— Ладно, — по крайней мере, он перестал давить.
У нее уже были татуировки на спине, чтобы защитить от контроля над разумом и физических увечий. Теперь он хотел, чтобы она также была неуязвима к смертельным проклятьям, а заодно к заклинаниям боли, паники, слежки и к магическим иллюзиям — сцены с Такером ему хватило за глаза.
— Погоди, погоди. Стой, — Райли помотал головой, напряжение сошло на нет, стоило заглянуть в ее лицо. — Твой отец увидит, если на руках.
Да, она это понимала. И это бы однозначно имело значение, если бы она когда-нибудь планировала вновь с ним встретиться.
Ее охватила тоска по дому, слезы внезапно брызнули из глаз.
Ее не было всего две недели, но она уже безумно скучала по папе. И все же ей нужно держаться от него подальше. Не стоит втягивать его в их сверхъестественную войну.
Вместо ответа она, однако, села на край кровати и закатала рукава.
— Хватит тянуть резину. Приступай.
— Ты правда не собираешься возвращаться назад? — спросил Такер. В кои-то веки в его голосе не было сарказма, дерзости или прямой грубости.
— Нет, не собираюсь. Райли, — ее голос звучал ровно, она вытянулась на скрипучем матраце, молясь, чтобы там не было клопов. Или еще кого похуже. — Приступай.
Пока она не струсила.
Он осмотрел ее, перед тем как подойти ближе, присесть рядом на колени и положить ее руку себе на бедра. Прикосновение. Палящее как солнце, уводящее землю из-под ног, необходимое как воздух.
Каким-то чудом ей удавалось сохранить невозмутимое выражение лица.
— Ты изменилась.
— За две недели? — она хотела фыркнуть, но не получилось. Он прав.
— Ага, — он уже разложил инструменты на тумбочке, чернила наготове. Он поднял тату-машинку и глубоко вонзил иглу. Краткое мгновение боли, постоянное жжение и жужжание моторчика.
Может, тоска по дому закалила ее — она ни разу не вздрогнула.
— Думаешь, я изменилась к лучшему?
«Стоп, — одернула она себя. — Не выпытывай. Тебе может не понравиться ответ».
— Мне нравилось, какой ты была.
В его голосе звучала горечь. Ей надо допытаться.
— То есть слабой? Зависимой от тебя?
— Ты не была слабой.
— Ну и сильной я не была.
— А теперь стала? — Ай.
— Больше, чем раньше. Так я тебе больше не нравлюсь?
«Почему ты продолжаешь допытываться?» — спрашивала она себя.
— Нравишься. Мне не нравится твоя компания, — добавил он громче.
— Какая скукота, — сказал Такер, подходя к кровати. — Кто-нибудь, развлеките меня.
Они сделали вид, что не слышали.
— Как ты умудрилась связаться с Такером? — спросил Райли. Его хватка стала жестче. — И я не про то, как вы замутили. Если только ты не хочешь мне что-то рассказать. И если в этом все дело…
— Нет, не в этом, — с пылом заверила она его. Может, между ними все кончено, но она не хотела, чтобы он думал, что она сразу перескочила на Такера. — После того, как Эйден был заколот — что я еще не простила, — добавила она также громко, как Райли до этого, — Такер нашел меня. Он увидел, как я ухожу из дома с сумкой и пошел за мной.
— Когда я пошел за тобой, ты сделала все, что было в твоих силах, чтобы потерять меня. А его ты оставила рядом.
Ага. Это была горечь, в чистом виде, пылающая ревностью. Даже больше — он произнес «его» с таким отвращением, с каким Райли мог бы обсуждать сильный понос.
В его картине мира это могло быть одно и то же.
— Да, — она смягчила тон, — но я боялась причинить тебе вред.
— Как мило, Мэри Энн, — сухо сказал Такер. — Очень мило.
Они сделали вид, что не слышали.
Райли замер. Затем он отложил тату-машинку и потянулся к ней. Его пальцы провели по ее подбородку, лаская. Мэри Энн не собиралась, но поддалась прикосновению этих знакомых мозолистых рук, закрывая глаза. В это мгновение они были одни в целом свете.
