Я недовольно поджала губы.
— Могу я воспользоваться вашей дамской комнатой? — спросила Селиция и поднялась, направляясь в ванную. Едва она скрылась, Адам, округлив глаза, обратился ко мне:
— Кому ты отомстить хочешь-то?
— Кассандре. Она столкнула меня с лестницы. И это еще не самое плохое, что она сделала.
— Да ладно!? — изумился Адам. — Ничего себе… А я думал ты на лестнице потеряла сознание от переизбытка эмоций. Но почему ты не расскажешь всю правду? — он кивнул на дверь ванной.
— Я не хочу пока связываться с разборками. — я махнула рукой. — мне особо не верят, и вдруг это змея снова вывернется при разбирательствах. А у меня и так много переживаний впереди, одна коронация чего стоит.
— О, точно, ты же теперь короле-ева, — протянул Адам, ехидно прищурившись, — это было очень эффектно, кстати. Сначала король, и все чуть в обморок не упали, а потом еще и принц… Ну ты даешь…
— Да, я такая, — я усмехнулась.
— Но ты ведь рада? — вдруг спросил меня Адам.
— Конечно, она рада, — выходящая Селиция ответила за меня. — Она осуществила мечту каждой девушки. Да и мы с королем очень довольны ею. — Женщина мне подмигнула.
Но рада ли я была? Наверное… Вообще, я думала, что люди, то есть девушки, которых выбирает принц, чувствуют себя по-другому. Я не ощущала себя счастливой. Но может, я просто пока не осознала своего счастья? И я еще буду рада?
Мы еще поговорили немного, а потом Селиция и Адам ушли, зато вместо них комнату заполонила мадам Жулье со своими помощницами и горой тканей, рюшей, украшений.
— Какой кошмар! Просто ужас! Вы выглядите, будто упали не с лестницы, а с вашего балкона! Что за синяки! Как давно вы причесывались!? — Мадам Жулье обходила меня по кругу, то и дело пытаясь похоронить в пудре.
— Коронация же завтра… Ну зачем меня мучить сейчас?
— Мы уже и так опаздываем! Когда вы предлагаете этим заниматься!?
— Ну рано утром, наверное… — Я замолчала под испуганно-предупреждающими взглядами помощниц мадам Жулье.
— Что-о? Неужели вы еще рассчитываете на сон? На эту непозволительную роскошь!? Вы в своем уме? — спросила меня мадам с убийственной интонацией.
Тот, кто заикнулся о том, что красота требует жертв, никогда не был на моем месте. Несколько часов я простояла, борясь с затекающим телом. Мое лицо закопали под тоннами косметики, чтобы только придать ему натуральную, естественную красоту и гордую, аристократическую бледность. Платье мне выбрали голубое, пышное, с сапфирами, потом дошили прямо на мне. Волосы уложили красивыми локонами, в прическу вплели жемчужно-синие нити с драгоценными камнями.
Я долго любовалась собой в зеркале. Мне нравилось отражение, отражение красивой, гордой и уверенной в себе девушки, которой я не являлась. Я чувствовала, что я нахожусь в какой-то чужой оболочке, играю не свою роль. И это изъедало меня.
Когда я была полностью готова, до коронации оставалось чуть больше часа. Бессонную ночь компенсировала возбужденность от сильного волнения, потому я чувствовала себя спокойно.
— Почему коронация проводится до свадьбы, а не после? — Я задала мучивший меня вопрос мадам Жулье, которая наносила последние штрихи моему образу.
— Это традиция. Символично, что принц выбирает в первую очередь не жену, а именно королеву своему государству.
Коронация. Я не могла уловить смысл этого слова и всей ситуации в реальности. Я стану принцессой, будущей королевой. На мою голову возложат корону. Перед кучей незнакомых людей, в тронном зале. А готова ли я к этому? Достойна ли? Конечно, та девушка в зеркальном отражении достойна, еще бы, но это лишь непринужденная маска. Мне, реальной, настоящей, было страшно. Казалось, я никогда не смогу вырваться из этой паутины сомнений и страха.
Мисс Брасс не сопровождала меня до тронного зала, и это уже было плохим предзнаменованием, как я считала. Все же она всегда меня провожала, мне было спокойнее, а вместо неё явились какие-то пожилые священнослужители и стражники. Поклонились. И повели к тронному залу.
