнадцать мудаков на всю державу. Это отвлекающий маневр, а ты и попался! Он, язва, народ баламутит!
Распластанного на полу Ивана Петровича вдруг озарило воспоминание:
— Точно! Он так мне и говорил, когда из Кремля уходил: я намерен стать язвой огромной величины!
— И ты молчал? — спросил начальник так тихо, что господин Синица пожалел, что не имеет крылышек, чтобы улететь в форточку и скрыться в рязанских лесах: там, где затаились графологи.
— А как доложить о таком? — проскулил с пола Иван Петрович, с трепетом наблюдая, как к нему неумолимо подползают два бульдога. — Прийти и сказать вам: «Брат мой язвой хочет стать»?.. Вы бы меня про… про…
— Прогнал бы на х. й! Но слова твои запомнил бы! Только о покое жопы своей печешься, товарищ Синица? Ох, допечешься… Жопа в опасности, если в башке пусто! Усек?
Иван Петрович принялся ощупывать голову и зад, демонстрируя намерение подтвердить слова начальника о взаимосвязи этих органов. Так он был нелеп, так жалок, что начальник президентской администрации отвернулся к окну и стал злобно нашептывать:
— России на всех хватит, бл!.. Да с чего он взял! Мы же считали! Нет больше мест в элите!.. И кошелек он тогда у меня украл, помнишь? — Иван Петрович, разумеется, помнил, и робко кивнул. — Надо было пересчитать! Наверняка пару карточек спер… — разъяренно глядя в окно, начальник приказал Ивану Синице. — Останови родственника! Только обойдись без братоубийства. Устал я от этого. И президент устал… — и он закричал вслед уползающему Ивану Петровичу: — Ты привел, тебе и расхлебывать! Твой брат, тебе и отвечать!
Когда Синица скрылся, начальник администрации, продолжая браниться, направился по тайному тоннелю в шифровальную, где его ожидали восемь часов невыносимого президентского молчания.
Иван Петрович стоял у захлопнутых дверей кабинета, растерянный и даже немного разгневанный (гнев скрывался в мизинце левой ноги, где храбро пульсировал). В чем был Иван Петрович виноват? Почему именно ему поручили остановить «еврейского джинна»? Со слезами обиды он вспоминал свою резолюцию. За что он претерпевает такую опасность? Да за ничто! Разве это он раздул Натана в крупную политическую фигуру?! Это он позволил обезумевшему брату болтать и делать все, что заблагорассудится, хотя какое тут благо? Для кого? Даже для Натана тут благом не пахнет. В самом лучшем случае — тюрьмой.
«Адская некомпетентность и заоблачный хаос», — вынес вердикт Иван Петрович и протестующим шагом направился в лабораторию, к своим пробиркам и ампулам.
В этот вечер он разработал совершенно уникальный яд, способ изготовления которого мы поместим в конце книги в разделе «Разное».
Создав отраву, Иван Синица приободрился и смог, наконец, посмотреть на ситуацию рационально. Проницательный и многоопытный Иван Петрович прекрасно понимал: если бы начальник администрации хотел реального исполнения распоряжения, то отдал бы приказ совсем не ему. В конце концов, кто подчиняется Ивану Петровичу, кроме нескольких блистательных химиков? Но ведь начальник просил обойтись без братоубийства? Значит, следует запустить поручение по фиктивным рейсам.
Выполняя поручение, Иван Петрович должен был сам дать поручение, причем таким исполнителям, которые произведут максимальное количество бесполезных, но громогласных действий, прольют литры напрасного пота, поручат и перепоручат, отменят и возобновят, и ситуация запутается так, что исток приказа окажется в полной экзистенциальной тьме. Так работала эта великая система.
Не дожидаясь рассвета, Иван Петрович вызвал конюха, повара и сыровара. Грозно оглядев напуганную, толком не проснувшуюся челядь, он возвестил приказ: «Остановить Натана Эйпельбаума!» Обликом и речью Иван Петрович уподобился начальнику администрации: матерился, разъяренно смотрел в окно на дремлющих пташек и грохотал:
— Вы привели, вам и расхлебывать!
Повар, конюх и сыровар трепетали. Чтобы напустить совсем уже неугасимый страх, господин Синица завопил:
— Вы комплексно, бл… когда смотреть научитесь? — бушевал он. — Вы за деревом, е… вашу мать, лес когда увидите?
Трепет челяди перешел в дрожание. Они пообещали смотреть комплексно, увидеть лес и остановить Натана.
Дав поручение конюху, повару и сыровару и отпустив их (вовсе не с миром), Иван Петрович