Читать интересную книгу Стальное зеркало - Анна Оуэн

— А еще, — ехидно спрашивает Мадлен, — что из-за вас вышло?

Господин комендант насмешки не замечает. Смотрит в кружку, будто что-то важное в ней утопил, ежится, морщится, аж опять усы обвисли. И не то его беспокоит, что он во всем городе не нашел себе сейчас, когда генерал отбыл в Арль, слушателей по чину — а ведь у арелатцев с этим не как у нас. И не то, что он — католик, из всех мест, где можно пообедать, да поговорить, выбрал дом Мадлен Матьё.

— Я, — говорит, — еще и Гуго, и де Рэ… приставил одного к другому. Один молодой олух, другой оказался — даже не олух, я не знаю, что такое, прости, Господи. Вот и вышло. А потом с кораблями с этими — это ж тоже я, а не господин генерал! Он как яму увидел, так и обомлел, а я сразу давай все устраивать. А он потом… в шторм… — щека у де Вожуа дергается. — Он же из подвала выходил — знаете? Конечно, знаете, у вас все про чудо говорят… чудо, конечно… догадаетесь, зачем выходил и что он там проверял? Он. Не я, который все это делал, а он.

Если, думает Мадлен, я его черпаком огрею, да пришибу ненароком — это какой же шум-то поднимется? На весь город, выше всех их колоколен идолопоклоннических. Особенно для пришлых из Арелата. Горожанка — дворянина, коменданта, и даже не при покушении на честь там, или имущество. А что при покушении на здравый смысл — нет такого запрета, этот смысл можно и живьем резать, и хоть в море топить почем зря.

Чудо, конечно, было. Чтоб простой человек, из крови и плоти, творение Господне, по тому шторму гулять прямо в самый разгар ходил — и еле-еле сапоги замочил, это из чудес чудо. Что господин де Рубо судьбу испытывал и Господа искушал, чтоб явный знак получить — уже не чудо, а грех, самый что ни на есть. Но если ему простилось, значит, была на то и милость, и причина. А вот что это все из-за господина де Вожуа вышло — это уже и насилие над здравым смыслом, и гордыня непристойная, и вообще глупость несусветная.

— Господин комендант, вам голова на что дана? Чтобы вы думали — или чтобы поводы подыскивали отчаянию предаться? Ваш генерал и то умнее. Испугался, что его под то же колесо, что и епископа с магистратом, затянуло, и что от него своим теперь один вред… и полез. Дурак дураком, но Господь многое, что сглупа делается, прощает. Вам всем был ясный знак даден — что есть ли в том грех, нет ли его, а беды на других вы не навлекли. Чего вам еще нужно, чтобы делом заняться? Вы ж и… католик — вот к исповеди сходите и хватит.

Гость встряхивает головой, словно облитый водой спросонья. Не привык, все-таки, чтоб о них — о нем, о генерале его, так говорили простолюдины. Но не сердится, только удивляется, и то недолго. Он и раньше-то не требовал, чтоб ему по три раза кланялись, а теперь, с занозой своей дурацкой, стал почти как марселец. Еще немного — и совсем тут врастет, и хорошо бы.

— Католик, — говорит. — Пока. Потому что — ну нельзя же назло епископу, глупо же, правда?

— Глупо, — соглашается Мадлен. — И… неправильно. Это все равно что мне в католицизм переходить из-за того северянина в лагере. Вот если умудрит вас Господь и вы в самом деле поймете, тогда — конечно. Я за вас молюсь. А о епископе вам зачем думать? Гуго ваш ему правильно сказал «мы с вами разной веры». Вы в Бога веруете, как язычники, конечно, но Господь милостив. А он веровал в Сатану.

— Ваши — вот, скажем, северяне, — слегка обиженно говорит комендант, — тоже те еще язычники. Если в одну крепость тех и других поровну запереть, наверное, друг друга перебьют поголовно. Вот скажите мне, госпожа Матьё, почему что у вас, что у нас злобной сволочи в избытке? Никакая же вера не помогает, правильная, неправильная… да что у нас? У магометан, у иудеев — все то же самое. У огнепоклонников, по рассказам судя, тоже не лучше… Да будь казначей хоть какой-нибудь многобожник — что б он, больше воровал? Или меньше?

Ох как его прихватило-то…

— Да не меньше, наверное… только, господин комендант — вы же Ветхий Завет читали? Помните, что там люди с людьми делают? — Мадлен встала и подлила в кружку еще отвару, а то господин де Вожуа уже дважды из пустой отхлебнуть попытался. — И не просто люди, а добрые люди, праведники и даже пророки иногда. Согрешивших — копьем, народы — под корень, дети над лысым посмеялись, так пришла медведица… Разве плохо, что теперь многие все же помнят, что так — неправильно?

— Это — хорошо. А вот что мы вот так же друг с другом обращаемся, когда делим, какое хорошо правильнее… Вот возьмем, опять же, магистрат. Один от меня нос воротит, потому что он здешний католик, а я — арелатский, дескать, терплю кого не надо. Другой требует, чтоб я католикам на три года служить запретил — за все то, за епископа. И плевать же ему, что указом Его Величества всем предоставлена равная свобода веры. И вот говорим мы про каменщиков, про кирпич для домов, а они друг на друга косятся, и на меня, и о чем думают?

— Что вы не тем делом заняты. Господин комендант, кто на кого как косится и какой незаконной глупости требует, не ваша печаль. А ваша печаль, чтобы все знали, чего закон требует, как будет исполняться — и чего от вас ждать завтра.

— Я вообще не тем делом занят, с первого дня. Должность это — графская, не меньше. Хоть бы уже донос на меня кто королю написал, — мечтательно вздыхает де Вожуа. — Так то ли не пишут, то ли Его Величество не внемлет…

Потому что умное у них величество, хотя оно теперь и наше тоже. Умное и толковое. И знает, кто чего стоит. И в торговых делах понимает. И в ремесленных. Только-только новая власть установилась, так потекли в Марсель всякие заказы. От армии, от государства, от больших лионских торговых домов. Вот так, чтобы продержаться, пока тут все восстановится. Чтобы не разбежались мастера, не разорились хозяева. Чтобы не выращивать потом новую курицу из яйца, да долго, да за куда большие деньги. Даже им, печатникам, нашлось, что делать. Задумал Его Величество обязать приходские советы всех детей грамоте и счету учить. А чтобы надежней делалось, отпечатать букварь и арифметику — одинаковые, на всю страну. Чтобы в каждой деревне хотя бы по одному такому было. Всем хороша затея, а особо правой вере она в помощь. Того, кто сам Святое Писание читать может, обмануть тяжелее намного. Всем хороша — а марсельскому цеху еще и от голодной смерти спасение…

— Если нет у вашего короля подходящего графа, смиритесь и несите свой крест… а то допроситесь, что вас графом сделают.

— И серебряные коньки впридачу, — усмехается гость. — Это вряд ли, к счастью. С некоторых пор меня совершенно ко двору не тянет… — де Вожуа осекается, потом машет рукой. — Слишком уж высокие замыслы. Дышать нечем, как в горах.

Это правда. Обычному человеку там делать нечего. Господин де Вожуа, при всех своих жалобах, лишнего не говорит, а о чужих делах — особенно, но Мадлен же не слепая. Дурное в эту войну не только в городской черте творилось. У арелатцев тоже, видно, своей мути хватало, пусть и не так высоко она поднялась…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});