– Где первый камергер? – спросил он заместителя главы Департамента. Тон его был ровным, но манера Роана говорить сильно изменилась: обычное дружелюбие ушло, уступив место суровости. Это было вполне объяснимо: в новой роли граф не мог вести себя иначе.
– Взят под стражу, Ваше Величество.
– Арестовать следует всех, кто был с сестрою в Летнем дворце, – надеюсь, напоминание об этом излишне. Ваши версии произошедшего? – задал Роан второй вопрос.
В это время секретарь принёс серебряный поднос с двумя чашками из костяного фарфора, витыми ложечками на блюдцах и сахарницей. Он робко поставил поднос на стол перед новым королём.
– Где кофейник? – спросил его Роан.
Секретарь смутился.
– Я взял на себя смелость налить кофе в чашки, Ваше Величество…
Ильчиэлла не имела привычки пить кофе, когда принимала посетителей, и секретарь налил кофе в чашки, как он обычно делал во время совещаний. Роан нахмурился:
– Унесите это и вызовите ко мне начальника канцелярии!
Поняв, что в чём-то провинился, потерянный секретарь забрал поднос и вышел, а Роан, как ни в чём не бывало, обернулся к Блэйку:
– Итак, ваши версии?
Блэйк, которому и любопытно было, как ведёт себя новый король, и жаль любимого Ильчиэллой секретаря, отвечал:
– Ваше Величество, версий у меня пока нет…
– Нет?! – изумлённо переспросил король, округлив огромные голубые глаза. – А чем весь день вы занимались?
Блэйк хотел было объяснить, но тут вбежал запыхавшийся Грант:
– Вы звали меня, Ваше Величество?
– Этот ваш невежа-секретарь не умеет подавать кофе, – заявил начальнику канцелярии новый король. – Он что, не понимает, что кофе, налитый в чашку, остывает мгновенно? А я люблю горячий кофе. Рассчитайте его незамедлительно и пришлите ко мне моего секретаря, он прибыл со слугами. Его зовут Тимур. Пусть он сделает кофе, как я люблю. Можете идти.
Грант поклонился и вышел, озадаченный. Ильчиэлла всегда была довольна Астом, которого теперь предстояло прогнать со службы…
Блэйку не понравился ни тон Роана, ни его поспешное решение, но вмешиваться не в своё дело он не стал. Заместитель главы Департамента рассказал королю о своей поездке во Фрилэнд, а также изложил все соображения, которые пришли ему в голову во время ожидания аудиенции. Слушая рассуждения о том, куда и почему исчез консорт, Роан нехорошо усмехнулся.
– Неужели, Блэйк, вы не догадываетесь, почему он исчез?
– Нет, Ваше Величество…
– А не кажется вам подозрительным, что нападавшие точно знали схему расположения постов охраны?
Блэйк удивлённо и пристально посмотрел на Роана:
– Это кажется почти необъяснимым, Ваше Величество, но…
– Необъяснимым?.. Думайте, Блэйк, думайте!
Блэйк смотрел молча. Неужели, Роан намекал…
– Ну что вы, Ваше Величество, это совершенно невозможно!
– Невозможно? А факты? Кто, кроме вас и консорта, имел доступ к полной схеме расположения стражи? Это сверхсекретная информация!
– Ваше Величество, но Его Высочество любил королеву больше жизни!
– Любил, – усмехнувшись, подтвердил Роан. – Но где любовь, там и ревность, не правда ли, Блэйк?
Заместитель главы Департамента был обескуражен и озадачен вопросами короля.
– Ведь отношения их последнее время сильно ухудшились, не так ли?
– Никак нет, Ва… – Блэйк взглянул королю в глаза, и вдруг голова у него закружилась, ему стало нехорошо. Роан, своими большими голубыми глазами, смотрел прямо в лицо заместителю главы Департамента, словно хотел внушить казавшуюся тому дикой, недопустимой и невозможной мысль…
– Отношения. У них. Ухудшились, – медленно и раздельно проговорил Роан. – И вы прекрасно, – он подчеркнул это слово, – осведомлены об этом, не так ли? Консорт сходил с ума от ревности…
– К кому? – сглотнув, оттого, что в горле пересохло, спросил Блэйк.
– К кому? – Роан выразительно усмехнулся. – А вы не догадываетесь?
Блэйк измученно покачал головой.
– Подумайте, подумайте… В кого королева была влюблена в юности?
– К… – Блэйк взглянул на короля изумлённо. Роан кивнул.
– Умница, – одобрительно сказал он. – Блэйк, все ответы лежат на поверхности, не стоит ломать себе голову. С завтрашнего дня вы – глава Департамента. Я позабочусь о том, чтобы жалование ваше соответствовало вашим заслугам.
Он снова повелительно посмотрел прямо в глаза Блэйку. Он гипнотизировал его взглядом.
