— Но за это ведь не убивают, — снова хихикнула я.
— Да, ты права. Причина в другом. Но ты ее уже не узнаешь. А волосы я вживил, — похвастался Шмойлов, взводя курок.
Почему меня пробрало на хаха? Да потому, что я пытаясь по обезьяньи перебирать лапами по трубе, нащупала за ливневкой какую — то страшно отвратительную, липкую гадость. Почему я так ей обрадовалась?
Гадостью оказался мертвый голубь. Как он туда забрался бедолага, себе на погибель, мне на счастье? Схватив несчастный трупик, я вцепилась одной рукой в скобу, удерживающую ливневую трубу, а второй запустила в брезгливого Шмойлова дохлый снаряд. Места для размаха было маловато, и я молилась всем богам, чтобы не промазать.
Высшие силы услышали мои молитвы. Почившая в бозе, несколько дней назад, птичка приземлилась моему бывшему женишку прямо на нарощеные волосенки. Димасик завопил, ломанулся к окну, ослепнув от отвращения, врезался в подоконник, не удержал пистолет. Который спикировал на клумбу под бабулиными окнами и зарылся в чахлые анютины глазки.
— Убью! - зарычал Шмойлов.
Да только вот кишка была у него тонка. Я шустро заработала руками, проклиная колоколообразные штаны мешающие движению. Сползла по трубе до четвертого этажа, зацепилась пряжкой ремня за крюк, очень удачно кстати. Это дало мне возможность маневра. По обезьяньи цепляясь пальцами за выщербленный кирпич, просочилась в открытую форточку квартиры, принадлежащей горлопанистой Клавдии, очень надеясь, что именно сейчас она бродит по магазинам в поисках просрочки. Это ее любимое занятие, кстати. Не ну а че, хобби у весх разные. Кто — то вон волосы вживляет. Кто — то за просрочкой охотится, как индеец «Соколиный глаз»
Клавдии дома не было. Я, ломая мотоциклетные боты сорток пятого размера, ломанулась на выход. Сверху несся мат дурака Шмыги, которого я деморализовала дохлым голубем, видимо надолго. Дело в том, что Димасик страшно, болезненно, маниакально брезглив, и сейчас его судя по булькающим звукам рвало. Вспомнив урок Синоптика, лифтом пользоваться я не стала. Кубарем скатилась по ступеням, и рванула к клумбе. Пистолет мне сейчас не повредит, это факт.
— Ты жива? Слава богу, — услышала я голос Погодского, копаясь руками в засохших, никогда не видящих полива, цветуечках, думая только об одном — как скоро Димас придет в себя и кинется в погоню. Ну ничего себе. Вот уж не ожидала. Сильные руки приподняли меня над землей. Погодский держал меня за шкирку, как котенка, на вытянутой руке, и рассматривал, гад такой, хмурясь и явно пытаясь не заржать в голос. Выглядела я конечно очень куртуазно, воняла дохлым голубем, тоже не как маленькая леди.
— Шмыга, — икнула я, заозиравшись.
— Отдыхает. Хотя, когда он мне сказал, что ты вышла в окно, я едва его не придушил, — как то странно сказал Антон. Он что, правлда за меня переживал? Оооо, как это мило. Я аж прослезилась ей богу.
— Да меня из дробовика не завалишь, — похвасталась, очень мечтая, что этот балбес не заметил моей расстроганности.
— Это я уже понял, — хмыкнул спаситель и вдруг, порывисто прижал меня к своей широченной груди. И мне вдруг перестало быть страшнои про бандитов идущих по пятам я забыла. Ну конечно. Мой герой избавился и от хвоста. Только вот, что теперь? Что дальше? Он ведь так и не захотел сказать мне правды, а это значит — он враг. — Ты зачем поехала за мной?
— Боялась, что без меня ты не справишься, — всхлипнула я, мажа соплями пахнущий мускусом джемпер Погодского. — Кто — то же должен прикрывать твой тыл.
— Боюсь, что с таким прикрытием долго мне не протянуть, — вздохнул он. — Ладно, прикрывальщица, поехали. Будешь делать то, зачем приехала. Только так, как я скажу. Без самодеятельности.
