пошли запасы гвоздей, саморезов, хороших досок и старый шкаф из чуланки. Доски он ещё наделает, но невозможно в кратчайшие сроки найти фанеру и такую идеально высушенную древесину. Но кое-какую оптимизацию конструкции он всё-таки провёл. Та же хорошо просушенная древесина, запас которой ещё оставался, и фанера от старой мебели. А также использование элементарных знаний сопромата.
На беговые лыжи рёбрами (привет, сопромат!) легли пять досок по метр-двадцать. Каждая разной ширины (высоты) — чтобы компенсировать кривизну лыж. Пришлось повозиться, но мужчине удалось получить горизонталь по всем верхним кромкам. Ничтоже сумняшеся Михаил прикрутил поперечины на железные уголки — по четыре на каждую, чтоб держалось со всех сторон. Теперь продольные балки. Пять штук, уже плашмя — трудновато сцепить две доски ребром. Можно, но сложно. И дольше в десятки раз. Использовать столько уголков для соединения стало жалко. Поэтому, аккуратно просверлив, он вколотил в каждое соединение гвоздь и прикрутил на саморез. Саморезы — чтобы не отрывалось. Гвозди — чтобы не происходил сдвиг вбок и не ломало саморезы. Немного подумав, мастер увеличил количество балок до девяти, расположив новые в промежутках.
Потом — бортики из самых широких досок. Получилось не слишком высоко, может, сантиметров на пять выше рамы, потому что половина доски оставалась ниже ватерлинии. Но зато эти борта сцепляли всю конструкцию в ещё одной плоскости. Все соединения бортов — и между собой, и с дном, и с поперечинами — скреплены железными уголками. Поверх рамы — щит из фанеры-тройки. Получился плоский и вытянутый короб, из-под которого не выглядывали даже кончики лыж — платформу пришлось делать немного длиннее, иначе не влезла бы палатка.
Теперь предстояло повторить конструкцию точь-в-точь. А в голове уже вертелись способы жёсткого соединения саней и крепления на них палатки. С этими мыслями он и уснул.
* * *
На следующий день Михаил проснулся со странным ощущением. Что-то зудело на краю сознания, как будто он забыл что-то. Что-то важное, хотя и неактуальное. Девушки ощущали его странное состояние, пытались растормошить, но он только отмахивался. А когда узнали причину хмурого настроения — наперебой начали предлагать варианты.
Перебрали этапы подготовки к экспедиции и вообще к зимовке. Корма, что для людей, что для животины заготовлены. В крайнем случае, можно сходить на охоту, да и лошадей предполагалось выпускать на выпас — для экономии запасов, чтобы на весну хватило. Девушки даже устроили очередной загул в постели. Как говориться, плохое настроение устраняется одним способом: надо зае…ся в кровати, а не помогает — зае…ся на работе.
Загул не задался: мужчина не мог отвлечься от зуда в голове, а девушки чувствовали, что он не обращает внимания на их прелести.
Чуть не переругавшись, вернулись к подготовке экспедиции. За день Михаил собрал вторые сани и даже подготовил крепление их между собой.
Собрались вечером за столом: доложить уже сделанное и установить очерёдность решения задач. Девушки обсуждали, что удобнее надеть в походе, а Михаил бездумно листал отрывной календарь. Очередной листок ворвался в мозг ярко-красным. Единственный цвет, кроме чёрного, который использовали при печати, оказался именно красный. И вот сейчас на рисунке почти не осталось места, кроме этого самого красного. Мужчина уставился на алый флаг. Взрыв воспоминаний: он, маленький, на плечах у папы плывёт по морю из красных флагов, флажков и воздушных шариков; гигантская фигура Ленина; залп сорокапяток на площади; он же, но уже в красном галстуке, в строе таких же пионеров…
— Алё, гараж! Орбита, Орбита! Это Земля, ответьте!
Слова лились где-то на периферии, не задевая сознание. Что-то мягкое коснулось губ, закрыло рот, не давая дышать. Михаил пришёл в себя и резко вздохнул, возвращая контроль над телом.
— О! Заколдованный лягух очнулся.
Прояснившимся сознанием он отметил наличие перед глазами двух любимых организмов, оценил и наряды сидящих перед ним жён.
— А чего это вы… топлесс?
— Да вот, некоторые заимели дурную привычку: пугать ни в чём неповинных девушек. — Хмыкнула старшая.
Ира пояснила:
— Ты уже полчаса сидишь и ни на что не реагируешь. Ольга тебя уже титьками по щекам отходила, а ты ноль реакции.
Михаил задумчиво оглядел жену. Та пожала плечиками и… Немного покраснела.
— О чём ты хоть задумался?
— Сейчас…
Он зарылся в записную книжку с таблицей старого и нового календарей.
— Точно! Вот!
И показал картинку с флагом, которая сбила его с панталыки.
— «День седьмого ноября — Красный день календаря!» — Вспомнила Ольга детский стишок.
— Вот именно!
— А чего так затупил?
Михаил смог только пожать плечами:
— Не знаю. Просто вспомнилось детство, как я ходил на демонстрации. Когда всё это казалось правильным, нужным. Что мы построим коммунизм.
— А теперь? Считаешь всё это неправильным и ненужным? — Спросила Ирина.
— Почему же? Считаю так же. По крайней мере, до сих пор считаю, что коммунизм — справедливый строй. Но у нас отобрали веру в будущее. В то, что мы придём к этому самому коммунизму. Почти тридцать лет после известных событий народ не жил, а выживал. Да и сейчас продолжает, наверно. А чем это кончится — мы никогда не узнаем.
— Но как же свобода слова и всё прочее?
— А что «прочее»? Нет, сначала о свободе слова. Гласность, хозрасчёт и ещё некоторые моменты — это отлично начато партией в Перестройку. Ну, так и пусть продолжалось бы. Были бы кооперативы, фермеры и прочее. И советский строй. Думали ведь, что новый НЭП будет… Тавтология, да-а-а…
Он махнул рукой:
— Так ведь нет — стоило ослабить поводок, как сначала порушили страну. Державу развалили. И в этом не Мишка «меченый» виноват, а «беспалый». А потом началось разбазаривание: тотальная приватизация, передача крупных предприятий в частные руки.
Михаил закашлялся, жадно глотнул компота из сушёных ягод.
— Вот в этом и вижу… Даже не ошибку — целенаправленную диверсию. Целая система, рассчитанная на взаимное производство между предприятиями по всей стране, оказалась похерена. Все предприятия внезапно стали частными. При этом владельцами стали не те, кто заинтересован в развитии этих предприятий, а какие-то левые люди. Планы реконструкции — побоку, потому что дорого. Уволить «лишних». Зарплату урезать и не платить по полгода. С уходом заинтересованных людей пропали и связи между предприятиями. И кто первый подсуетился? Правильно! Иностранный капитал. Им надо было всобачить свой товар, они и всобачили. Привыкли они работать быстрее. А наши всё телятся.
— Но ведь всем известно, что плановая экономика — тупик. Что в США, в Европе — рыночные отношение.
— Как эту сказку нам напели в конце восьмидесятых, так и верят. Где рыночные отношения? В США,