«Ладно, пройдусь с тобой еще. Но как только зажужжат аэрокары, я найду способ от тебя сбежать, вояка». Как ни в чем не бывало, мы продолжили путь. Но то ли от усталости, то ли от голода, мне стало тяжело идти. Я все чаще спотыкалась, окружающий мир стал двоиться перед глазами. Это еще что такое?
Я списала все на усталость, и зря. Мне становилось нехорошо, по-настоящему нехорошо. Волны нездорового жара заставляли меня беспокоиться, язык начал распухать. Мне хотелось пить.
— Послушайте, — хрипло проговорила я вдогонку мужчине, — кажется, эта склизкая дрянь, в которую я угодила, ядовита. Мне срочно нужна медицинская помощь.
Я не лукавила. Очевидными стали симптомы интоксикации. Наплевав на вояку и его намерения, я остановилась и присела. Даже так голова кружится… Я улеглась, понимая, что в таком положении мне придется провести пару часов, чтобы дать организму время справиться с ядом.
Вояка вернулся за мной, присел рядом, осторожно осмотрел руку. Достав из рюкзака какую-то тряпку, он постарался избавить мою руку от слизи, но тряпка к ней прилипла. Судя по всему, он тоже был незнаком с пагубным воздействием этой инсектоидной дряни.
— Мне становится хуже, — сказала я.
— Знаю, — ответил он. Голос мне показался знакомым, но я не заострила на этом внимание. Личность какого-то вояки мне неинтересна.
— Тогда вызывайте помощь. Сейчас же.
— Нет.
Ему все равно, что со мной будет?
Нет, не все равно. Мужчина взял меня на руки — видимо, очень-очень я ему нужна. Ну, раз так, то пусть несет меня, я ничего против не имею.
Правда, от его кожи как будто шел жар, и мне хотелось отодвинуться. А еще очень, очень, хотелось пить. Рука опухала прямо на глазах, пальцы раздувались. Мне пока не было больно, но пульсация в руке говорила сама за себя. Я постаралась заснуть — все равно ни в чем больше нет смысла сейчас.
Я старшей расы, мой организм должен справиться с этой подлянкой. И, в конце концов, я принимала яды на Ланмаре и ничего никогда не происходило. Не могу же я умереть от слизи инсектоидов?
Спустя какое-то время военный тяжело задышал. Понимаю — не так-то просто унести на себе мои семьдесят кило! Я хоть и стройная, но мышцы у меня тяжелые, и кости тоже, да и рост хороший, центаврианский — метр восемьдесят четыре. Я хотела пошутить по этому поводу, но неожиданно для себя самой провалилась в забытье.
Не знаю, долгим ли оно было или кратким, но очнулась я уже в кустах, обложенная резко пахнущими разрезанными листьями неизвестного растения. Вояка сидел неподалеку и сноровисто разрезал очередную порцию листьев.
Я будто увидела себя со стороны — опухшую, мокрую от пота, трясущуюся. Как-то моя сестра Ксана пошла на закрытую тусовку для высокородных. Хозяин виллы предложил гостям испробовать капельку редкого яда, обещая дивный эффект, дарующий эйфорические ощущения. Ксана, не желая казаться трусихой, попробовала яд и через пару часов смылась с тусовки, чтобы не опозориться. Ей стало плохо. Она опухла, покраснела и мелко тряслась, но за помощью не обращалась, надеясь на силы организма. Ни о каких «эйфорических ощущениях» речи и не шло.
Когда ей стало очень плохо, она решила все-таки позвонить нам, но так и не позвонила — вырубилась. Ксана всегда была очень самоуверенна и крайне болезненно воспринимала свои неудачи, даже нас она считала ниже своего достоинства посвящать в них. К счастью, тогда все обошлось — проснулась Ксана уже в более-менее удовлетворительном состоянии и через пару дней ее организм восстановился. Рассказала она нам с Нери об этом только через полгода.
Так вот вопрос: а мой организм достаточно силен, чтобы излечиться самостоятельно? Пятьдесят на пятьдесят. Пятьдесят процентов отцовских генов, отличных генов, и пятьдесят — материнских, слабеньких и не годных для продолжения рода. А у Ксаны гены на сто процентов отличные…
Я умудрилась подняться почти бесшумно и дойти до военного.