Я страшная трусиха. Правда. Всегда старалась избегать проблем. Бежала от них, как черт от ладана. Но почему я сую голову в петлю сейчас, ради какого — то, совершенно постороннего мне бандита? Зачем? На эти вопросы ответов я как ни искала, найти не могла. Сидела верхом на байке, позади Синоптика, крепко обняв его за грудь, и не понимала. Мотоцикл замедлил ход возле затрапезного торгового центра. Я непонимающе посмотрела по сторонам. Антон припарковал железного коня и замер, явно ожидая, что я разожму свои судорожные объятия и позволю ему слезть с мотоцикла. Сделала я это крайне нехотя.
— Надо тебя приодеть, — смущаясь сказал обалдуй, пряча глаза. Мне стало тоже странно неуютно. — Пройдемся по магазинам. Выберешь себе что нибудь. А то мои трусы уже на исходе, а драться с тобой из — за бельишка мне не позволяет мужская гордость. Придется мне ходить с голым задом. Да и видеть тебя в этих штанах — выше моих сил.
Я сглотнула липкую слюну. Представив эту сногсшибательную картину, и едва сдержала стон. Надо отказываться от покупок, лишь бы увидеть это воочию. Он явно понял мои мысли, ухмыльнулся, заставив меня покраснеть.
— Пойдем, извращенка.
— Трусы себе буду выбирать сама, — предостерегающе выставила я вперед указательный палец.
— Да, а я то надеялся…
Нет, ну надо же. Он еще и издевается.
Глава 26
Любите ли вы ходить по магазинам? Особенно если за все ваши капризы платит высоченный, красивый балбес, на которого заглядываются абсолютно все особи женского пола, которые имеют глаза. Смотрят и думают «Боже, что рядом с этим богом делает тетка, блестящая безумным взглядом, грязная и одетая как гоблин, в последней стадии проказы»
Ну, наверное так мы с Синоптиком выглядели в глазах окружающих, потому что он то вошел в магазин белья, а мне путь преградил плечистый охранник.
— Куда прешь? — рыкнул он, нависнув надо мной.
— Эта со мной, — хыкнул Погодский. Доставая из кармана пачку долларов, перетянутых резинкой. Резинкой, твою мать.
Папочка мой тоже любил перетягивать «капусту» резинками. Прям тащился. Я как — то попробовала подарить ему портмоне. Пошла и купила после удачного банка гаманок из кожи питона.
— Ты доча не понимаешь, — пожурил меня тогда отец. Лавандосы хрустеть должны в пальцах, как «стиры» меченые. А это, — ткнул он ухоженным пальцем в мой подарок, — баловство одно. Да и животину жалко. Угробили заради дряни этой. Так бывает, доча. Ползешь себе по жизни, хвостом ветки сбивая, а тебе по горлу чик, и все, ты уже в кармане у какого нибудь фраера, в виде дорогого кошелька, и точно знаешь, что отсюда хрен сбежишь уже. И это фаршмачно, я должен тебе сказать.
Прав был папенька, сейчас я чувствовала себя, как тот питон, которого загнали в угол, и главное не понятно за что.
Погодите, это он про меня сказал «Эта». Ну — ну, держись студент, я не прощаю пренебрежительного отношения к своей персоне.
— Даме надо помочь принять вид опрятный и достойный, — донесся до меня голос Синоптика. Я завертела по сторонам головой, надеясь увидеть даму, но поняла, что взгляды продавщиц обращены в мою стороны. На их симпатичных мордашах, похожих как у однояйцевых близнецов, написано выражение брезгливости. Явно думают, кошелки «Господи, что он в ней нашел». И глазки строят моему Антону. Стоп. Почему моему? И почему меня так бесят две эти курицы. Настолько, что я готова глаза им выцарапать, лишь бы они не стреляли ими в оболдуя, масляно им улыбающегося.
— Чай, кофе, минеральная вода? — спросила одна из девушек, так скривив при этом гелевые губки, что я испугалась, что они лопнут.
— Какао с мармеладками, — хлопнула я своими куцыми ресничками, жалея, что не захотела нарастить себе метелки, когда еще была возможность. — И круассан. Вы же не хотите найти в примерочной хладный труп?
— Дайте ей все, что просит, — в голосе Синоптика послышался ужас. Ну, надо же, запугала я парня. Аж стыдно. Хотя, я и не только припадок в кабинке отчубучить могу.
— Да, и трусов упаковку, два лифчика, чулки на резинке со стрелками сзади, две пижамки с котиками и тапочки в виде собачек. А, еще, я там в витрине видела боди с прорезями во всех местах, его тоже заверните, — приказала я, загадочно помотрев на моего джентльмена. Девки прекосились лицами. Прекрасно. То. Что доктор прописал