и мы с Кейденом прогуливаемся по саду дома Беатрис Поттер. Он укутывает меня в свою куртку и спрашивает, куда нам пойти на ланч: в тихий ресторанчик, мимо которого мы проехали, или в «Макдоналдс» на автостраде.
Я думаю о чем угодно, только не о работе, и немедленно получаю нагоняй от Ванды.
— Шо за хрен, Женевьева! Почему ты не сказала, что в тридцать седьмом прожгли матрас, а? Теперь они уже уехали, и нам придется расплачиваться. И ты не положила мыло в тридцать восьмом. Сколько раз тебе говорить? — Ну прямо как главная ведьма из книги, которую Айзек читал нам с Фой перед сном. В любой другой день каждое ее слово обжигало бы меня как кислота, но сегодня мне все равно. У меня есть Кевден. Я — пуленепробиваемая.
Она кричит прямо мне в лицо, а я вспоминаю тело Кейдена на фотографиях из «Ватсапа» и думаю о том, как он спит: на спине или свернувшись калачиком, как я? А может, он спит голышом? Я хихикаю.
— Ты шо, смеешься надо мной, сучка? рычит Ванда.
— И не думаю, отвечаю я, запихивая простыни из тридцать четвертого номера в мешок.
— Только попробуй посмеяться надо мной! Полетишь кубарем вон с той лестницы.
— Да не смеюсь я над тобой, Ванда. Просто мне сегодня весело, вот и все.
— Почему? — вопрошает она и сплевывает на пол.
— Я… — Она ждет. Я чувствую, что она будет ждать хоть до второго пришествия. — Я влюбилась.
Ну-ка тронь меня! Мне кажется, что я окружена силовым полем. Никто не сможет ничего мне сделать. Вот что значит настоящая любовь.
— Опять эти твои штучки? — Брови Ванды поднимаются на неимоверную высоту.
— Нет. Он настоящий, он красивый и он мой. Его зовут Кейден.
— Еще одна кукла, как и твой ребенок? Думаешь, мы не заметили? Сначала пластмассовая дочь, а теперь — пластмассовый любовник. А надувной член у него есть?
— Он настоящий, — повторяю я, достаю из кармашка фартука телефон и показываю ей фото на заставке. Она выхватывает телефон у меня из рук, всматривается в экран и начинает хохотать.
— Шо? Ты встречаешься с ним? Сабрина! Сабрина, иди-ка сюда, глянь…
Из лифта появляется Сабрина, оставляет свою тележку возле тридцать первого номера и послушно подбегает к Ванде.
— О-о, какой красавчик!
— Это ее парень, — говорит Ванда.
— Да ну! — смеется Сабрина. — Папочка твоей куклы?
— Нет, — я вырываю телефон у неё из рук.
— Ты сфотографировала плакат в тренажерном зале, — говорит Сабрина. — Я видела его, когда приводила детей на плаванье. Ты права, Ванда. Она никогда не говорит правду.
— Так я и знала, — произносит Ванда. — Ах ты, маленькая врушка.
Выключаю телефон и кладу его в карман фартука, но промахиваюсь, и он падает на пол. Нагибаюсь, поднимаю его и бегу за Вандой:
— Ванда! Он правда мой парень! Он живет в квартире наверху. А вчера мы целовались.
Она смотрит на меня таким взглядом, каким смотрят на мороженую курицу, чтобы проверить, растаяла ли она.
— Ты все врешь. Ты всегда врешь. Мы знаем, что тебя зовут не Женевьева.
Я захожу следом за ней в служебный лифт, и она нажимает кнопку первого этажа.
— Я не вру. Клянусь.
— Как же тогда тебя зовут?
— Д-д-джоан.
— А если я скажу, что ты опять врешь, что тогда?
Лицо мое пылает, а сердце вот-вот выскочит из груди.
— Если ты не можешь иметь детей, это одно дело. Но делать вид, что кукла — это твой ребенок! Не ходить на работу, потому что у нее, видите ли, «инфекция», я - она делает ударение на последнем слове, ее длинные красные ногти хватают воздух. Но она еще не закончила, а как только я захожу вслед за ней в подсобку, Мэдж и Клер присоединяются к ней.
Ты помнишь, как в первую неделю сказала нам, что тебя зовут Женевьева Сайсон, что ты была знакома с Меган Маркл и играла в хоккей за олимпийскую сборную? Потом Тревор просмотрел твои бумаги и увидел, что твое настоящее имя — Джоан Хейнс. А однажды Клер услышала, как ты сказала продавцу пончиков, что пишешь пятый роман. Так кто же ты, на хрен, на самом деле?
— Мой муж сказал, — присоединяется Клер, — что видел тебя в зубном кабинете. У тебя был живот, как у беременной, и ты говорила, что тебя зовут Рут.
— И волосы у тебя не черные, — качает головой Мэдж. — Вон, рыжина пробивается. Ты что, думала, что в таком маленьком городе тебе удастся всех задурить?
— Не знаю, — бормочу я.
— Так кто же ты тогда? — визжит Клер.
— Не знаю.
Все радужные мысли о Кейдене разбежались и попрятались, как кролики по норам. В маленьких комнатках, которые я мысленно построила для нас, один за другим гаснет свет. Больше всего я поражена безжалостностью их атак: они знают, что я всем лгала, и отчетливо дают мне это понять. Они следят за каждым моим шагом. Я не могу быть никем, кроме Джоан Хейнс, кем бы она ни была.
Отмечаю свой уход, забираю пальто и сумку и прохожу мимо, подсобки, где сидят они все — Ванда, Тревор, Сабрина, Клер и консьерж Бенито. Только Бенито бросает на меня беглый взгляд, и их болтовня продолжается. «Убогая», — доносится до меня.
Прохожу через ресторан, не поднимая глаз. Какофония просто ужасная: кто-то подзывает официанта, лают собаки, вопят дети, стучат ножи и вилки. Замечаю обращенный на меня взгляд из-за столика в ротонде. Мужчина с соломенными волосами.
На спинке стула напротив — кожаная куртка. На столе рядом с ним — бумажник и ключи.
Мужчина с соломенными волосами, разглядывающий меню. Один.
Мороз пробегает по моей коже. Это он. Мужчина, который смеялся. Он меня вычислил. Сначала он изнасиловал и убил Тессу Шарп, но потом понял, что это была не та девушка. Если он увидит меня, все пропало: он увидит мои рыжие корни. Ведь он ищет рыжую Алису. Ну хорошо, мне теперь нечего терять.
Приободренная сотнями свидетелей, иду прямо к его столику и останавливаюсь, выжидая, пока он оторвет взгляд от меню. Сердце бешено колотится, на лбу испарина. Здесь так жарко, так шумно.
— Сэр?
Он меня не слышит.
— Сэр!
— Ах да! Мне, пожалуйста, горбушу, а им — два стейка средней прожарки.
— Нет.
Он кладет меню на столик и медленно поднимает глаза, а потом невозмутимо показывает на два пустых стула и говорит:
— Они вышли покурить.
Наши взгляды встречаются. Я узнаю это лицо. Я видела его по телевизору. Внезапно мой гнев сменяется чем-то, чего