— Эй, — слабым голосом позвала я; распухший язык с трудом ворочался, — вызыпомо… выз… вызывай помощь! Немедл… немедленно!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Вояка покачал головой и поднялся. Протянув руку, он пощупал мой лоб. Как будто и без этого непонятно, что дела мои дрянь!
— Хватит меня тыр… тыр… трогать! Кто ты воб… воб… вообще такой?
Я резко взмахнула здоровой рукой и сдернула с него маску.
Светлые волосы, смазливое лицо, раскосые глаза — Арве Локен!
От изумления я осела; воспользовавшись моментом, он подхватил меня на руки и понес к листьям. И правда, орионец! Как же так вышло?
— Ты… — выдохнула я. — Какоцви… какого циви… какого цв…
— Помолчи, — оборвал он меня, укладывая на листья. Голос его выдал полный спектр: досада, злость, нервозность… Теперь понятно, почему он все это время молчал и притворялся военным. Ему было так удобнее, иначе бы я замучила его расспросами. А так иди себе спокойно, в тишине!
— Ты… поче… почему?
— Береги силы.
Силы… да о каких силах он толкует? Что там беречь-то? Я в скверном состоянии. Джунгли кружатся перед глазами, и светловолосый орионец тоже кружится, кажется нечетким. Я начала сомневаться, реальный ли он.
— Тебя не учили, что бегать по джунглям чужой планеты — опасно? Не побежала бы как оголтелая, куда глаза глядят, мы бы скоро уже были на месте и тебе бы ничего не грозило. А так… сдохнешь здесь, пойдешь на корм инсектоидам.
Он меня винит? Между прочим, я вообще не должна была оказаться здесь! Меня похитили с неизвестной целью! Он похитил!
— Сволочь!
— А это слово ты выговариваешь четко, — ухмыльнулся мужчина, упираясь ладонью мне в грудь. — Лежи спокойно. Я не знаю, что это за яд, да и аптечки с собой у меня нет. Организм старается избавиться от яда, ты обильно потеешь, пару раз тебя уже вырвало. Листья этого растения, — он указал кивком на листья, — могут помочь, если приложить их к голой коже. — Локен потянулся рукой к застежке моего костюма. — Тебя нужно раздеть.
— П-п…
— Паршивец? Похабник? Можешь и не говорить, я все по твоим глазам вижу.
— Н-не тр…
— Прекрати дергаться! Знай, я скорее сойдусь с самкой мурнука, чем с центаврианкой. Твои прелести мне не интересны.
— Вот и… вот и… сходись, — вздохнула я, поворачиваясь на другой бок, чтобы ему было удобнее расстегивать. В таком состоянии было не до смущения, я сама стремилась избавиться от некогда красивого тесного костюма. Материал прилип к разгоряченной коже, орионцу пришлось постараться, чтобы меня раздеть. Бюстгальтер я не надевала — под такой костюм его и не надеть — так что на мне остались только черные трусики. Обувь он тоже снял.
Я задышала свободнее. Арве принялся обкладывать меня листьями. Сок их приятно холодил кожу, каждый новый листочек приносил немного облегчения. Орионец не только обкладывал меня разрезанными листьями, но и втирал их сок в кожу. Будь я здорова, с ума бы сошла от стыда, что меня так касаеся какой-то орионский мужлан, но разве можно в моем положении выбирать? Я дернулась пару раз, когда он задел больную руку.
Сок стягивал кожу, листья отваливались, поэтому Локену приходилось постоянно разрезать все новые листья — это был единственный способ облегчить мое состояние. И все же кожа моя будто горела. Ливень был с утра, а мне так нужна была вода… уже любая.
Время утратило четкие границы. Давно стемнело, единственным источником света был прибор Арве. Я продолжала гореть в лихорадке и мучиться от духоты. У меня никогда не было такой сильной реакции на яд…
В какие-то минуты мое сознание обретало ясность. В один из таких моментов я позвала орионца:
— Локен?
— Ну? — он лежал рядом и делал вид, что спит, но на самом деле ему было не до сна. Я была ему нужна живой (вопрос — зачем я вообще ему нужна?), поэтому он контролировал мое состояние. Несколько раз орионец отходил недалеко и где-то наполнял флягу с водой. Вода имела странный привкус, но я пила ее жадно. Раз он ее пьет и его не мутит, значит, вода годится для питья.
— Локен…
— Ну что?