Она выглядела так… по-человечески. Так безумно красиво по-человечески. Ее щеки и нос порозовели, глаза блестели от холода.
— Ты знаешь эту женщину? — он указал на место, где… ее уже не было.
Танцующая женщина исчезла.
— Какую? — спросила Виктория.
— Забудь, — ее запах ударил в нос, такой же сладкий, как и она сама. Десны пульсируют. Зубы ноют. Рот наполняется слюной.
И знаете что? Гул вернулся в его голову, а потом раздался приглушенный плач. Тот же самый, который он слышал прошлой ночью. Тихий, почти ноющий, словно хочет привлечь внимание, как плач новорожденного.
«Что это было?» — спросил Джулиан.
— Возможно, эхо прошлого, того, что было в пещере, — невнятно произнес он. Боже. Его язык словно размером с мячик для гольфа. Его взгляд остановился на пульсирующей венке Виктории. Ммм.
— Что? — Виктория нахмурилась от непонимания.
«Опасно, — сказал Элайджа. — Не смотри на нее. Ты не можешь пить ее кровь. Вдруг опять зависимость начнется?»
«Или того хуже, вдруг мы снова окажемся в ней?» — страх Джулиана почти физически ощущался.
«У меня одного здесь жажда приключений? — спросил Калеб. — Давай, пей! Ну же!»
«Не слушай его. Выпей кого-нибудь другого», — приказал Элайджа.
Но… Эйдену не хотелось выпить кого-либо иного, не взирая на то, как болезненно скручивался желудок, и на то, что он решил отослать Викторию прочь.
Его голод, видимо, перевесил здравый смысл, поскольку он теперь хотел оставить ее при себе. А он получал то, что хотел. Всегда. Вздохнув, он встал и протянул руку. Еще один жалобный крик эхом раздался в его голове до того, как он смог что-либо сказать.
«Не, правда, что это? — страх Джулиана сменился раздражением. — Калеб, это ты опять ноешь, как ребенок?»
«Ты же знаешь, я объявляю кислородную голодовку, чтобы получить, что хочу. Никакого нытья».
«Эм, не хочу тебя разочаровывать, но ты и так не дышишь», — заметил Элайджа.
«Но метод же работает. Зачем менять проверенное годами?»
Эйден постарался приглушить их, как мог.
— Давай погуляем, — обратился он к Виктории. Она не приняла его руку, просто с сомнением смотрела на нее.
Надежда загорелась в ее голубых-голубых глазах, когда она подняла взгляд.
— Серьезно?
«Как я и говорил, она тебе в самом деле нравится, — голос Элайджи прорвался сквозь ментальные блоки. — Не забывай это. Любые плохие мысли о ней — не твои. Ладно, да?»
К чему эта настойчивость?
Виктория вложила ладонь в его, и забить на голоса стало легко. В центре внимания оказалась одна только принцесса.
Ее аромат не просто окутал его, он захватил его, поглотил с головой, и во рту стало еще больше слюны. В этот момент она ему по-настоящему нравилась. Ее мягкость, ее тепло… не горячая, больше нет, а теплая и милая.
Все в ней.
— Идите вперед и убедитесь, что нас никто не потревожит, — скомандовал он волкам, прежде чем повести Викторию прочь с заднего двора в лес. Братья обогнали их и вскоре исчезли впереди. Никакого предупреждающего воя не последовало, и они пошли туда.
Что он будет там делать с Викторией… Ну, он еще не решил.
Но вместе они это выяснят. К счастью или нет.
Глава 10
Эта прогулка была для дела или для удовольствия?
Виктория долго не выпускала руку Эйдена из своей, прямо как раньше. Тот Инцидент, как она для себя называла последние минуты в пещере, не поднимался, если не считать постоянное с недавнего времени, хотя постепенно утихающие завывание на ее затылке, пока они уходили все дальше и дальше от особняка. От безопасности.
Никогда прежде она не боялась Эйдена и, на самом деле, сейчас тоже. Это было просто… Он настолько изменился, что она не знала, чего от него ожидать.
По крайней мере, ей хватило ума надеть зимнюю мантию, отчасти защитившую ее от утренней прохлады. Раньше ей не приходилось об этом думать. По сути, тогда она могла просто забрать дурацкие тесные вещи у человека-раба крови.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Погода ее прежде не волновала. Температура ничего не значила. А теперь она, с ума сойти, мерзла. Все. Время. Она металась и ворочалась всю ночь, вся дрожала, зубы стучали.
