Он бросил на нее взгляд, который спустился сразу к шее, прослеживая пульсирующую венку, как настоящий хищник, которым он стал.
Возможно, дурой была именно она, потому что перекинула волосы через плечо, открывая ему вид, перед которым невозможно устоять. Искушаешь его, Вик?
Нет. Никогда.
Да ладно?
Хорошо. Да. Я пытаюсь его соблазнить. Он мой!
Она уже сама с собой разговаривает. Час от часу не легче.
— Ты уже питалась сегодня? — будничным тоном задал он вопрос.
Разочарование охватило ее. Вот тебе и попытка соблазнения.
— Да, конечно.
Он сузил глаза до двух щелочек, у которых было видно каждую отдельную ресничку, а его зрачки в обрамлении фиалковых радужек словно сканировали ее насквозь. Фиалковых? Снова?
— Кем? — напряженно спросил он.
Правильнее было бы спросить «чем». Впервые за целую вечность она выбрала еду. Реальную еду, со странной консистенцией и запахами, которые раньше она пробовала только в уже усвоенной жидкой форме. Что касается прошлой ночи, то ее жажда крови начала ослабевать. Или она все еще жаждала (вроде того), все еще нуждалась в ней (типа того), но в то же время ей нужно было кое-что еще. Нечто более твердое.
Ей пришлось проникнуть в комнаты рабов и опустошить холодильник. Она могла пойти на территорию волков, но они бы почуяли ее запах и поняли, что она там была, а ей не хотелось обсуждать свои новые пищевые привычки.
Она не знала, что выбрать, так что спрятала в мантии две головки сыра — ее грудь выглядела такой большой и вызывающей! — и вернулась обратно в свою комнату, где и съела, удивившись тому, как ей понравился насыщенный дымный аромат.
Может, это из-за ее смены вкусовых предпочтений Чомперс не мог угомониться — ради него все еще надо пить кровь. А поскольку она оставила его без завтрака, то он сейчас, наверное, голодает. Бедолага.
Бедолага?
Ее защитные символы были на месте, так что не в этом дело. Раньше, с ее вампирской кожей, эти символы держались несколько недель, не дольше, после чего надо было их обновлять. Вот эти новые были на ней уже четыре дня, и все еще не начали бледнеть.
— Виктория. Я задал вопрос.
Точно. Пора прекращать уходить от ответа в свою собственную голову.
— Эм, да ты его не знаешь.
Правда же. Сыр делают из коровьего молока, и вряд ли Эйден когда-либо знакомился именно с этой коровой.
— Все же скажи мне его имя.
— Чтобы ты его убил? — с надеждой спросила она. Резня в ее планы не входила, но если он ревнует, значит, ему не все равно.
— Забей, — отмахнулся он. — Это неважно.
Надежды вновь разбились.
Что-то завибрировало у нее сбоку, и она взвизгнула. Эйден взглянул на нее, растерянно и, может быть, даже немного взволнованно. Надежды вспыхнули.
Она прям как эта игрушка, йо-йо.
— Ты в порядке?
— Думаю… — еще одна вибрация, она опять подпрыгнула. Что за… ее мобильник. Она выдохнула с облегчением. Всего лишь ее мобильник. — Да, я в порядке.
Она запустила свободную руку в карман мантии и достала мелкий пластиковый гаджет. Она начала носить его после знакомства с Эйденом, чтобы он мог позвонить ей в случае чего. За все это время он так и не позвонил, зато Райли воспользовался возможностью. Его номер каждый раз был новым, ох уж этот воришка, но сообщения всегда начинались одинаково. Сколько еще эсэмэсок со словами «Это писец!» ей еще предстоит получить?
— Сообщение от Райли, — сказала она. — Дай мне пять сек. Надо ответить.
«Это писец! — прочитала она. — Везу МА в безопасность & Т мешает».
Т — это Такер. Виктория терпеть не могла Такера. Выпустив руку Эйдена — чего ей совсем не хотелось — она написала: «Убей его. Чтобы мучился». В спешке она написала «пучился», но заметила это только после отправки.
— Как он? — поинтересовался Эйден, обнял ее за талию и повел от деревьев, пока ее внимание разрывалось между тем, что на экране, и тем, что перед ней. Ладно, ладно. Если держать его за руку также радостно, как увидеть радугу на небе, то рука на талии — это как найти горшочек с золотом на конце этой радуги. Она чувствовала исходящий от него жар и свою ответную реакцию.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Хорошо.
