Он помолчал и повернулся.
— Я попытаюсь, принцесса, — сказал он наконец. — Не могу ничего обещать, но есть и другие, такие как я, кто остался верен королю.
— Пожалуйста, пожалуйста, попытайся, — умоляла я срывающимся голосом. — Спасибо, Руперт.
Он отпер дверь и повел меня по сырому змеящемуся тоннелю в Белую башню, через Колыбельную башню и наконец в Стальную башню, где проход сторожили трое вооруженных привратников. Они удивленно посмотрели на меня.
— Господа, — обратился к ним Руперт, когда мы приблизились.
Два стражника помоложе покосились на пожилого, который, очевидно, был за старшего. Он кивнул, Руперт наклонился к нему и что-то зашептал на ухо. Потом тот еще раз медленно кивнул. Мне показалось, что в его глазах мелькнуло сочувствие.
— Элиза Виндзор пойдет со мной.
У него был добрый, дребезжащий от старости голос.
Остальные двое расступились, и стражник повел меня по лестнице на самую вершину башни. Я подумала о том, что уже была здесь, когда пробралась в башню вслед за девушкой, которая несла Мэри чашку. Тогда я была полна надежд и уверена, что спасу Мэри и Джейми и мы все будем свободны. Какая я была глупая, надеялась, что девушка вроде меня сможет перехитрить диктатора и многотысячную армию.
Наши шаги эхом разносились по металлической лестнице. Все камеры, мимо которых мы проходили, когда-то набитые до отказа, были пусты. Корнелиус Холлистер уже казнил всех заключенных. Нас он оставил напоследок. Я мрачно представляла, как он сначала убьет Джейми, потом меня и — какой грандиозный финал! — Мэри, королеву Англии.
Потом он поднимется в Зеленую башню и возложит себе на голову королевский венец, тот, который я помогла украсть. В короне, принадлежавшей когда-то моей семье, он возденет руки и провозгласит себя королем Англии, а наша королевская кровь тем временем будет капать с эшафота.
32
Свеча стражника сгорела почти целиком, когда мы наконец дошли до камеры Мэри и Джейми. Они сидели в обнимку за столом, на котором стояла еда, но не ели. С какой-то издевательской щедростью поднос был наполнен вкусными вещами: сыром, фруктами и хлебом. Это был их последний ужин.
Я немного подождала наверху лестницы, глядя на них и не веря глазам. Может, это свет так падал, но Джейми выглядел… здоровым. Его щеки, всего несколько недель назад впалые, теперь казались вполне круглыми. Волосы были густые и блестящие. Он прямо сидел за столом и оживленно беседовал с Мэри.
— А помнишь, папа взял нас на рыбалку и мы поймали на обед только миног? — смеялся Джейми.
Мэри посмотрела на него блестящими глазами. Она тоже выглядела лучше, словно наконец-то выспалась.
— А потом ты еще захотел игрушечную машинку на Рождество, мы с Элизой засунули ее в двадцать коробок, и тебе пришлось их открывать одну за другой?
— Эта машинка все еще на полке в моей комнате. — Голос Джейми сорвался. — Как думаешь, что стало с нашим домом? Весь дворец сгорел?
— Хорошие воспоминания, только хорошие воспоминания, — сказала Мэри, словно учитель ученику, сжимая его руку.
Я не могла не улыбнуться. Даже в последнюю ночь своей жизни Мэри была все той же властной, но любящей старшей сестрой, всегда готовой искать хорошее в плохом. Вот почему она могла стать великой королевой. Она нашла бы способ вырастить урожай, заново построить города — исправить все, что погублено.
Когда я повернулась к стражнику, то увидела, что он смахивает слезу. Он открыл камеру и впустил меня.
Мэри и Джейми подняли глаза, широко распахнутые от удивления.
— Элиза?
— Я оставлю вас вместе ненадолго. Да благословит вас Господь.
Стражник, казалось, хотел еще что-то сказать. Он помолчал, словно раздумывая, не оставить ли дверь открытой, чтобы дать нам шанс бежать. Но потом со вздохом повернул ключ, и задвижка скользнула на место.
Мэри потрясенно смотрела на меня.
— Мы думали, ты погибла.
Джейми бросился ко мне и опрокинул, так что мы оба упали на пол. Мэри подошла и обняла нас обоих.
— Мэри, Джейми. — Я смотрела то на нее, то на него. — Что случилось?
Протянув руку, я коснулась лица и волос Джейми. Его кожа была теплой, а не холодной и липкой, как обычно.
— Ты выглядишь совсем здоровым!
Мэри и Джейми молча переглянулись.
— Что? — спросила я. — Что такое?
Мэри приложила палец к губам, подошла к двери камеры и выглянула за решетку. Стражник не ушел, но повернулся к нам спиной.
