металла, так что кордубские железные рудники заинтересуют римлян ещё нескоро, не говоря уже о других, ещё более отдалённых от морских портов. Не месторождениями ограничены новые хозяева страны, а рабочей силой для их разработки…
Рабов на свои рудники римляне стремятся добывать отовсюду всеми правдами и неправдами. Тот же самый Катон, например, при всей своей честности и справедливости в самом Риме, заморские провинции считает собственностью римского народа, которыми тот вправе распоряжаться исключительно в своих собственных интересах, не считаясь ни с какими интересами самих покорённых варваров. Явного беспредела консул, конечно, не допускает, даже откупщиков всевозможных налоговых с ростовщиками гонит при случае поганой метлой, но политику при этом проводит – ну, скажем, неоднозначную. Шутка ли – заставить испанских иберов сдать оружие! Да они уже через пару-тройку месяцев новое накуют, но вот нанесённое им этим разоружением оскорбление они хрен забудут! Первый же самый пустяковый повод – и новый их вооружённый мятеж практически гарантирован. Что это, дурость? Да нет, сдаётся мне, что тут как раз продуманная политика. Разоружают ведь не всех подряд, а только некоторые поселения. Соответственно, и бунты получаются локальные, которые и подавить нетрудно. А подавив, продать уцелевших бунтовщиков в рабство – ага, на те же самые рудники, например. Кто не бунтовал, могут не беспокоиться, у римлян ведь порядок – ага, пока им на их рудники новые рабы не понадобятся.
По дороге мы уже и сами видели бредущие прямо к римскому лагерю вереницы конвоируемых римскими вояками рабов, которые стягивались отовсюду. И это здесь, близ Кордубы, рудники которой ещё толком к рукам не прибраны. Что же тогда творится возле давно и хорошо освоенного Нового Карфагена! А у ворот лагеря – несколько висящих на крестах зачинщиков подавленных римлянами мятежей. Пара-тройка из них была, кажется, ещё жива, когда мы проходили к воротам римского лагеря. Не самое эстетичное зрелище, скажем прямо, даже для нас, бывшей наёмной солдатни как-никак, но здесь не мы решаем, что эстетично, а что нет, здесь это решают римляне, а у них своеобразный вкус. А нам тут не до эстетики, у нас в этом лагере дело. Вообще говоря, его в принципе мог бы разрулить и «досточтимый» Ремд, который как член городского совета испанской Кордубы запросто получил бы аудиенцию у самого претора Дальней Испании и решил бы с ним наш вопрос напрямую. Так вышло бы, скорее всего, и быстрее, и проще, но тут играл роль и кое-какой политический фактор. Дело было связано с тем давешним вождём Миликоном, которому после переселения на лузитанскую границу предстояло взаимодействовать с нами, а не с Ремдом, и поэтому требовалось, чтобы именно нам, а не ему, он был обязан разрешением своих проблем. Вот почему «досточтимый» решил пойти другим путём, более сложным и медленным, но зато политически правильным. Он выхлопотал для нас встречу не с самим Аппием Клавдием Нероном, человеком занятым и важным, целым претором как-никак, на контакт с которым мы рылом не вышли, а с сошкой помельче его, не настолько важной в оккупационной администрации провинции.
Гней Марций Септим, римский всадник, был младшим братом Луция Марция Септима, возглавившего римлян, уцелевших после разгрома братьев Сципионов – отца и дяди будущего Африканского, отличившегося с ними в сражении при Ибере и вошедшего в командный состав испанской армии самого будущего победителя Баркидов. В общем – «того самого» Луция Марция. На беду героя, в Риме мало быть «тем самым», чтобы выйти в люди, надо быть ещё и «своим» для именитых отцов-сенаторов, весьма косо смотрящих на безвестных выскочек. А Луций – мало того что не получил официального назначения, а был избран солдатами «на безрыбье», так ещё и, не зная броду, подписался под своим письмом-докладом сенату как пропретор. Без всякой задней мысли подписался, просто по факту исполнения обязанностей и осуществления полномочий, но в сенате даже это сочли вопиющей наглостью. Наказать, конечно, не наказали, герой как-никак, но и в должности не утвердили, и так и сгинул бы он в безвестности, не прославившись больше ничем, если бы не был отмечен и приближен к себе только что прибывшим в Испанию молодым «тем самым» Сципионом. Стоит ли удивляться тому, что малозначительные всадники-плебеи Марции тоже вошли в число клиентов могущественного патрицианского рода Корнелиев Сципионов? Вот в качестве такового клиента и Гней, брат Луция, избравшись квестором, получил по протекции влиятельного патрона назначение в Дальнюю Испанию к претору прошлого года Квинту Фабию Бутеону, тоже из числа сципионовских друзей, да так тут и остался проквестором в администрации нового претора, не привёзшего ему замены. Связи с ним у кордубского представителя Тарквиниев установились за прошлый год хорошие и плодотворные, и грех было бы ими не воспользоваться.
Не зная пароля, которого нам как «людям с улицы» знать и не полагалось, так вот запросто в римский лагерь не войдёшь. Но нам и не требовалось запросто, нам было назначено. Услыхав названное нами имя преторского проквестора, начальник привратной стражи послал к тому солдата за подтверждением, и уже вскоре наш бывший «бригадир», представившись по запросу, получил «добро» на проход себе и сопровождению, то бишь нам. И хвала богам. Не то чтобы нас так уж тянуло пообщаться с римским начальством, наверняка заносчивым до омерзительности, но ждать не пойми чего вблизи от крестов с распятыми приятного ещё меньше. Тем более что скучающая на посту привратная стража развлекалась как могла, а могла она не так уж и много – сымитировать замах пилумом или дротиком для броска или прицеливание из лука для выстрела в ожидающего у лагерных ворот туземного просителя. Учитывая полное бесправие местных по сравнению с любым римлянином и то, что часовой вообще всегда прав, не так-то легко было воспринимать эти незамысловатые солдатские шутки с тем же чувством юмора, с которым воспринимала их сама развлекающаяся римская солдатня. А останься мы ожидать Фуфлунса у ворот – это означало бы, что мы и есть как раз та шелупонь, с которой можно шутить таким манером совершенно безнаказанно…
Пройдя гуськом в слегка приоткрытую для нас створку ворот, мы последовали за легионером-сопровождающим по самой главной улице лагеря к его административному центру – преторию. И – вот что значит ВИП-статус нашей делегации – никто и не подумал разоружить нас у ворот. Это только потом уже, в самом центре лагеря, за линией палаток военных трибунов, охранявшие преторий триарии попросили – не потребовали приказным тоном, а именно вежливо попросили – сдать оружие, и тогда мы отстегнули свои