— Нет, Элиза! — взволнованно запротестовала Полли. — Не говори так! Ты сделала все, что могла, чтобы спасти их, и мы попробуем это сделать еще раз.
— Это слишком опасно, — начала я, качая головой, но она меня перебила:
— Силы Сопротивления уже начали собираться. Их не так много, но с каждым днем все больше. Не все верят тому, что говорит Корнелиус Холлистер.
Полли помолчала и заговорила тише:
— В ночь, когда его солдаты сожгли наш дом, он был здесь и сам поливал все вокруг бензином. К счастью, нас предупредил деревенский сторож, и мы успели бежать.
— И с тех пор они не возвращались?
— Нет. Пока нет.
— Ну, думаю, они скоро вернутся, особенно если узнают, что я здесь.
Она кивнула:
— Значит, они не должны узнать.
— У Сопротивления есть оружие, боеприпасы?
Полли покачала головой.
— Вооружения не хватает. Но главное, люди объединяются. Городской кузнец делает мечи и дубинки по средневековым образцам… Каждый делает, что может.
— У Новой стражи есть пистолеты и севили, склады боеприпасов, боевые кони и амуниция, — слабым голосом сказала я. — Не знаю, как мы выстоим против них.
Полли сникла. Я не хотела лишать ее надежды, но она должна знать, с чем могли столкнуться силы Сопротивления.
— Наша самая большая проблема — численность армии. Тебе же известно, что Холлистер не только рыщет по округе и берет пленных, но и заставляет мужчин и женщин сражаться на его стороне. Если кто-то отказывается, его отправляют в лагеря смерти — работать до полного изнеможения. И тогда…
Вспомнив, что увидела той ужасной ночью, я вздрогнула.
— Тогда их заставляют рыть себе могилы, а потом казнят.
Полли явно была напугана.
— Тебе надо отдохнуть, — сказала она торопливо. — Все эти разговоры о лагерях смерти не помогут поправиться.
Я снова улеглась на подушки, и она бесшумно вышла из комнаты. Полли права: надо сосредоточиться на восстановлении сил. Вечерний свет лился в окна, отбрасывая сиреневые тени на кровать. Я знала, нужно быть благодарной, что я жива, но было так тяжело на душе, все пошло не так и, что бы я ни пыталась сделать, не помогало. Я смотрела на потрескавшийся потолок. В детстве мне чудились в этих змеящихся линиях очертания кролика, луны, дома, деревьев, а теперь я видела только трещины.
26
Прошло несколько недель с тех пор, как нам неожиданно принесли пенициллин, и я наконец начала чувствовать себя человеком. В чем-то это было похоже на очередные летние каникулы: мы с Полли проводили целые дни вместе, я старалась восстановить силы. Мы гуляли по окрестностям, а вечерами читали у огня. Но я непрестанно думала о Мэри и Джейми, заточенных в Тауэре. Надеялась, что они еще живы и их не подвергают мучениям.
Однажды утром мы спустились вниз и увидели за столом Клару и Джорджа. Они пили чай с тостами из черного хлеба, намазанными свежим малиновым джемом. Клара рубила пожухлые морковь и картошку, чтобы потушить в большом котле.
— Как можно надеяться, что армия протянет на таком рационе?! — в отчаянии воскликнула она.
Джордж покачал головой, не поднимая глаз от древней охотничьей винтовки, которую взялся починить. Она висела на стене в кабинете моего отца как украшение, и теперь мне было невыносимо грустно на нее смотреть. Я так скучала по папе.
Сидя у огня, я смотрела, как Полли ставит на огонь воду, чтобы заварить чай. Стопки тарелок, пустые мешки из-под муки и сахара, пустые посудные шкафы. Кухня всегда была моим любимым местом в замке. Здесь так уютно и в любое время года пылает огонь. Если замок — тело, то кухня — его сердце.
— Как ты себя чувствуешь сегодня? — осторожно спросила Клара.
— Кажется, лучше.
Пламя приятно согревало спину. Я повела плечами и потянулась. Мышцы еще не налились силой, но хотя бы не болели.
Клара подняла глаза, поймала взгляд мужа и кивнула ему.
— Элиза, — Джордж отложил штифт и гаечный ключ, — нам надо поговорить.
— Мы ждали, пока тебе не станет лучше, — перебила Клара, беспокойно глянув на мужа, а потом опять на меня. — Мне очень тяжело об этом говорить, но мы думаем, что жить здесь с нами для тебя небезопасно. Мы искали семью, где бы ты могла поселиться, где бы тебе было хорошо.
— Семью, где бы я могла поселиться? — переспросила я.
Ощущение было такое, словно в желудке лежит холодный тяжелый камень.
— Мистер и миссис Китс из Уэльса — старые друзья твоего отца, может быть, ты их помнишь. Когда ты была маленькой, они приезжали к вам в гости в Лондон.
— Мне надо уехать? Вы отправляете меня в Уэльс?