Она вдыхала его, притворяясь, что она была обычной девчонкой, он обычным парнем, и все вокруг было самым обычным. Этот естественный, землистый запах напоминал ей о мире вокруг, и ей хотелось большего, она отчаянно нуждалась в большем… Пока не вспомнила, что случилось с последними ночными существами, которых она встретила. Больше притворяться она не могла.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Они бились в конвульсиях, их кожа бледнела… бледнела… пока они не стали белее мела, напоминая хэллоуинские декорации. Под их глазами залегли темные круги, их губы потрескались, они кричали. И кричали, и кричали, и кричали. Невыносимая боль.
— Мэри Энн.
Наверное, он почувствовал, как она окаменела. Ее ресницы распахнулись, и она увидела, как Райли обеспокоенно хмурится. Обеспокоенно. Нет-нет-нет.
— Я сделала это с тобой? — выпалила она. Могла ли она его опустошить, хотя бы на капельку?
— Я в порядке. Ты ничего мне не сделала.
Значит, он беспокоился за нее. Она расслабилась, но совсем слегка. Почему он такой замечательный?
— Ты ведь скажешь мне, если я сделаю?
— Конечно, я же не из молчаливых терпил.
Нет, не из них. И она всегда его любила за это.
— Как ты? — спросил он. — Ты хорошо… питаешься?
— Пока нет. Все это время я жила за счет моего чрезмерного злоупотребления, но чувство наполненности проходит, — призналась она. — Я очень скоро проголодаюсь.
— «Очень скоро» еще не сейчас. У нас есть время.
Время, чтобы побыть вместе, имел он в виду. Время до того, как ей можно будет начать волноваться.
Когда же он поймет? Она всегда волнуется.
— Просто закончи символы, — сказала со вздохом.
— Хорошо. Но мы еще об этом поговорим.
«Нет, не поговорим», — но не сказала этого вслух, и спустя несколько часов она стала счастливой обладательницей шести новых символов.
— Секси, — прокомментировал Такер, поигрывая бровями.
— Напрашиваешься, чтобы я выколол тебе глаза? — резко бросил Райли, пока упаковывал инструменты и запихивал их обратно в сумку.
— Ладно-ладно, — Такер поднял руки, сама невинность. — Она выглядит отвратно.
Отвратно?
— Спасибо, предатель.
Такер пожал плечами, не пытаясь извиниться.
— Мы пытались замутить, не получилось. Теперь я не буду пытаться сложить свои яйца в твою корзину, а то рискую, что их разобьют молотком.
Так. Он реально про свои яйца? Потому что вот это отвратно.
Тем не менее, Райли кивал, искренне довольный впервые за день.
— Тебе тоже не грозит сложить свои яйца в мою корзину, — уведомила она его.
Он тоже пожал плечами.
— Потом ты будешь говорить иначе.
— Просто… просто держи свои губы подальше от меня!
Если он ее поцелует, все стены рухнут, как всегда было. Его рот был ее слабым место, и все тут.
Он одарил ее улыбкой с секретом — в ней таилось обещание, что как только они останутся одни, он окажется на ней. И ей это понравилось. Она вздрогнула. Нельзя оставаться наедине с волком!
— Я ничего не говорил о поцелуях. Разве нет?
— Фу, просто фу, — Такер прикинулся, что его тошнит. — Хватит флиртовать перед невинным свидетелем.
— Сомневаюсь, что ты когда-либо был невинным, — сухо заметила она.
— А ты не должен быть сейчас где-то еще? — резко спросил Райли. — Например, со своей беременной подружкой?
Пенни. Мэри Энн не звонила сегодня и задумалась, вдруг девушка все еще сидит скрученная над туалетом, изрыгая свои внутренности.
Мэри Энн вспомнила, как Такер пришел к ней, умоляя помочь ему, чтобы он мог пережить то, что сделал с Эйденом. Тогда он уверял, что чувствует себя «правильно» только рядом с ней, что он может побороть свои темные мысли, если она рядом. Он тогда выглядел совершенно раздавленным, и впервые с того момента — сейчас тоже.
— Пенни будет лучше без меня, — сказал он без единой эмоции.
— Ну, твоему — вашему — ребенку не будет. Он наполовину демон, и Пен нужна будет помощь с ним.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Его бледный раздавленный вид сменился румянцем предвкушения.
В самом ли деле… мог ли он… любить Пенни и хотеть этого ребенка? Может, часть его мечтала об этом. Но, возможно, он также знал, что его присутствие разрушит их жизнь сильнее, чем его отсутствие. Его темная натура могла бы спровоцировать его совершить то, о чем он будет жалеть всю оставшуюся жизнь.