Она с трудом разлепила глаза и со слабой улыбкой проговорила:
— Вернулся... Живой...
У меня аж все слова разом застряли в горле тугим комком.
Я наклонился, сгреб ее в охапку вместе с плохоньким одеялом и вытащил из этого проклятого чулана.
Впервые мне было глубоко насрать, кто и что по этому поводу подумает. Я вынес Нику из-под лестницы и поднялся наверх мимо онемевшего Берна, изумленно вылупившегося Криса и Яна, у которого брови поползли на лоб.
Пихнув дверь в свою комнату ногой, я занес девушку в свою комнату и положил на кровать.
— Подожди, я сейчас... Я тебе мед привез. Он помогает кошкам от простуды? — бормотал я, наскоро разбирая постель.
— Ты не должен... — проговорила Ника. — Ты — мой хозяин... Я должна служить тебе... Я должна... тебе... А не ты...
— Перестань, а то я рассержусь, — прицыкнул я на Нику.
Развернув мою больную, я стащил с нее юбку и рубашку, оставив только в тоненькой нижней сорочке, и уложил на подушку под одеяло.
— Скажи мне, что тебе принести? Чего ты хочешь?
— Мне стыдно... — прошептала Ника, пряча нос под одеяло. — Прости меня...
Я погладил ее по влажным волосам.
— Глупая, тебе не за что извиняться. А вот мне — стоило бы. Обещал защищать и заботиться, а сам... Так что тебе принести?
— Молока... — робко проговорила девушка. — Теплого... с медом...
— Хорошо.
Я вышел из комнаты и почти столкнулся с Яном.
— Это что еще за представление? — хмуро спросил он.
Я совершенно спокойно посмотрел ему в глаза и ответил:
— Ника больна, и ближайшее время жить она будет у меня. Я не оставлю ее в той каморке, где дышать нечем.
— А с чего ты, собственно, взял, что имеешь право решать за нее такие вещи?
— С того, что я — ее хозяин, — прямо ответил я.
Лицо Яна изумленно вытянулось.
— В смысле... Как? Официально?
— С печатью на ее груди — это считается официально?
Янус присвистнул.
— Более чем. Ну ты, Даня... Такой геморрой себе завел, я тебе скажу!..
— Знаю, — буркнул я.
— Боюсь, что еще нет, — вздохнул Ян, почесывая себе затылок. — Хотя, с другой стороны, если у Ники теперь объявился хозяин, ей в общем-то можно больше особо и не скрываться. И у меня на одну проблему меньше...
— Я хотел сходить на кухню за молоком с медом для нее, — сказал я.
— А, ну это дело хорошее, — проговорил Янус, отступая в сторону и давая мне дорогу. — Если что, завтра Кассандра с Азрой и Тенью уже должны вернуться, она немножко подлатает ее. По крайней мере, ее человеческую половину.
— Это было бы отлично.
— Ладно, там видно будет... Но ты, признаться, меня прям огорошил. Чтобы она выбрала себе хозяина!.. — покачал головой Янус.
— Я и сам немного обалдел, когда она пришла ко мне с этим предложением. Но теперь уже что сделано, то сделано.
— Да уж... Ладно, иди за молоком. А потом придешь расскажешь, как все у вас прошло.
— Оно прошло — и это единственное, что я готов рассказать, потому что все остальное я бы с удовольствием выкинул из памяти и помылся, — честно признался я. — Слушай, я все понимаю, конечно... Но что тут у вас за хрень с богами-то происходит? Кого ни возьми — все какие-то звезданутые! Один от депрессии в лесном озере прячется с кукурузным початком в руках, другая задницей виляет и детей ворует, третий вон вообще!..
Я умолк, возмущенный до глубины души...
Блин. Черт. Черт, я больше никогда не буду использовать это выражение, потому что тут же вспоминаю трехголового похотливого урода!
Ян помрачнел, усмехнулся.
