стражники и слуги забирают и отправляют небольшие контейнеры с сообщениями. Водяная почта – явно роскошь, еще ни разу я не видела, чтобы ею пользовался простолюдин. Искусственные каналы прорезают ландшафт дворца, выписывая изменчивые, завораживающие узоры, и мы переезжаем через них по десяткам мостов. В начале каждого из каналов находится фонтан в виде свернувшейся кольцами змеи, выплевывающей изо рта воду, такой же, как тот, мимо которого я бежала на днях, преследуя Шороха.
Шорох. Узнаю ли я его? Мысль о том, что он будет ждать на Приветствии – высокий, гибкий и темноглазый, – заставляет мое тело содрогаться в странных, слегка раздражающих конвульсиях. Я заставляю себя успокоиться, леди не дрожат.
Бессердечная не дрожит, заслышав Шорох, – насмешливо заявляет голод. – Мы едим таких, как он.
Мимо проезжает бледно-голубая карета, затем другая, зеленая. Любопытные господа по сторонам дороги наблюдают за каретами, прибывающими одна за другой. Больше всего внимания привлекает бледно-голубой экипаж, из окна которого улыбается и машет симпатичная девушка. Другая девушка, из пафосно-золотой кареты, тоже машет. Аристократы аплодируют, бросая им цветы, сорванные с газона, – алые гвоздики и стебли ракитника.
– Разве они не прелестны? – слышится голос какого-то вельможи.
– Весьма недурны, но с прошлогодними партиями им по красоте не сравниться. Если принц никого не выбрал в прошлые годы, то у этих и вовсе нет шансов.
«Эти». «Прошлогодние партии». Будь я не в курсе, сказала бы, что эти идиоты воспринимают нас чем-то вроде кусков мяса на выданье, а не реальными людьми. Это тяжело слышать, а я ведь всего лишь посторонняя, фальшивка. Представить не могу, что чувствуют дети этих аристократов, если собственные родители относятся к ним как к товару. Словно к псам на собачьих бегах, выведенным специально для того, чтобы их обсуждали и делали ставки.
Фишер замедляет движение, останавливаясь прямо перед большим бассейном и центральной дворцовой лестницей. Аристократы, согласно традиции, заполняют обе ее стороны. Дворцовые стражи – отличающиеся от городских четырьмя зелеными перьями на шлемах – неподвижно выстроились перед толпой, и не для того, чтобы сдерживать ее, а скорее чтобы обозначить границы расстановки. Фишер открывает дверцу кареты, впуская свет и уличный шум: смешки, свист и крики. Среди великолепно одетой знати есть и энциклопедисты в своих простых коричневых робах, с инструментами на поясе. Весь королевский двор собрался на спектакль. Фишер не предлагает мне руку – такое дозволено только кавалерам, – но остается поблизости на случай, если мне нужно будет помочь спуститься.
Носки моих ботиночек, обитые медью, касаются земли. Все взгляды прикованы ко мне: даже холодные, пустые глаза статуй взирают сверху, усиливая тяжесть в груди.
– С вами все будет в порядке, мисс? – спрашивает Фишер, но я едва различаю его голос среди гомона толпы. Мисс. Он один из немногих, кто обращается ко мне так, не используя титул «миледи». Миледи – слово резкое, полное ожиданий, а мисс – куда более теплое. Я почему-то чувствую себя комфортнее, осознавая, что хотя бы один человек в этом мире не ждет от меня многого.
– Нет, – возражаю я. – Но как сказала бы И’шеннрия, это не принципиально, не так ли?
Красная гвоздика попадает мне прямо в волосы, цепляется за прядки и бьет по лицу. Я озадаченно ее вынимаю. Мне следовало бы радоваться, что я здесь, в качестве потенциальной невесты для принца, но с каждой шуткой аристократов я все сильнее ощущаю себя коровой, которую готовят на убой. Все, о чем я могу думать, – это как скоро все отвернулись бы от меня, узнай они, кто я на самом деле. Заставляю себя улыбнуться. Другие девушки выбираются из карет, улыбаясь так естественно, словно были рождены с улыбкой, проскальзывают сквозь толпу и вспархивают по ступенькам. Пошатываясь, я следую за ними.
– Голову выше, – бормочу я слова И’шеннрии. – Расправь плечи. Смотри только вперед и вверх, а не вниз или назад. И не забывай: если тебя вычислят, ты труп.
Я нагоняю на лестнице девушку в золотом платье, и она бросает на меня взгляд из-под длинных ресниц. Ее лицо раскрашено так же, как мое, – помада, темные симметричные линии, нарисованные воском, вдоль глаз, хотя у нее они закручиваются спиральками.
– У тебя очень красивое ожерелье, – говорит она. Я смотрю вниз, на поблескивающий медальон. Первое желание – поблагодарить, но И’шеннрия учила меня большему. При дворе принимать комплименты все равно что расписываться в слабости к лести.
– Как и твое, – отвечаю я.
– Ах, эта старая штуковина? – Девушка смеется, дотрагиваясь до своего гранатового ожерелья. – Ничего особенного. На самом деле папа наряжает меня в обноски. Старые украшения сестры, ее старое платье, старая карета – просто ужас.
Это говорит девушка из золотой кареты с бархатной обивкой и кисточками, самой шикарной кареты на мили вокруг. Очевидно, она происходит из семьи Первой крови. Девушка улыбается с жалостью.
– Твое платье тоже ношеное? Какой стыд – тебе надо было попросить какое-нибудь у меня! Я была бы счастлива купить тебе что-то, в чем ты не выглядела бы как праздничная утка!
Перед жаркой праздничную утку всегда до отказа набивают фруктами. Она обозвала меня жирной, не особо стесняясь в выражениях. Если уж она так откровенна, могла бы просто дать мне пощечину, хотя ей вполне удалось подать оскорбление под соусом вежливости. Так вот как они играют при дворе, хм? Меня это устраивает.
– Вы мне льстите, миледи, – щеголяю улыбкой. – Уверена, принц будет поражен вашей добротой и заботой об окружающих.
Это ответное оскорбление, и мы обе это знаем. От злости девушка становится на пять оттенков пунцовее и теряет равновесие, едва не полетев с лестницы. Из толпы наблюдателей доносятся тихие шепотки:
– С ней все в порядке? Бедное дитя в детстве столько раз лихорадило, чудо, что ей вообще хватило сил приехать на Весеннее Приветствие…
– У семьи Стилран, как ни крути, болезненные дети, все отцовская кровь…
– …нам же не нужно поколение прикованных к постели принцев, не так ли?
Стилран – семья Первой крови. Я была права. Но Шорох прав еще больше – эти аристократы действительно идиоты, помешанные на сплетнях. От их стремления разорвать кого-то на глазах у всех у меня внутри все деревенеет. Я протягиваю ей руку. Она бросает на нее свирепый взгляд, поднимается и, недовольно бормоча, торопливо проходит мимо.
– Можно подумать, я позволю тебе хорошо выглядеть за мой счет…
Мгновение я смотрю ей вслед, а затем вздыхаю.
– Правильно, как я могла забыть? Обычная порядочность здесь под запретом.
В конце концов я преодолеваю последнюю ступеньку – и из-под палящего солнца