слышно, а сердце бьется медленно, но гулко. Я чувствую его в горле, на кончиках пальцев, в ушах, висках, да что там? Во всем теле. Сейчас мне очень страшно, и нет удивительного в том, что когда он делает шаг ко мне, я отскакиваю, вжимаясь в мягкое основание, и шепчу.
— Пожалуйста…не надо.
Максимилиана это удивляет. Он фигурно выгибает бровь, пару раз хлопает глазами, а потом все же подходит, но медленно, и садиться на край кровати, тоже медленно. Молчит, разглядывает, все еще молчит, из-за чего я еле дышу. Силюсь понять этот взгляд, но из-за паники не выходит, и все, что мне кажется — он смотрит на меня, как на дуру.
«Мол, что? Умолять будешь? Мне плевать. Мы пустим тебя по кругу и…»
— О чем ты просишь, котенок?
Я в таком ужасе, что даже не реагирую на дебильную, ненавистную кличку, сжимаюсь. Инстинктивно мне хочется закрыться от него, поэтому я тяну руки к груди, чтобы обнять себя за плечи, и тут же понимаю, что на мне шелковая ночнушка, как в порнофильмах.
Это. Просто. Кошмар.
Я не могу выдавать даже звук, и сколько бы Мистер-Голубая-Кровь меня не гипнотизировал взглядом, не смогу и дальше. Он это понимает достаточно быстро, отстраняется, потирает глаза и даже издает почти не злой смешок, после которого резко встает на ноги.
— Вставай. Тебе надо поесть.
«Поесть?! Перед оргией едят?!»
Луп-луп глазами на протянутую мне руку, совершенно сбитая с толку. На этот раз нет никакого давления, он просто стоит и ждет, что, наверно, меня и подкупает. Я, конечно, прикрываюсь мыслями, что лучше мне его не злить, раз я нахожусь в шаге от того, чтобы быть расписанной на десятерых, но дело то в другом. Мое сердце буквально орет:
«ТЫ МОЖЕШЬ ЕМУ ВЕРИТЬ, ОН ТЕБЯ НЕ ОБИДИТ! ОН ВСЕ ЕЩЕ ТОТ, КОГО ТЫ ЗНАЛА!»
Холодный рассудок понимает, что все это чушь полная. Максимилиан Александровский станет тем, кто приведет меня на костер, привяжет к столбу и кинет спичку.
«Ему нельзя верить. Он это уже доказал. Он с тобой все это и сотворил…»
Правда вот разум гораздо тише, но я и это никогда не признаю.
«Да. Просто лучше его не злить…»
Неуверенно вкладываю свою ладонь в его, принц мягко тянет меня наверх. Я покорно встаю, ежусь от несуществующего ветерка, и это его улыбает. Максимилиан указывает мне на дверь, на которую я пару мгновений тупо смотрю, но понимаю быстро: глупо чего-то ждать, у меня все равно нет выбора. Бежать? Некуда. Умолять? Не за чем. Да и чувствую я себя не очень, что сказывается сразу: стоит мне шагнуть, как я пошатываюсь. Голова начинает дико кружиться, и я бы непременно упала, но Максимилиан подхватывает…
«Как раньше…»
— Это из-за хлороформа… — шепчет на ухо, я сразу же злобно на него смотрю, мол, правда?! Но его это только улыбается сильнее, — Прости, так было нужно: нас не должны видеть, а ты любишь исполнять. Я не могу тебя просчитать…
Не дает мне даже попытки ответить, вместо того подхватывает на руки, вырывая из груди писк. Я инстинктивно хватаюсь за его плечи, на что Максимилиан неожиданно шипит, потом смотрит на меня и усмехается.
— С плечом полегче, котенок. Швы разойдутся.
Отстраняюсь, как ошпаренная сразу от всего его корпуса, потому что так и не знаю, куда именно попала.
— Левое плечо. Кажется ты целилась в сердце?
«Я только целилась, а ты мое уничтожил…» — думаю с грустью, отвожу взгляд, но все равно стараюсь его не касаться. И не потому что неприятно или больно мне, а чтобы не сделать больно ему, и это осознание меня убивает…
Слава богу от таких скверных мыслей меня отвлекает тот факт, что мы выходим из комнаты, а меня снова накрывает страх. Конечно он сказал про еду и все такое, но кто знает, что там скрывается за дверью на самом деле? Вдруг это какой-то притон? Бордель с уродливыми и вульгарными, красными стенами? Но нет, кажется никаких красных стен на горизонте не наблюдается. Мы попадаем во вполне приличный, спокойный коридор, где стены спокойные, цвета слоновой кости, а на полу мягкое, шоколадное дерево. Я смотрю назад, и одного взгляда мне хватает, чтобы оценить масштабы: где бы я не находилось, это «где бы» очень и очень большое.
— Это дом моей семьи.
Снова он это делает! Читает мысли так просто, чему я уже, правда, и не удивляюсь совсем. К тому же тот факт, что это их семейный особняк, означает отсутствие здесь любых намеков на бордель, а значит, что можно расслабиться. Это я и делаю, но лишь на миг, потому что потом понимаю еще кое что: его отец может быть тоже здесь. Неосознанно цепляюсь за его футболку и озираюсь, получая еще один веселый смешок.
— Нет, его здесь нет.
Я резко смотрю на Максимилиана, который в свою очередь мне не отвечает намерено. Он издевается, недолго, но все же издевается, пока мы спускаемся по лестнице. Тогда мне приходит идея надавать на левое плечо, чтобы уколоть в ответ, но падения с высоты его роста на ступеньки не кажется такой уж заманчивой идеей. Я только тихо цыкаю и смотрю на огромную, хрустальную люстру, которая свисает аж с третьего этажа! Она похожа на водопад, а на кончиках «струек» подсвеченные, маленькие цветочки. Это выглядит очень красиво, потрясающе и элегантно, как будто живые светлячки.
— Мама заказала эту люстру во Франции, когда мне было пять.
«Кажется, меня поймали…» — смущенно отвожу взгляд, уставившись на свои ногти, получаю еще один смешок.
— Это, кстати, вторая. Первую я…эм…случайно разбил.
«А-га, охотно верю, что «случайно»…»
— Он сюда не ездит, — снова возвращается к теме, чем заставляет меня коротко, но взглянуть на себя.
Максимилиан отвечает также, потому что, кажется, ему и самому не нравится говорить на эту тему.
— Этот дом он построил для нее на первую, крупную выручку. Теперь он его ненавидит, а для нас это что-то вроде укрытия. От него.
Мы заходим на просторную кухню. Нет, не так. Кухня просто огроменная! По-хорошему, такие бывают только в ресторанах, потому что здесь могут готовить сразу человек двадцать!
«Ну или в домах миллиардера, судя по всему…»
Наверно днем она выглядит еще лучше, но и сейчас очень красивая в теплом свете настенных бра. Я сразу подмечаю кое что — как будто меня перенесло в маленькую Италию. Вроде и нет ничего характерного, а у меня именно такое стойкое ощущение. Фасады светлые,