Бубнеж красавчика и мерное движение меня укачали. Я почувствовала тошноту, усиливающуюся еще и от того, что лежала животом на каменном мужском плече. Сама не заметила, как заснула. Просто вырубилась. Сказались видимо стресс и беготня по полному кислорода лесу.
Глава 22
«Вместе весело шагать, по просторам. По просторам, по простоооооорам!!!
И, конечно, припевать, лучше хором, лучше хором, лучше хорааааааам!»
Ну, что — то подобное играло в моей голове. Пело и переливалось яркими красками. Видимо господин Шаинский вложил в свое произведение, какую нибудь восьмую ноту, зомбирующую неокрепшие умы. В противном случае, почему навязчивая мелодия высверливала мой мозг, объяснить я не могла.
— И что с ней ты сделал? — услышала я, полный любопытства, детский голосок и попыталась открыть глаза. — Она похожа на кикимору.
— Она и есть кикимора, — противно ответил Синоптик, — Анфиса — оружие массового поражения, или еще Анфиса — наказание господне. Тоже ничего так звучит.
— Зато ты прям зайка беленькй, — ну надо же, а девчонка то молодец. Прям зауважала я ее.
— Зайку она тоже ухайдокала, своей неуемной тупостью. Бедный косой наверное до сих пор в себя прийти не может, сидит в норе, пьет заячью водку и рассказаывает заячьим детям о чудовищной годзилле, сломавшей его нору. — противно захохотал Погодский. Понял сволочь, что я уже не сплю, и претворяюсь. Потому и издевается.
Что — то мягкое, вдруг. Прошлось по моему оголенному пузу. От испуга я открыла глаза, и уставилась на освоившегося котенка, который массировал меня мягкими лапками и мурчал как трактор.
— О, наша спящая красавица, изволили почтить нас своим присутствием, — издевательски вякнул Синоптик. Ухватив котика за шкирку двумя пальцами. На его лице появилось брезгливое выражение. Интересно, кто ему так противен, я или все же мелкий усатый — полосатый? — И как, хорошо ли отпочивали, мадам.
— Котят нельзя брать за шкирку, — нравоучительно начала я, не обратив внимания на издевку. — И я бы, на твоем месте застегнула ширинку, негоже такому брутальному бандосу сверкать трусами в горох. Где ты надыбал, кстати, красотищу?
О, да. В глазах самоуверенного нахала мелькнула растерянность. Красота. Обожаю, когда он выбит из седла. У него становится лицо, как у маленького, обиженного ребенка. Сонечка выхватила своего любимца из рук Антона, и прижала к себе, увидев, как лицо ее опекуна наливается злобной красотой.
— Ты, ты, ты….- заорал красавчик, брызгая слюной.
— Ну, я. Дальше то чего? — хихикнула я, и повернулась к девочке, — и часто с ним такое. Заикание тревожный симптом. Ты, как, кстати, котофея то обозвала. Ему бы пошло Зюбзик.
— Жопик, — радостно ответила Соня. Ей явно было интересно, что будет дальше.
— Тоже хорошее имя, — согласилась я. — Ты принеси Тохе водички, а то я боюсь его удар хватит. Только вон дым из ухов не валит.
Сонечка метнулась в кухню, а я нагло уставилась на Погодского, стерев со своего лица дурацкую улыбочку.
— На кого ты работаешь? — без перехода спросила я. Миндальничать с этим балбесом времени не быоло. — Какого хрена ты терся возле квартиры моей бабушки. И что ты ищешь?
Честно говоря, я просто решила взять на понт этого придурка. Блефовала, опять, как учили меня с детства. Только вот дружок мой новый оказался крепким орешком.
— Это была случайность Фиса- не моргнув глазом соврал Антон, сцепив руки в замок. Первый признак вранья, кстати. Есть жесты маячки, которые очень легко прочесть, темболее профессиональному катале.
— Ладно, — легко согласилас я, решив не спускать с этого паразита глаз — Спасибо тебе, что спас. Ну и вообще. И, кстати, это была не тупость там в лесу, а недюжиннае харизма.
— У тебя есть еще гранаты? — приподнял он бровь. Странный. Я тут его благодарю, а он вопросы тупые задает.
— Есть, и мины противотанковые. А еще есть «Калаш», дамский «Глок», и так, по мелочи, — сказала я абсолютную правду. На лице Погодского отразилась борьба и неверие. — Слушай, а давай ты потопчешь еще раз.