Я переводила глаза с Клары на Джорджа.
— Но здесь мой дом, все, что у меня осталось от прошлой жизни.
Клара покачала головой:
— Элиза, я знаю, это тяжело, но так будет лучше. Если Корнелиус Холлистер найдет тебя и убьет, род Виндзоров прекратится и он объявит себя королем. Мы не можем этого допустить.
Я поняла, что она имеет в виду, и сердце едва не остановилось.
— Ты хочешь сказать, что Мэри и Джейми мертвы?!
— Нет-нет, мы об этом ничего не знаем. И пока от них нет никаких вестей, надо надеяться на лучшее. Уверена, они живы. Но ты должна уцелеть, — сказала Клара, улыбаясь и пожимая плечами, но я поняла: она говорит не столько правду, сколько то, что я хочу услышать. — Генерал Уоллес проводит тебя в Уэльс под охраной сил Сопротивления.
— Я не могу вот так просто убежать и спрятаться, — запротестовала я, и слеза, скатившись по щеке, упала на деревянную столешницу. — Я уже столько потеряла. Это место — единственная ниточка, связывающая меня с прошлым.
— У тебя есть твоя жизнь! — воскликнул Джордж. — И мы стараемся тебя защитить, — добавил он и заговорил спокойнее. — Твой отец был хороший человек. Он обращался с нами как с членами семьи. Я обещал ему, что сделаю все, чтобы защитить тебя, и настала пора выполнить обещание.
Клара взяла меня за руку.
— Оставаться здесь небезопасно, Элиза, и мы не можем и дальше тебя прятать. Они вернутся за тобой.
Разумеется, она была права. Если Новая стража найдет меня здесь, Полли и ее семью убьют. Я не могла допустить, чтобы они рисковали жизнью ради меня.
— Когда мне надо уехать?
Клара и Джордж молча смотрели друг на друга.
— Генерал Уоллес заберет тебя сегодня после заката, — сказал наконец Джорж. — Мы думаем, лучше тебе отправиться в путь ночью.
— Сегодня, — откликнулась я, словно эхо. — Хорошо. Вы правы, так будет лучше.
Полли обняла меня за плечи, но от этого стало только хуже. Я заставила себя выпить чай и дожевать тост, думая, как трудно будет опять с ней проститься. Смогу ли я когда-нибудь вернуться в знакомые места, к людям, которых я люблю? Или останусь в изгнании навечно?
Покончив с завтраком, я встала и опустила кружку в ведро с водой, в котором мы мыли посуду.
— Пойду соберу вещи в дорогу.
— Я с тобой, — сказала Полли, вставая из-за стола.
— Я бы хотела побыть одна, если ты не против.
Поднимаясь на лестнице, я вспоминала, как в детстве мы с Мэри собирали одуванчики на холме. Сдували пушинки и смотрели, как они разлетаются. Вот и моя семья разлетается, как семена одуванчика. Теперь моя очередь.
Каменный пол гудел под ногами, когда я в последний раз прошла по замку, безмолвно прощаясь с каждой комнатой. С бледно-голубой гостиной с мраморным камином, где для нас вешали носки с рождественскими подарками. С детской, где мы впервые поняли, как тяжело и безнадежно болен Джейми. С курительной комнатой для мужчин, стены которой были обшиты темными панелями, и торжественным бальным залом, белая лепнина которого всегда напоминала мне свадебный торт. И напоследок я зашла в кабинет отца.
Открыв дверь, я увидела пылинки в лучах света, падающих через окно на толстые восточные ковры на полу. Письменный стол отца стоял на обычном месте, стул был отодвинут, словно он только что встал, чтобы выйти.
Отец любил старинные вещи. Коллекция миниатюрных моделей гоночных машин, обтянутая кожей фотокамера и запечатанная коробка с пленками, старые кассеты, мобильные телефоны и оловянные солдатики. Мы с Мэри часто дразнили его, закатывая глаза и называя старомодным.
В комнате пахло старым камнем, табаком и деревом — запах, который всегда будет напоминать мне об отце. Защипало глаза. Я никогда не заходила сюда без него. Вдруг он сейчас смотрит на меня? Знает ли он, как я по нему скучаю и как он мне нужен?
Поцеловав стену кабинета, я вышла на лестницу. По коридорам гуляли сквозняки.
— Элиза!
Полли стояла на пороге моей спальни. Я так и не начала собираться, отрешенно глядя в окно.
— Солнце взошло. Не хочешь выйти на улицу? Может, тебе станет лучше.
Я коснулась подоконника, глядя на облупившуюся краску.
— Хорошо.
Снаружи солнце согревало грязные переулки. В молчании мы медленно шли по тропинке, которая раньше была автотрассой. Миновали одичавший яблоневый сад, голые ветви вырисовывались на фоне неба, словно скелеты. С Семнадцати дней здесь не было яблок, но их призрачный запах витал в воздухе…