Я была вся на нервах, руки вспотели, а к горлу подступил комок. И почему я волнуюсь? Я не должна волноваться. Подумаешь, опозорюсь на все королевство, ничего в этом страшного нет.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Из тронного зала доносилась музыка, слышались голоса. Куда не взглянешь, пространство было занято стражниками.
Едва я зашла, все голоса разом стихли, лица гостей повернулись в мою сторону, их взгляды устремились на меня — изучающие, пренебрежительные взгляды.
Мой позор будут еще долго помнить.
Музыка тоже прервалась, но на долю секунду, чтобы снова зазвучать, теперь уже торжественно и гордо. Передо мной была дорога из расступившихся людей, она вела к постаменту, где застыл король в парадной мантии, а позади него стоял Генри, который смерил меня хоть и не подбадривающим взглядом, но весьма довольным.
А я ведь думала, что Генри поведет меня к постаменту, но, видимо, я должна проделать этот путь сама. Наверное, в этом есть свой смысл. Не ошибиться, не споткнуться, не растянуться на полу с задравшимися юбками. Я пошла вперед, высоко подняв голову. Я смогу, я справлюсь.
Этот путь мне показался бесконечным. Каждый гулкий шаг раздавался эхом в сознании, в горле стучало сердце.
Но вот я поднялась на постамент и замерла перед королем. Все остальное смешалось в ярко-золотое полотно.
Речь священнослужителя я почти не слушала, пытаясь успокоиться, восстановить дыхание. Как можно сохранять внешнее хладнокровие, когда тебя распирает изнутри?
Священник закончил. С его последними словами на мягкой бархатной подушке принесли небольшую корону, она представляла из себя сплетение витиеватых узоров жемчуга с алмазами. Миниатюрная и аккуратная, корона казалась почти невесомой и очень хрупкой, особенно в сухих и грубых ладонях короля. Он водрузил её мне на прическу вместе с главным и окончательным аккордом музыкантов.
Коронация подошла к концу. Я выдохнула с облегчением.
После коронации меня не отпустили, к сожалению. Теперь предстояло знакомство с каждым, кто входил в элиту государства, со слитками этого общества. Все стремились мне представиться, заглянуть в глаза, запомниться, все хвалили правильный выбор принца. Только разве они не понимали, что я вижу всю их лживость, подхалимство, лицемерие? Я чувствовала все их пренебрежение к себе, они презирали меня, выскочку из нищеты, без рода, без статуса, вдруг слово которой стало весомее их.
Потом в гостевом зале меня ждала аудиенция с главным борзописцем. Гаттеры всех сортов гордились, если на их страничках пестрел заголовок его статьи. Хотя я не понимала, почему этот борзописец с его маниакальным желанием кого-то разоблачить или раскритиковать, пользуется популярностью при королевском дворе. И статьи у него всегда были абсурдными, пусть и Миа была от них в постоянном восторге. Хотя в гостевом зале были и другие борзописцы, они сидели поодаль вместе с одиноким придворным художником, но, как я поняла, право говорить со мной у них не было, в отличие от главного борзописца Дака Рейва.
— Могу я задать пару вопросов будущей королеве? — господин Рейв растянулся в подленькой улыбке, сидя в противоположном кресле.
— Конечно, с удовольствием отвечу на все ваши вопросы. — я кивнула, не сводя с него настороженного взгляда.
Жаль, что такой хмурой и напряженной меня напишет художник, к нему я питала больше положительных чувств, чем к этому, ищущему сенсаций, да и остальным, ему подобным.
— Прямо-таки на все!? — восхитился Рейв. — Вы устроили мне настоящий праздник, принцесса Агата! Но начнем! Расскажите о коронации, что вы чувствовали?
— Это было очень волнительно. — призналась я, а все борзописцы стали суетливо записывать мои слова. — Я даже не могла представить, что это настолько страшно быть в такой важный и ответственный момент в центре внимания.
— В вашем родном городе вы не сталкивались с такими мероприятиями и обществом?
— Нет, не сталкивалась. Поэтому мне было сегодня непривычно.