Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тёмно-рыжий кирпич, из которого были сложены стены, с годами запылился, натурально став тёмно-серым. И чистить его, похоже, никто не собирался. Вокруг здания был разбит маленький парк, такой же мрачный и тенистый. А всю территорию окружала чугунная ограда.
В общем, берлога самого таинственного Приказа — после Тайного, конечно — выглядела под стать названию. И, судя по пустой набережной, люди предпочитали мимо лишний раз не ходить. Уж очень мрачной была репутация у меченых.
На проходной меня остановили два ратника в тяжёлой броне и с жутковатого вида автоматами. Называлась эта машинка «автоматическое нарезное ружьё фабрики Топорова». Или просто «топор». У этих ещё и порядковый номер был: двадцать второй.
Оружие было заточено под патроны, усиленные «тенькой» и опасные даже для высокоранговых двусердых. Ну и для отродий Тьмы, само собой. Но задача этих конкретных ратников явно состояла в том, чтобы, в случае чего, разобраться с мечеными.
И они такие были не одни в здании. Их хватало, кажется, почти на каждом этаже, где мне удалось побывать.
А побывать мне пришлось много где!..
Первым делом я, само собой, отметился в приёмной, где мне подсказали, куда идти дальше. Затем отправился в отдел кадров, где со мной пообщались сразу два специалиста — кадровик и психолог.
Следом пришлось поочерёдно посетить лекарский этаж, а затем — врачебный. В чём разница? А я сейчас объясню.
Получить звание врача в этом мире было сложно. Потому что врач здесь был в первую очередь не врачом, а учёным, который работает с целым парком специализированного оборудования. И не столько для лечения, сколько для изучения «теньки» и двусердых.
При этом сами они не пользовались «тенькой». И даже приборы применяли исключительно те, что работают без её участия.
В то время как лекари и знахари активно использовали «теньку» для лечения.
Едва вырвавшись из цепких рук местных эскулапов, я снова отправился в отдел кадров. Где и был удостоен общения с важным человеком. И не просто важным: это был царский поверенный в вопросах образования двусердых. Он, конечно, состоял в Тёмном Приказе, но мог докладывать в обход приказного головы, то есть своего начальника, напрямую царю.
Когда я пришёл, на столе этого старого боярина уже лежало моё личное дело.
И с того момента, как его читал Соболев, оно заметно подраспухло.
— Седов, значит… — задумчиво проговорил царский поверенный, перелистывая страницы. — Странный ты Седов, так-то…
— Нормальный, ваше благородие, — попытался оправдаться я.
— Не-не… Странный! — не поверил мне боярин. — Все так говорят!
И потыкал пальцем в моё личное дело, будто я его читал и знаю, кто эти таинственные «все».
— Отправим тебя, Седов, в училище! — наконец, сообщил вердикт боярин. — Будешь учиться.
Как будто в училище за чем-то другим идут… Нет, вообще-то идут! Заводить полезные знакомства, например. Но на первом-то месте, в любом случае, учёба!
— В загородном училище мест нет… — всё так же, будто мне это что-то говорило, продолжил боярин. — Направлю-ка я тебя в Покровское имени Василенко! Там тебе, дружочек, самое место!
Страшно звучит… Так-то… Будто в тюрьму распределил.
— Иди-ка в бухгалтерию, Седов! Получи там подъёмные. А потом вернёшься и заберёшь у моего доверенного документы для поступления.
— Разрешите идти?
— Да вали уже, так-то…
— Понял. Принял. Свалил, — не удержался я от того, чтобы поприкалываться.
Но боярин обо мне уже, похоже, забыл. Впрочем, стоило мне выйти от него, как настроение сразу поползло вверх.
Вы только вдумайтесь в эти слова: получить подъёмные в бухгалтерии. Они же как музыка звучат, ей-Богу!
Особенно «подъёмные» слух ласкают. Ура, деньги просто так дают!
Давали, похоже, многим. Перед бухгалтерией даже очередь небольшая скопилась. Пока ждал, когда позовут, и прикидывал, сколько мне денег не пожалеют дать, рядом со мной остановился мужчина.
— Ба! Какие люди! — произнёс он. — Федя, ты уже убил медведя?
С медведем-то меня давно уже достали, но я от резкого ответа удержался. И не зря.
Мужчиной, стоявшим передо мной, оказался тот самый боярин, что вытащил меня с заставы и помог «родиться». Паша, как его называл мой лекарь.
— Добрый день, ваше благородие… Простите, не знаю отчества! — поздоровался я, начиная подниматься.
Однако Павел хлопнул меня по плечу и сам приземлился на соседний стул.
— Да Павлом зови, на хрена мне все эти отчества и титулы? — хохотнул тот. — Не ожидал тебя встретить, малец…
— А я вас, — признался я. — Вы же вроде на заставе остались.
— Ага, раненых вертушкой отправил, а сам ещё повоевал, — кивнул он.
— Как они там? Держатся? — спросил я, потому что у меня засосало под ложечкой.
Ну ведь боярин-то тут. Значит, застава там без двусердого! Неужели бросил?
— Всё там нормально. Окопались. И щит держится. Только припасы нужны. Вот я снова вертушку и вызвал. Без меня уже просто не прорваться. Полечу завтра обратно уже с пятью транспортами, забитыми под завязку.
— Уф… Я уж испугался, — честно признался я этому странному боярину. — Подумал, раз вы тут, то, значит, там уже всё…
— Не ссы, Федь! Денёк они без меня продержатся. А я хоть премию за тебя получу… Война войной, а пять тысяч — это пять тысяч. Если про них не напомнить, ещё и зажать могут.
— Спасибо, что помогли тогда. И мне, и десятнику нашему, — искренне поблагодарил я.
— Ну а что было делать, Федь? Берёшься делать доброе дело — делай его до конца. Мог бы я и одного тебя вывезти… Но обрёк бы тяжёлых на смерть: там, в поле, без ног они бы долго не протянули. А раз вывез, то надо побеспокоиться, чтобы живы были, да?
— Да, наверно, так правильно, — согласился я.
Зануда Рыбаков, правда, нашёл бы в этом принципе сто миллионов исключений. Но мой внутренний Андрей вообще был циничной сволочью, чего уж скрывать?
— С боярином Малюковым удалось пообщаться? — неожиданно посерьёзнел Павел.
— Это который поверенный царя по новорождённым двусердам? — на всякий случай уточнил я, хотя вроде бы только от него вышел.
Просто фамилию забыл. Ну плохо у Феди с именами, что делать? Зато когда запомнит — уже навсегда.
— С ним, ага… — кивнул Павел, с интересом глянув на меня.