— Мне здесь нравится, — начал Эйден.
Светская беседа. Шикарно.
— Неожиданно, — их окружали редкие деревья с кривыми ветвями, едва ли отбрасывая тень. Не то чтобы Виктории нужно было спрятаться от света. На ее теперь уже уязвимой коже приятно было ощущать солнечное тепло, впитывая каждый лучик, хотя оно не могло ее согреть.
— Ага. Никаких назойливых взглядов, никто не сможет спрятаться за углом.
Никто… например, она?
— Мне следует бояться?
— Не знаю.
От его честности она расслабилась, даже улыбнулась.
— Просто предупреди меня, если решишь напасть.
— Хорошо, — пауза. — Вот тебе твое предупреждение. Я голоден.
Быстро она попрощалась с расслабленностью. Напрягшись, она ждала, что он сейчас набросится. Но когда этого так и не случилось, она прочистила горло и спросила:
— Ты хочешь еды или крови?
— Крови, — опять он произнес невнятно, как несколько минут назад, когда смотрел на ее вену на шее.
Если он предложил погулять только ради этого, то она… она не знала, что сделает. Знала только, что от этой мысли ей было также больно, как если бы ее сбила машина, и в ней вспыхнула злость, как огонь в очаге. Чтобы успокоиться, она вдохнула и выдохнула, прислушиваясь к стрекоту саранчи и крику птиц.
— Пока ты не выпил кровь у кого-нибудь еще, мне нужно научить тебя питаться.
Прекрасно. Не напал, не разозлился.
— Думаю, я уже знаю как пить, — сухо ответил он.
— Правильно? — потому что то, что было в пещере, не считалось.
— Прости?
— Вены и артерии разные на вкус. Артерии слаще, но расположены глубже и медленнее заживают у людей, так что кровь из них пьют, только чтобы убить. И все вены разные. Те, что в шее, уже без кислорода, так что они слегка как вкусная шипучка, но если ты не знаешь, что делаешь, то ты что?.. Убьешь.
— Я знал это, — сказал он, а потом задумался на мгновение и кивнул. — Да, я это знал.
Она не стала спрашивать, известно ли ему это из ее воспоминаний — потому что она узнала кое-что из его — или сам это выяснил, например, как-нибудь ночью, когда они не были вместе, и она понятия не имела, чем он занимался. Некоторые вещи лучше не знать.
— Ну, так или иначе, ты не можешь пить мою кровь.
Так что вот.
Нахмуренный Эйден поравнялся с ней, словно стремясь запугать.
— Я знаю, что мне не следует пить твою кровь, но почему ты так против этого?
Потому что он поймет, как она уязвима. Потому что его все еще человеческие зубы порвут ее кожу и, возможно, навредят ей. Потому что ей может понравиться даже больше, чем ему.
Потому что она рискует стать зависимой от его укуса.
То, как тот раб крови реагировал на него, предвкушая счастье и наслаждение, значило, что даже будучи без клыков он вырабатывал наркотическое вещество.
— Виктория?
Ах, да. Она же так и не ответила. Что ей сказать?
— Просто не хочу, — солгала она в конечном счете. Пора менять тему. — Так… ты пил чью-нибудь кровь прошлой ночью или сегодня утром?
Как только она спросила, причем слишком резко, ей захотелось взять свои слова обратно.
Наконец, до нее дошло, через что он проходил каждый раз, когда он думал о ее губах, прижатых к кому-то другому, чья кровь наполняла ее. Как он это ненавидел, но принимал, потому что ей это было необходимо, чтобы выживать.
У нее вызывала отвращение сама мысль, что он может пить чью-то ее кровь. Что его зубы вонзаются в вену какой-то другой девчонки. И да, она уже хотела выпотрошить эту дуру.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Дура — потому что любая, кто спутается с парнем Виктории, сама виновата.
Кто же ты?
А был ли он все еще ее парнем?
— Ни у кого я не пил. Пока что. Я найду кого-нибудь, — он ответил, совсем не подозревая — или не беспокоясь — о ее возрастающей злости. — Когда буду готов.