Я отпустила поводья и обхватила ее за шею. Калигула согнула колени, прыгнула через расширяющийся провал и тяжело приземлилась на передние ноги на той стороне.
Мы въехали в открытые ворота, миновали колокольню, пронеслись мимо Белой и Зеленой башен: вот и внутренний двор, где на протяжении столетий казнили аристократов. Я услышала лязг. Обернувшись, увидела, как за нами запирают ворота, известные как Ворота предателей. Мы в ловушке.
Генерал Уоллес то и дело оглядывался то на башню, то на запертые ворота. Я знала, о чем он думает. Для победы нам нужно больше людей, а чтобы выбраться живыми, надо найти путь к отступлению. И тут со всех сторон на нас хлынули люди Холлистера.
Я выхватила меч, когда прямо на меня поскакала девушка в доспехах и маске. У нее не было севиля, но в нескольких дюймах от моей шеи просвистел длинный меч. Калигула развернулась и понеслась. Вдруг небо словно раскололось, хлынул ливень, и двор мгновенно заполнился потоками бурлящей воды. Дождь лил стеной, и отличить своих от чужих стало непросто.
Раненые падали с коней, вставали и устремлялись под прикрытие стен Тауэра, совершая роковую ошибку: оттуда уже нельзя было спастись. Кто-то вскрикнул, и я увидела, что меня снова атакует девушка в доспехах. Светлые волосы выбились из-под шлема. Порция. Двумя руками я подняла меч над головой. Калигула развернулась, поднялась на дыбы, я выпрямилась на стременах и обрушила меч на плечо Порции. Удар едва задел ее, она снова подняла меч и ринулась в бой.
Полли появилась рядом и налетела на Порцию. Ее бурая кобылка, конечно, не могла тягаться с боевым конем Порции, но Полли напала внезапно, Порция потеряла равновесие и с широко распахнутыми от изумления глазами рухнула с коня.
— Полли! — закричала я.
Она улыбнулась, лучась восторгом. Хотела было снова вступить в схватку, как вдруг в воздухе просвистел кинжал и вонзился ей в спину. Лицо Полли исказилось от боли и потрясения. Она медленно завела руку за спину, нащупывая; глаза ее закрылись, и она соскользнула на землю.
Я увидела торжествующую улыбку на лице Порции, лежавшей в грязи. В ушах стоял гул, а может, это было ржание Калигулы, которая неслась прямо на Порцию. Я ударила мечом, не зная, попала ли: в глазах потемнело от ярости. Порция вскрикнула и, пятясь, отползла подальше, откуда смотрела на меня горящими глазами.
У меня не было времени преследовать ее. Я соскочила с Калигулы и подбежала к Полли. Она лежала в грязи на краю поля боя, глаза все еще были закрыты, от лица и губ отлила кровь. Я опустилась рядом с ней и положила ее голову к себе на колени. Лицо было мокрое и холодное от дождя. Кинжал прошел между ребер слева. Я осторожно вытащила его. Из раны заструилась кровь, смешиваясь с дождевой водой.
— Дыши, — сказала я, держа ее за руки. — Полли, пожалуйста, дыши!
Я громко звала на помощь, но вокруг были только дождь, множество лошадей и человеческих тел, брызги грязи и рассекающие воздух цепи. Никто не пришел. Дождь усилился, капли взрывали землю, словно пули. Я уволокла Полли из толчеи в темный угол.
Она хрипло дышала. Я не могла позволить ей умереть.
— Полли, — звала я, пытаясь согреть ее руки в своих, — пожалуйста, постарайся… постарайся дышать. Я знаю, что больно. Пойду позову кого-нибудь на помощь.
Я выбежала на залитую дождем площадку, чтобы найти кого-то из солдат.
— Элиза!
Оуэн направил коня между мной и солдатом, размахивающим шипастой цепью. Она меня не задела, но хлестнула Оуэна по спине и едва не выбила из седла. Он вцепился в гриву, другой рукой стреляя из винтовки.
— Полли тяжело ранена! Надо забрать ее отсюда!
Он обернулся и последовал за мной к нише, где лежала Полли. Она еще дышала, но хрипы усилились. Я оглядела поле битвы и с облегчением обнаружила, что ворота уже взломали.
— Помоги мне поднять ее на Калигулу, — попросила я.
Оуэн втащил Полли на седло и сел сзади.
— Следуй за нами.
Вдалеке генерал созывал наше войско для отступления. Все, кто мог бежать, уходили через ворота. Земля была усыпана телами мужчин и женщин в мокрой, забрызганной грязью одежде. Отличить своих от чужих было невозможно. На земле, совершенно беспомощные, все выглядели одинаково.
Я поспешила за Оуэном в ворота. Калигула топала по грязи, темная грива насквозь промокла. Она дрожала, значит, устала и замерзла, но все равно я слегка пришпоривала ее.