— Чего? — икнул этот дурачок. Надо же, как оказывается этого мачо легко из равновесия вывести. — Совсем очумела?
— Да я про душ, так — то. Душ хочу принять, — хмыкнула я, и пошла, покачивая бедрами, как девушка легкого поведения, к двери. Выглядела я при этом весьма идиотски, судя по ощущениям. Но Синоптику было хуже. Я своего добилась — вывела красавчика из себя.
— Ты, ты, ты…,- понеслось мне вслед.
За мной он не пошел. Я прерасно вымылась, намотала на голову полотенце в виде чалмы, и решила испить чайку. А что, после таких то треволнений не грех? Меня привлек голос, несущийся из комнаты, которую Погодский использовал в качестве офиса. Сонечка меня предупредила, что соваться туда, себе дороже. Я на цыпочках подкралась, к чуть приоткрытой двери и превратилась в слух.
— Трипль, она не глупая, она все поняла, — увещевал кого — то Синоптик. — Да черт ее знает. Эта овца мне вытянула душу. Не знаю. сколько еще выдержу. Я ее убью.
Меня словно пришпилило к месту. Я знала только одного человека, которого звали Трипль, и он не мог говорить сейчас с Погодским, потому что умер тринадцать лет назад. Его выкинули из окна.
— Не ори Я понял. Документы у меня.
Я с трудом дошла до своей спальни и обвалилась в кровать.
"Земля не перестанет крутится, и небо не может упасть на землю!» — говорила моя бабуля, когда происходило, что — то из ряда вон выходящее. Гладила меня по голове и пела песню про белых медведей. Глупые мишки, все их труды по «вертению земли и трению об ее ось мохнатой шкурой». Все их многолетние свершения пошли псу под хвост, как это не прискорбно. Моя земля остановилась, и я схожу. Схожу с ума
Я похоронила отца. Оплакала и…. Возненавидела. Человека, которого считала идеалом, я возненавидела. Нам не позволили его увидеть перед похоронами. Я стояла возле заколоченной домовины, и не могла проронить и слезинки. Мне все казалось, что он опять обвел всех вокруг пальца, и скоро даст мне весточку. Заберет к себе и, как обещал, научит меня жить так, как я того заслуживаю. Баушка молча вздыхала, прижав меня к себе. Она не плакала, провожая в последнее путешествие своего сына. Просто давно уже с ним простилась.
«Небо в азмазах» — любимое отцово выражение. Но с каждым месяцем моя надежда таяла и приходило понимание — он меня обманул. Кинул. Просто сбежал туда, где небо в алмазах есть, а проблем нет. Взял и умер, оставив меня на этой чертовой вертящейся земле без поддержки.
— Эй, ты чего плачешь тут, что ли? — тихий Сонечкин шепот заставил меня оторвать заплаканное лицо, от уже порядком промокшей, подушки. Девочка замерла возле кровати, и с интересом смотрела на меня.
— Сто раз говорила — не подкрадывайся, — всхлипнула я, вытирая рукавом халата обсопливленное лицо.
— Так я и не подкрадывалась. Это ты тут ничего вокруг не замечаешь, — дернула плечом Соня. — Ты на Тоху обиделась, да? Не обращай внимания, он всегда такой дурак и валенок, когда ему кто — то нравится.
— Ты ошибаешься. Я его бешу, — хмыкнула я. Слова девочки меня позабавили. — Трипль.
— В смысле? — на лице малышки было написано неподдельное удивление. Господи, у меня паранойя, я даже ребенка уже подозреваю в сговоре против моей восхитительной персоны. — Что это такое?
— На языке моего папы — это тройная неприятность, — спокойно ответила я. — Его так и называли Трипль, потому что мой папуля был косячником.
— А где он теперь? — в голосе девочки я услышала какую — то затаенную грусть, что ли. Или тоску. Мне стало ее очень жаль.
— Он умер, — ответила спокойно. Я уже отучила себя скорбеть. Стерла из памяти воспоминания, и вот теперь прошлое постучалось в мою дверь вновь. И я не знаю, что с этим делать. Хотя, может я просто себя накручиваю. Мало ли фантазеров. Ну. Обозвали еще какого — то козла Триплем. А я тут напридумывала себе. Тоже мне, чудесное воскрешение Лазаря. Да. Скорее всего так и есть.