Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Заведение это было не слишком известное, а его название не гремело в СМИ и рекламе. Зато имелась претензия на элитарность. И не только потому, что дворяне первым делом именно сюда старались запихнуть своих детей. Но ещё и в силу того, что тут был чуть ли не индивидуальный подход к учащимся.
Короче, даже если бы вдруг мама родила меня двусердым, попасть сюда мне не светило. Потому что бесплатных мест здесь не водилось, в принципе. Хотя нет, я мог бы проучиться тут целых полгода — если бы, конечно, заранее озаботился поиском денег. Очень больших денег. Потому что полгода обучения здесь обходились двусердым в 4355 рублей, а поступить можно было только после 18 лет. Всё это поведала мне официальная страничка «Василька» в сети.
Обучение длилось три года. И почти не пересекалось с обучением в пандидактионах. То есть, приходилось выбирать: либо получай с семнадцати лет классическое греческое образование, либо жди восемнадцати — и становись натренированным двусердым. Само собой, простой люд предпочитал пандидактион. А вот дворяне могли себе позволить и более интересные схемы.
Итак, в 7:50 утра, как воплощение самой пунктуальности, я вошёл в двери административного корпуса «Василька». И, уточнив направление, отправился наносить визит проректору сего почтённого заведения, Малой М. М.
Её кабинет располагался на первом этаже, в правом крыле административного здания. В шаге от нужной двери я замер, не решаясь сделать последний шаг в тёмное будущее.
И это спасло мне, далее на выбор: лоб, нос, пальцы на руках и чувство собственного достоинства. Потому что дверь распахнулась, со всей дури долбанув по стене ручкой — судя по дырочке в полу, когда-то тут стоял ограничитель, но, кажется, не выдержал издевательств — и выпустила наружу милейшее существо.
Росту в этом существе было в лучшем случае метр семьдесят. Но тут стоило бы учесть каблук элегантных чёрных туфель!.. И каблук, надо сказать, немаленький.
Выше шли стройные ноги, спрятанные в шоколадную юбку типа «карандаш» чуть ниже колен. Ещё дальше — начинались вполне себе отличные крепкие бёдра, тонкая талия и грудь третьего размера.
Завершало композицию насупленное лицо с раскосыми глазами. И узнаваемыми чертами аборигенного населения Восточносибирской части Русского царства.
Виноват! Где-то под грудью ещё болтался нагрудный знак. И он оповещал всех, кто не застрял взглядом выше или ниже, что перед ними стоит не абы кто, а целый проректор училища.
То есть Малая Мария Михайловна.
И если Федя во мне говорил, что дама для меня явно старовата — всё-таки лет уже под сорок — то Андрей тихо пускал слюну.
Ну а пока мой взгляд скользил по проректору — уши успели уловить конец какого-то разговора. И, видимо, не очень приятного. Потому как женщина завершила его, решительно выпалив:
— Вот заезжай и забирай! Или справляйтесь сами! Всё!..
Ткнув пальчиком в отбой вызова, Малая М. М. наконец-то заметила новое действующее лицо.
И уставилась на него, то есть на меня, с нехорошим прищуром:
— А позвольте-ка узнать, молодой человек, кто вы такой, и что тут забыли?
Поскольку Андрей был в отключке и ничего подсказать не мог, я вспомнил то единственное, что не вылетело из моей головы при виде Марии Михайловны.
Намертво вбитый устав, то есть:
— Разрешите представиться! Седов Фёдор Андреевич. Для зачисления в училище прибыл! — отрапортовал я, выставив перед собой папку с документами, как щит.
— Кто будет зачислен в училище, а кто нет, здесь решаю я! — отрезала Мария Михайловна, глядя на меня с ещё большим подозрением. — А вы, молодой человек, просто прибыли на собеседование.
— Так точно! На собеседование! — отчеканил я.
И понял, что выбранная тактика топит меня не хуже вступительных экзаменов. Прищур раскосых глаз проректора стал совсем нехорошим, а губы сжались в тонкую полоску.
— Послушайте, Седов! А ну-ка прекращайте эти воинские замашки! — потребовала Малая М. М.
А для убедительности ткнула ухоженным пальчиком с маникюром цвета «кофе с молоком» мне в папку на уровне груди:
— Что это вы тут развели царскую армию? Нормально общаться не умеете? Вчера ещё с саксами воевали, в окопах кашу ели?
— Так… Вчера не воевал. Три дня назад воевал. Не с саксами… — опешил я, глядя в её безжалостный азиатский прищур и осознавая, что пощады не будет.
— Прекращайте!
— Так точно… — растерялся я, уже видя, что Малая вот-вот выставит меня вон, и что я сам приблизил этот миг ещё на шаг. — Виноват…
Прищур проректора опасно дёрнулся, а бровь поползла вверх.
— Исправлюсь… Ой… Дерьмо!..
В этот момент бровь Марии Михайловны вернулась на место, глаза перестали напоминать чёрные чёрточки, а губы искривились в приветливой улыбке:
— С последним утверждением вы, молодой человек, определённо стали ближе к академическим кругам нашего царства! — довольным голосом заметила она.
— Прошу прощения, Мария Михайловна! Само вырвалось! — краснея, извинился я.
— Ну раз уж из вас ещё способна вырваться нормальная, хоть и вульгарная человеческая речь… Давайте вашу папку, Седов! — Мария Михайловна требовательно выставила руку вперёд, ладонью вверх.
Я осторожно отвёл от рубашки свою единственную защиту против этой гарпии… И так же осторожно водрузил её на маленькую, но цепкую ладошку. А проректор, ловко перехватив папку пальчиками, указала ею на распахнутую дверь и тоном, неуловимо напоминающим нашего сотника, гаркнула:
— В кабинет!
И я двинулся в логово этой смертельно опасной твари.
— На стул! — за моей спиной грохнула дверь. — И сидеть!
Стул в кабинете был единственный. Он стоял прямо перед столом проректора. Обычный стул, но очень неудобный: как будто специально созданный для тихих малозаметных пыток. С металлической спинкой и маленьким круглым сиденьем. Я прямо как наяву представил, что поперечные прутья на спинке вот-вот вопьются мне в позвоночник… И осторожно примостился на самый краешек сиденья.
А проректор, обойдя стол, по пути скинула сумочку и висящей на сгибе локтя пиджак. И с довольным видом утонула в необъятном и несомненно удобном кресле, закинув ногу на ногу и листая папочку с моими данными.
Я туда заглядывал. В папочку, то есть. В самом начале шли мои оценки из гимназии. А также графа «личные победы в конкурсах и олимпиадах», напротив которой было всего одно слово: «ОТСУТСТВУЮТ». А