— Давай, девочка!
Мост могли поднять в любую минуту.
Пули и стрелы летели мимо нас сквозь дождь, и я слышала бряцание — мост уже поднимали.
— Быстрее, Калигула! — закричала я.
Мы были совсем рядом, всего в нескольких ярдах. Калигула собралась перед прыжком, но ее левая задняя нога двигалась как-то странно. Я оглянулась и увидела длинную рану у нее в боку. Я знала, что Клара вылечит рану, когда мы вернемся в лагерь, и продолжала направлять Калигулу вперед.
Но как только она прыгнула, из пелены дождя прямо на нас выскочил всадник. Калигула заржала. Я увидела, как в бок ей вонзается копье.
Верховой приблизился. Я разглядела белокурые волосы и ровные зубы и замахнулась мечом. Он отразил удар, повернул запястье и выбил меч у меня из рук. Я очутилась на земле, и клинок был у самого моего горла.
— Ты нужна мне живой, — процедил Корнелиус Холлистер сквозь зубы.
31
— Заприте ее в башне, — приказал Холлистер своим людям.
Стражники грубо схватили меня, сковали руки наручниками за спиной, а ноги — цепями. Меня поволокли по полю боя под проливным дождем. Последнее, что я видела, когда они втолкнули меня в Белую башню, — скачущая в ворота Калигула, в боку у которой торчит копье.
Люк захлопнулся, и железная решетка опустилась на мокрый каменный пол. Я была в башне одна, в каменном мешке без окон с двадцатифутовым потолком.
— На этот раз она не уйдет, — сказал один из стражников, и вскоре их шаги по коридору затихли вдали.
Я схватилась за прутья и в отчаянии принялась их трясти, крича до хрипоты, но решетка была прочная, и никто не пришел. Наконец я соскользнула на влажный пол в полном изнеможении. Внутри была такая пустота, что я даже не могла плакать. Мэри и Джейми скоро умрут. Мысль о том, что я снова подвела их, меня добивала. В этот момент я хотела хотя бы проститься с ними.
Свернувшись калачиком и дрожа от холода, я сняла с шеи медальон. Глядя на мамину фотографию, думала о том, что хотел сказать Оуэн. Чтобы я во что-то верила.
«О, я много во что верю», — с горькой улыбкой подумала я.
Я верила, что завтра умру. Что Корнелиус Холлистер — воплощение зла. Что я никогда больше не увижу брата и сестру.
Не знаю, сколько времени прошло, когда донесся звон ключей и топот приближающихся шагов. Я вскочила и прижалась лицом к решетке, всматриваясь в темноту. Желтое пламя свечи металось по коридору, все ближе и ближе.
— Эй! — крикнула я. — Кто там?
Собственно, мне было все равно, кто там был, даже если они шли убить меня, просто я испытывала облегчение от того, что увижу другого человека перед тем, как все закончится.
За решеткой показалось лицо стражника в слабом свете свечи. Это был пожилой человек с седыми волосами и обветренным лицом, изрезанным морщинами. Он молча отпер узкую щель между решетками и просунул мне поднос с хлебом и стаканом воды.
— В качестве официального представителя Корнелиуса Холлистера довожу до вашего сведения, что завтра утром вы будете казнены вместе с Мэри Виндзор и Джеймсом Виндзором. Я пришел узнать вашу последнюю просьбу.
Свеча бросала отблески на его лицо.
— Руперт? — осторожно начала я. — Это ты?
Он промолчал, сосредоточившись на бумаге, которую держал в руках.
— Руперт, — повторила я, убедившись, что это и правда наш дворецкий, человек, которого я знала всю жизнь. — Ты меня не узнаешь?
— Простите меня, — сказал он наконец, поднимая глаза. — В ту ночь, когда они напали на дворец, у меня на глазах убили моего младшего сына. Они сказали, что, если я буду сопротивляться, убьют и дочь.
— Они убили Спенсера?!
Он же был ребенок, даже младше Джейми. Они вместе играли в дворцовых садах, копали червей и устраивали гонки улиток в тенистой роще.
— Ваша семья была так добра ко мне. Сожалею, что я не могу…
Он покачал головой, не в силах говорить.
— Руперт, ты сможешь отвести меня к брату и сестре? Пожалуйста. Я всего лишь хочу попрощаться с ними.
Он взглянул на меня сквозь решетку. Тень свечи заметалась по серой каменной стене. Руперт покачал головой и собрался уходить.
— Мне очень жаль, — тихо сказала я, глядя ему в спину. — Жаль, что помощь моей семье стоила тебе твоей семьи.
Он помолчал и повернулся.
— Я попытаюсь, принцесса, — сказал он наконец. — Не могу ничего обещать, но есть и другие, такие как я, кто остался верен королю.