не рвался. Финикийские же города морского побережья ни разу не были для италийских оккупантов своими. Более того – они их воспринимали как соплеменников карфагенян, не интересуясь причинами их выступления и списывая их на происки карфагенской агентуры. Были таковые в действительности или нет – теперь уж не выяснишь, да и не столь это важно. В Малакке ещё как-то сообразили, что к чему, и после отражения первого приступа вступили с римским командованием в переговоры о сдаче, а посему и отделались ещё более-менее легко – казнили вступившие в город римляне мало кого, да и в рабство продали только активных участников мятежа. А вот в Секси горожане сопротивлялись до конца, и в результате родной город Софонибы был взят штурмом – ага, со всеми вытекающими…
Наутро выяснилось, что в Секси наш купец останавливаться не собирается, он рассчитывает миновать его и к вечеру дойти до Абдеры. Уговорить его переменить планы мне не удалось – попутный ветер позволял значительно ускорить путешествие, уменьшая транспортные издержки, а заодно и поберечь силы гребцов. Скорее всего, не довелось бы моей бастулонке повидать малую родину, если бы не вмешались обстоятельства. Опасаясь патрулирующих испанское побережье римских военных кораблей, пираты не столь часто отваживались шалить в этих водах, но раз на раз не приходится. А эти караваны торговых судов здесь – в надежде на тот же римский флот – невелики, и им отбиться собственными силами не в пример труднее. Завидев паруса разбойников, торговцы решили не искушать судьбу, а свернуть к ближайшей гавани, да ещё хорошенько прибавить ходу, дабы успеть. Бывшую греческую колонию Майнаку, три столетия назад уничтоженную Карфагеном и заселённую с тех пор финикийцами, успели уже к тому моменту миновать, а попутный ветер – куда лучший движитель для тихоходных «круглых» гаул, чем вёсла, и владельцы судов рванулись к Секси. Пираты ломанулись параллельным курсом мористее их, надеясь обогнать и отрезать купцов от спасительной гавани, и шансы на это у них наклёвывались неплохие. Торгаши уже начали раздавать своей матросне на всякий случай и оружие, мы облачились в доспехи и расчехлили свои арбалеты в ожидании перестрелки и абордажа, да и наша охрана тоже предвкушала добротную разминку, но тут из-за небольшого мыса, к которому противник и намеревался нас прижать, вынесло римских вояк-мореманов – одну трирему и две лёгких униремы. Разбойники от них спешно поворотили на попятный, но куда там! От унирем они может и ушли бы – сами лёгкие и многовёсельные, но разве уйдёшь от триремы – даже этой римской, широкой и отягощённой центурией морпехов и «вороном»? Естественно, хрен они от триремы ушли. Протаранив в бочину последнего из пытающихся удрать пиратов и предоставив добивать его одной из своих унирем, трирема без особого труда нагнала следующего, но вместо тарана вышла на параллельный курс и опустила на его палубу свой корвус, по которому тут же побежала гуськом захватывать тяжеловооруженная морская пехота. Мы наблюдали классический римский абордаж во всей его красе. Растерявшиеся пираты не успели встретить атакующих у самого мостика, где те могли наступать лишь по двое в ряд, сражаясь против пятерых, а то и шестерых, и это позволило бы им продать жизнь подороже. Да только разве о славной смерти мечтали эти бандиты? Плюнув на героическую романтику, пираты побросали всё тяжёлое и сами попрыгали за борт в надежде добраться до берега вплавь и скрыться от преследования. За ними, стремясь зайти наперерез, рванулась вторая из двух унирем, и уже видно было, что лишь несколько лучших пловцов имеют реальные шансы спастись. Первая же унирема тем временем, дотопив протараненного триремой противника, погналась за последним, отчаянно выгребавшим к открытому морю. Но трирема, оставив на захваченном судне призовую команду из двух десятков морпехов, выдрала из его палубы и подняла к мачте абордажный мостик и присоединилась к преследованию, результат которого предсказать было нетрудно. Понял это, само собой, и главарь беглецов. И – ну молодец всё-таки, не перессал – ломанулся к прибрежным рифам, где широкой триреме было куда опаснее, чем ему, и та была вынуждена снизить скорость. Вперёд вырвалась лёгкая унирема, командир которой, видимо, вошёл в раж и решил, что где проскакивает пират – проскочит и он. Но пирату повезло – хрен преследователь угадал. Зная здешние подводные скалы явно лучше римлянина, беглец сумел использовать свой единственный шанс на спасение и заманить его на незаметную с поверхности каменюку, на которую тот и напоролся со всего маху. Это сразу же изменило расклад. Триреме пришлось, плюнув на преследование, спасать своих – она оказалась ближе второй униремы, а та ведь ещё и не закончила разбираться с вражьими пловцами, которых не хотела упустить, так что преследовать отчаянного лихача оказалось некому. Естественно, он не зевал, а на всех вёслах понёсся в открытое море.
Наши купцы, счастливо отделавшись от весьма нешуточной опасности, как-то не горели желанием досматривать представление, а поскорее обогнули мыс и устремились к гавани Секси. Всех ли этих пиратов, спасающихся вплавь, перехватила или перетопила унирема, и всех ли потерпевших крушение римлян спасла трирема, мы так и не увидели. Торгашей тоже можно понять – от добра добра не ищут. Если разобраться непредвзято, то уже маловероятно, чтобы на пути к Абдере нас подстерегала ещё одна пиратская эскадра – большими флотилиями своих лёгких, быстроходных и уже потому подозрительных для римского флота судов они стараются не плавать. Когда я высказал это соображение, моя бастулонка заметно помрачнела – тем более что и сам владелец судна, похоже, колебался. Но остальные купчины капитально перебздели – на хрен, на хрен! Продолжать свой путь одному нашему торгашу было тоже как то неуютно, а тут ещё и его натерпевшаяся страху команда встала на дыбы и потребовала расслабона – хорошего расслабона, настоящего – с загулом и ночёвкой. В результате в наибольшем выигрыше оказалась Софониба, получив нежданно-негаданно возможность побывать в родном городе. И нетрудно было догадаться о смысле бросаемых на меня украдкой взглядов. Мля, не хочется мне лишаться ТАКОЙ наложницы, привык ведь, жаба давит – спасу нет, но если ей судьба найти там родных и близких, значит – судьба…
Сойдя на берег и перекусив в портовой таверне, мы с ней пошли в сам город, но уже при выходе из порта я заметил, что не очень-то бастулонка рада.
– Всё напоминает о том дне? Ты не смотри по сторонам. Просто иди по улице, – посоветовал я ей.
– Дело не в этом, господин. Я, конечно, и не ждала, что