— Да, это ты верно подметил. Понимаешь, какая штука... — он на мгновение умолк, потер пальцами лоб. — То, что ты видишь, Даня — это последствия... Как же тебе объяснить, чтобы ты понял... Местные боги переполнены силой, которую не могут использовать. Каждый из них будто втиснут в какую-то уродливую форму, и им приходится как-то вмещаться в ней, искажая себя. Они заперты в мире, где больше не имеют возможности быть теми, кем должны быть. Но и не быть тем, что они есть, боги не могут. Я тебя совсем запутал, да? В общем, им всем хреново здесь, Даня. И они пытаются выживать, всякий по-своему. И при этом изнывают от того могущества и той силы, что приходится им подавлять каждое мгновение их жизни. Кто-то старается забыться с помощью дурмана, кто-то начинает заигрывать с людьми, кто-то утопает в разврате. А некоторые просто сходят с ума в буквальном смысле этого слова. Думаешь, Тлалок очень рад пожирать головы кроликов и по мольбе жрецов включать дождь? Да еще пару веков назад он бы смыл морской волной все это стадо в балахонах! Или Арахна очень счастлива лепешкам, брошенным ей в храме, как безмозглой твари?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Я слушал каждое его слово, как зачарованный.
Мне будто приоткрылась потайная дверь, в которой скрывалась суть всего мира.
— Но... Что им мешает оставаться теми, кто они есть?..
— Младшие боги подчиняются своим законам, — хмуро ответил Ян.— И эти законы для них устанавливаются Великим Пантеоном первородных богов. Которым направить изменчивые потоки энергий этого мира таким образом, чтобы хорошо было им, а не сосланным сюда и отверженным от Чаши Созидания божествам. Весь этот мир, его боги и безумные божки — все это на самом деле очень хрупко, Даня. Ну да ладно. Давай, лечи сейчас свою кошку, но слишком-то не растекайся. Потому что, возвращаясь к нашим насущным баранам, через четыре дня нас ждет большая движуха. Это будет день урожая, и мы со старшим отрядом планируем массовое выступление. И ты — одно из главных действующих лиц.
— Я??? — удивился я.
— Ты, — подтвердил Ян. — Так что будь готов.
— А что мне там делать-то?..
— Потом расскажу. Сегодня уже отдыхай.
— Спасибо, — искренне поблагодарил я магистра и отправился в кухню.
С теплым молоком я вернулся в свою комнату и принялся поить Нику с ложки. Вылакав таким образом всю чашку, она заснула.
Полночи я караулил Нику и ее жар, вооружившись мокрым полотенцем. И когда щеки девушки стали совсем нестерпимо горячими, я уже собрался было пойти к Яну и попросить или потребовать обратное благословение Джасуры, но тут вдруг болезнь отпустила.
Ника лежала вся сырая и прохладная, и у мне сразу стало как-то спокойно и уютно.
Я лег рядом с ней и мгновенно отключился.
На утро вся школа уже знала, что Ника — кошкодевочка, и я, чтобы оказать ей прикрытие после расформирования школы, стал ее хозяином и теперь забочусь, как могу. Видимо, Ян постарался.
Я не возражал.
А вечером, ощутив сменившийся ветер и немного окрепнув, Ника даже спустилась вниз на ужин.
И появилась она уже во всей своей красе, не прижимая уши и не пряча хвоста, который игриво выглядывал из-под короткой юбочки розового платья.
Милота, да и только!
Той ночью мне не спалось. Не знаю, почему. В голову лезли всякие дурацкие мысли, и я напрасно пытался утопить их в пиве в опустевшей харчевне.
А потом вдруг из своей комнату спустился Эрик.
— Эй, а ты чего не спишь?.. — удивился он.
— А сам? — улыбнулся я.
— Да так... — вздохнул тот.
Я вопросительно приподнял брови.
— Ну?..
— Покурить не хочешь? — неожиданно спросил тот. — Я бы воздухом подышал.
— Который я прокурю? — усмехнулся я, поднимаясь из-за стола. — Ну, пойдем...
Мы вышли из кабака, поежились. Ночь выдалась прохладной, но ясной.
Я ни о чем не спрашивал, давая Эрику возможность самому заговорить, когда он будет готов. А в том, что он заговорит, я не сомневался — очень уж несчастный у него был вид.
Вытащив папиросу, я неспешно закурил, пуская дым в небо.
— Хорошо, что наша птица теперь не орет, — проговорил Эрик, подняв голову на бронзового грифона.
— Да, городской совет запретил, — усмехнулся я. — Горожане жаловались, что к кабаку подойти нельзя...
— Да? Я не знал... — рассеянно отозвался Эрик. — А еще я не знал... что Янус под видом подмастерий уже не один год удерживает в школе воинов, которые и некоторым мастерам могут дать фору.