– Объявляйте консорта в розыск. Пусть у вас отпадут последние сомнения. Ступайте. Отдохните и обдумайте то, что я вам сказал… День у вас был тяжёлый, – добавил он понимающе и сделал разрешающий жест рукой.
Подавленный Блэйк поднялся, поклонился и вышел.
Когда бывший напарник Умари, ближе к полуночи, приехал домой, лица на нём не было. Дети спали, жена разогрела ему ужин. Сидя за домашним столом, он глядел на свою молодую красавицу-жену, бросившую ради него и детей театральную карьеру и беременную третьим ребенком… Если завтра он продолжит спорить с Роаном и упорствовать в своих убеждениях, – его отправят вслед за Астом, и кормить семью ему будет нечем; поэтому очевиднейшую для него вещь: никогда, ни при каких обстоятельствах не могло произойти того, на что намекал Роан! – предстояло переосмыслить…
– Извини, дорогая, – вздохнул он, чувствуя, что кусок нейдет в горло. – Извини, Майя. Я доем этот бифштекс завтра. Пойдём спать…
А наутро Блэйку стало известно нечто такое, что если и были у него колебания по поводу сделанного им выбора, то после того, как он узнал то, что узнал, последние сомнения исчезли…
Глава 4
Фарли гостил в Славии. Со своей приятельницей, принцессой Аурелией, и компанией знатной славийской молодежи они проводили время на берегу океана, в порту Граско. Ими была снята роскошная гостиница, днём они купались и играли в мяч на пляже, вечером сидели на открытых террасах прибрежных ресторанов, попивая выдержанное вино и любуясь синими просторами океана.
Двенадцатого августа, уже за полночь, Фарли с Аурелией вернулись в свой номер. Молодого человека ожидало письмо из Вэтландии.
– Кто это пишет тебе? – ревниво полюбопытствовала Аурелия.
Она бесцеремонно схватила конверт.
– Ну, конечно! Твоя Павилина. Я так и знала! Ты же клялся, что у тебя с нею ничего нет!
– Никогда никому ни в чём не клялся, – проворчал Фарли. – Дай сюда! Послушай, Аурелия, она замужем, она второго ребёнка ждёт. Перестань ревновать!
Аурелия надулась и отошла к окну, а Фарли распечатал письмо. Когда обиженная приятельница обернулась к другу, она увидела, что побледневший Фарли сидит на стуле, держа письмо в опущенной руке.
– Что-то случилось?
Фарли молчал и смотрел сквозь Аурелию.
– Нет… Невозможно… Немыслимо… Неправда!.. Неправда! Неправда! – вдруг закричал он, вскочил на ноги и бросился к гардеробу. – Я не успею… Нужно срочно ехать… Похороны… Похороны послезавтра… не успею, – бормотал он, беспорядочно перебирая вещи, не сознавая, что делает.
– Слугу позови, пусть упаковывается, – бросил он Аурелии.
– Фарли, да что случилось?! – подруга была не на шутку перепугана.
– Аурелия. Позови… Да позови же ты, наконец, слугу! Ильчиэлла умерла…
Выехав в ту же ночь, только к рассвету четырнадцатого августа молочный брат королевы достиг заставы. До Лавэнны было восемь часов езды. Фарли не успевал, похороны были назначены на три часа дня.
Бедный молодой человек плакал в карете, торопил кучера, потом приказал отпрячь лошадь и поскакал верхом, без седла.
Фамильный склеп, где лежал прах всех вэтландских королей, был на окраине Лавэнны. Когда Фарли подъехал к месту, где находилась усыпальница, прощание народа с повелительницей уже окончилось, и гробы с прахом были внесены внутрь. Сквозь огромную толпу рыдающих людей, где – толкаясь, где – сжавшись, где – согнувшись в три погибели, пробился Фарли к высоким дверям склепа. Его узнали и пустили внутрь.
В огромном прощальном зале стоял запах ладана, и мерцали сотни свечей. Тихо звучал траурный марш. Возле возвышения, на котором стояло два гроба, находилась королевская чета, свита, иностранные послы. В одном из роскошных гробов, том, что был побольше, на кружевном покрывале лежала серебряная диадема, во втором – маленьком – на подушечке покоились чётки и крохотный портрет в рамочке…
Лицо Роана в полутьме зала для прощания выглядело бледным и удручённым. Кастуся, стоявшая рядом с ним, плакала навзрыд. Фарли замер у входа. Роан заметил его и коротко кивнул. Фарли, утирая слёзы, подошёл ближе к гробам, в которых, под белыми покрывалами, лежало то, что осталось от его молочной сестры и её крохотного сына. Фарли всё ещё не мог опомниться, сознавая только, что успел, успел…
От склепа на поминальный ужин Фарли ехал в королевской карете, вместе с Роаном и его женой. У всех троих были заплаканные лица, они почти не разговаривали, погружённые в мрачные мысли об оставленном в склепе прахе молодой королевы и маленького принца, ещё совсем не успевшего пожить…