Опять вибрация, новое сообщение: «Пучился? Ахах! Скоро. Пока мудак помогает тож». И еще одно: «Как там МК?».
МК. Мальчишка-король. Райли начал обозначать Эйдена этим тупым сокращением еще в прошлых эсэмэсках и до сих пор не перестал. Ответила: «Идет на поправку».
«Спроси, говорит ли ему о чем-то имя Тайсон».
— Говорит ли тебе о чем-то имя Тайсон?
— Тайсон? Хм, — задумался Эйден. — Нет. А должно?
— Не знаю.
Она спросила Райли, тот ответил:
«Позже. Звони, если что».
«ОК».
«Я позвоню, когда Так сдохнет».
Уголки ее губ дернулись, и она убрала мобильник в карман.
Эйден не стал спрашивать, о чем они переписывались. Он просто сменил тему:
— Элайджа говорит, что я теперь как ты. То есть моя личность.
— Ну конечно Элайджа винит меня во всех изменениях. Я ему не нравлюсь. Никому из них, — сказала она, а потом до нее дошли его слова, и она втянула воздух. — Погоди, что?
Она споткнулась, и рука Эйдена соскользнула.
Выпрямившись, она посмотрела на него, все еще идущего вперед. Неважно, что она тоже думала об этом вчера, ей больше нравилась идея винить во всем отца.
— Эйден!
Он развернулся к ней лицом, нахмурился на внезапно образовавшееся расстояние между ними и приблизился. Вновь она ощутила жар его тела. Теперь ее реакция вступила в полную силу, и она почти дрожала от восторга от близости к нему.
Как бы ей понравилось, если бы он соизволил ответить ей тем же взглядом, но нет.
Его выражение лица оставалось пустым.
— Он говорит, что некоторые твои черты характера передались мне. Прямо как когда я передал тебе души, а ты мне — Чомперса, — он наклонил голову к плечу, глядя куда-то сквозь нее, сквозь лес, будто бы прислушиваясь к кому-то еще. Вероятно, так и было. Затем он кивнул и добавил. — И когда мы пили кровь друг друга.
Она провела языком по зубам. Острым, бесполезным зубам.
— То есть ты говоришь, что вот это бездушное, едва ли не отталкивающее поведение у тебя из-за меня?
«Ты же сама думала о том же, — напомнила она себе. — Чего на него-то бесишься?».
Она не осознавала этого, но действительно бесилась. Очень.
— Да. Это именно то, что я говорю, — без колебаний произнес он.
Такой ее видели люди? Холодной, отстраненной? Ох, она знала, что ее считали слишком серьезной, но чтобы вот так…Фу, фу, фу.
— Почему же тогда я не веду себя как ты?
— Может, ведешь.
— Что ты имеешь в виду?
— Я не знаю. Ты скажи.
Она вздернула подбородок.
— Хочешь сказать, что я хожу растерянная, выпадаю из разговоров, отвлекаюсь на все подряд и ревную к каждому столбу?
Так, стоп.
А ведь так оно и есть. Она широко распахнула глаза от внезапного осознания. Она реально так себя вела.
— Таким ты меня видела? — спросил он, повторяя ее мысли. Он угрожающе сделал шаг к ней, затем второй.
Она медленно попятилась, пытаясь скрыть свою трусость… и страсть. Она уже не трепетала, а тряслась. Ее жажда его прикосновений затмевала все остальное, она хотела этого до боли.
Он все еще на нее надвигался, а она все еще отступала, пока не ударилась спиной о толстый ствол дерева. Может, она и желала его, но не знала этого Эйдена, не знала, как он отреагирует на все то, что она сделала и сказала.
Однако, если теория Элайджи верна, она могла догадаться. Если Эйден ведет себя, как она, он попытается сопротивляться, но не устоит. Как ей никогда не удавалось устоять перед ним. Он попытается разлюбить ее, держаться подальше, но и это у него не получится.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Наконец-то, благословение среди сплошного проклятия.
Когда она впервые его встретила, она следовала приказам отца. Найти его, допросить и убить. С первой задачей она справилась. Со второй… можно сказать, что тоже. Хотя ее отец ожидал вопли от боли в передышках между ответами на вопросы, она вместо этого купалась с Эйденом, играла с ним. Целовала его.