— Мы обещали, что никому не скажем.
— Он сказал, что его убьют, если кто-то узнает, — сказал Джейми.
— Кого убьют?
Джейми подошел к тонкому матрацу на полу и отбросил кусок муслина, заменяющий одеяло. Сунул руку под матрац, извлек пузырек янтарного цвета, наполненный белыми таблетками, и вложил мне в руку.
— Это противоядие от яда темной звезды.
Темная звезда. Она отравила мою мать, когда та была беременна Джейми. Я смотрела на бутылочку, не веря своим глазам. Все эти годы лекарство существовало, а мы не знали об этом. На этикетке крошечными буквами было написано: «К. Х.». Разумеется, Корнелиус Холлистер, изобретатель темной звезды, создал и противоядие.
— Кто дал это тебе? — спросила я.
— Один из солдат.
— Который?
— Он не назвал нам свое имя, — сказала Мэри. — Не из тех, кто здесь на постоянной службе. Пришел всего один раз и дал нам лекарство.
— Не помнишь, как он выглядел?
— Было слишком темно. Он принес это ночью, когда мы спали. Я просто услышала, что в щель что-то уронили.
Я смотрела на бутылочку.
— А зачем он дал вам лекарство, зная, что мы все равно умрем? — спросила я и тут же пожалела об этом.
— Элиза! — строго зашептала Мэри.
Она перевела взгляд на Джейми, который наконец-то выздоровел, но радоваться этому не приходилось.
— Ну, это же правда, — беспомощно сказала я, закрывая лицо руками.
Впервые в жизни Джейми был здоров. Мы все трое вместе. А утром все вместе должны умереть.
— Прости, — пробормотала я, — просто это нечестно. Так жестоко.
Мне стоило труда больше ничего не сказать.
Мэри прикусила верхнюю губу, как делала всегда, когда нервничала или принимала решение.
— Элиза, что произошло? Мы подслушали одного из солдат, он говорил, что ты сбежала из башни и погибла.
Я сидела между ними на кровати, мы держались за руки. Они внимательно слушали мой рассказ о том, как я нырнула с вершины башни (Мэри при этом даже вскрикнула), уехала на север на Калигуле, собрала армию Сопротивления и привела ее в Лондон. Под конец я поведала им о нашей неудачной атаке на Тауэр в то утро.
— Последнее, что я видела, — Калигула, едва успевшая ускакать, прежде чем ворота закрыли. Надеюсь, Полли поправится, — сказала я, сжимая руку Мэри.
Пламя свечи погасло, и в камере стало темно. Издалека донеслись шаги патрульных. Джейми положил голову мне на плечо, и я закрыла глаза, вдыхая запах его волос. Я почувствовала, как у меня дрожат губы и глаза туманятся от слез, но заставила себя думать о хорошем.
— Небеса и правда есть? — спросил Джейми, и его голосок растворился в темноте.
Я лежала тихо, боясь отвечать, потому что не была уверена.
— Да, Джейми, — сказала Мэри. — И завтра мы встретимся с мамой и папой.
— И Беллой, — добавила я. — Она сразу залает, как только увидит тебя.
Джейми хмыкнул. Смеяться над собственной смертью казалось странным, но это было все, что мы могли сделать. Я перевернулась на бок. Рука Джейми лежала у меня на спине, и я чувствовала его размеренное дыхание. Я посмотрела, спит ли Мэри. Веки ее были опущены, рот слегка приоткрыт, и даже во сне ее лицо сохраняло сосредоточенное, полное достоинства выражение.
Я нагнулась и поцеловала в лоб Мэри, а потом Джейми. Теперь я могла выплакаться. И я зарылась лицом в одеяло, чтобы заглушить всхлипывания.
В детстве мы молились на ночь, и теперь я услышала, как повторяю эту молитву.
— Боже, благослови тех, кто останется после меня: Полли, Джорджа, Клару…
Тут я подумала обо всех этих мертвых телах, сваленных во дворе.
— Прошу тебя, Господи, пусть Оуэн снова увидит своих сыновей. Пусть Полли выживет. Пусть ее мама и папа уцелеют. Прошу, береги генерала и всех его солдат. И, Господи, пусть на небесах мы будем все вместе, с мамой и папой. И спасибо тебе за жизнь, которая у меня была. Аминь.
33
На рассвете они завязали нам глаза. Я так и не увидела лица солдат, которые пришли за нами, только слышала голоса. Стражники не были злыми или грубыми, просто делали свое дело — готовили нас к смерти.
Один из них, с низким голосом и пропахшими сигаретным дымом руками, велел нам встать, отведя руки за спину. Когда он связывал мои запястья, мне показалось, что кожа у него как наждачная бумага.
Загремели ключи, дверь камеры отворилась.