свое отражение в окне, на соломенно-золотистые волосы, аккуратно подрезанные до плеч, и вздергиваю подбородок. Все решится сегодня, в следующие несколько часов. Если дебют провалится, то все кончено.
Мой единственный шанс на свободу будет упущен.
Мэйв наполняет ванну, добавляя туда бутоны черных роз и палочки корицы. Я с облегчением погружаюсь в воду, позволяя приятному запаху успокоить расшатанные нервы. Весьма знакомому запаху – волосы и одежда И’шеннрии пахнут точно так же, и я даже слегка горжусь тем, что мне позволено пользоваться тем же ароматом. Когда тело обсыхает, Мэйв наряжает меня в великолепный розовый наряд цвета сакуры, настолько прекрасный, что, едва я касаюсь пальцами шелковых оборок, волнение на мгновение улетучивается. Затем Мэйв приступает к укладке волос, подхватывая спутанные локоны скрюченными, медлительными пальцами. Она возится дольше, чем я живу на этом свете, но эффект поразителен; из десятков косичек получается роза, элегантно переходящая в пучок. Она пытается закрепить всю конструкцию сеткой из шпилек, украшенных камнями, но из-за усталости шпильки все время выпадают.
– Этого вполне достаточно, Мэйв. – И’шеннрия вплывает в комнату. – Дальше я сама.
Мэйв отвечает легким кивком и выходит, закрывая за собой дверь. Остаемся лишь я, И’шеннрия и отблески солнца на кварцевых шпильках.
– Вы не обязаны, – говорю я. Руки ее не дрожат, но губы крепко сжаты.
– Не глупи. Это не так уж трудно. – Она плотно закрепляет прическу. Конечно, никто не принуждает ее ко мне прикасаться – в противном случае она ни за что не стала бы этого делать. И’шеннрия выпускает несколько прядок за ушами и смотрит на меня в зеркало.
– Ты ела?
– Те прекрасные сырые потроха внизу? Да.
Она тут же переключается на допрос.
– Никогда не бери мужчину за руку, если он предлагает ее…
– …вечером, – заканчиваю я. – За стол женщины усаживаются первыми.
– В каком порядке? – торопливо перебивает она.
– Согласно титулам, с поправкой на возраст. Самая пожилая и родовитая садится первой, но только если она замужем. Незамужние садятся последними.
– Что означает – незамужние шестнадцатилетние дамы вроде тебя всегда будут садиться последними.
Она протягивает мне тюбик розовой помады и наблюдает, как я накладываю ее. Не слишком много, и только по центру губ.
– Гораздо лучше, чем во время первой попытки, – заявляет И’шеннрия. Ее губы тронуты пурпурным, а полоски шрамов замаскированы пудрой. Она выглядела бы спокойной и собранной, если бы не побелевшие костяшки пальцев на руках, которыми она держится за спинку моего стула. Многие жизни висят на волоске. Я понимаю это. А она понимает еще лучше меня. Мы обе осознаем это, в молчании разглядывая в зеркале свою боевую раскраску.
– Я до сих пор помню свое Весеннее Приветствие, – мягко говорит И’шеннрия.
– Я не готова, – признаюсь я. Она грустно улыбается.
– Я поделюсь с тобой одним секретом: никто по-настоящему не бывает готов.
– Миледи! – кричит Реджиналл. – Карета прибыла!
Мое лицо в зеркале принимает жуткий зеленоватый оттенок. И’шеннрия замечает это, и я готовлюсь к приказу нанести побольше румян или взять себя в руки, но вместо этого вдруг ощущаю на плече мягкую, сильную руку. Ее руку.
– Они будут не замечать тебя. Попытаются уверить, что ты недостаточно хороша. Это ложь. Ты И’шеннрия. Ты всегда будешь достаточно хороша.
Сильные и правдивые слова – настолько сильные, словно предназначены вовсе не мне. Возможно, она собиралась сказать это собственным детям, когда-нибудь. Своей собственной дочери, в ее Весеннее Приветствие.
Я бросаю в зеркало последний взгляд. Оттуда на меня смотрит девушка с белой, точно бумага, кожей и светлыми волосами. С золотым кулоном в форме сердца на шее. Чересчур сжатые губы в центре тронуты розовым. Голубые глаза очерчены темной подводкой, две линии, по ветрисианской моде, спускаются вдоль скул. У нее родинка под челкой, которая ей совершенно не нравится, но еще больше она переживает по поводу зубов, а точнее острых клыков, которые вылезают, когда она голодна.
Она молода. Испугана. Она играет роль. Играет в весьма опасную игру.
Она Бессердечная.
И’шеннрия помогает мне подняться, крепко сжимая локоть. Даже не представляю, сколько ей потребовалось усилий, чтобы проглотить собственный страх и дотронуться до меня не один, не два, а целых три раза. Мы проходим по дому, спускаемся по лестнице, минуем портрет привлекательного лорда И’шеннрии и выходим на улицу к карете. Эта куда вычурнее, чем дорожный экипаж, доставивший меня в Ветрис, – черные бархатные кисточки украшают лошадей, а колеса отделаны медью. Сидящий на козлах Фишер выглядит гораздо старше в черном костюме и шляпе с перьями. Хотя даже парадный костюм меркнет в сравнении с его застенчивой улыбкой.
– Выглядите сногсшибательно, мисс.
– Если повезет, у всех глаза повыпадут, – несмотря на пересохшее горло, отвечаю я. И’шеннрия открывает дверь экипажа, и я забираюсь внутрь. Но тут же высовываю голову из окна, в моем голосе звенит отчаяние.
– Я надеялась, вы не бросите меня на растерзание волкам.
– Весенние Невесты и Женихи прибывают самостоятельно. – И’шеннрия выдерживает мой взгляд. – Не забывай, чему я тебя учила. Делай то, что скажет Главный распорядитель. Изо всех сил старайся вести себя учтиво. Я попробую навестить тебя, когда все завершится.
Ее слова настолько отрывисты, настолько окончательны. В каждом из них сквозит невысказанное дополнение: «Если не провалишь все дело».
«Если тебя не рассекретят и тут же не убьют за то, кто ты есть».
Я выдавливаю улыбку, но та выглядит чересчур натянутой.
– Если меня постигнет «уничтожение», вы хотя бы придете на похороны? Не могу обещать напитков, или еды, или даже других гостей, на самом деле. Но я была бы рада.
– Ты справишься, – говорит И’шеннрия строго.
Фишер припускает лошадей рысью, и гравий хрустит под колесами кареты. Я наблюдаю, как И’шеннрия, и Мэйв, и Реджиналл уменьшаются в размерах. Вскоре остаются лишь тихие крики нектарниц на деревьях, растущих вдоль дороги, и мой непрекращающийся мысленный вопль. Аристократы, прогуливающиеся со своими возлюбленными и питомцами, останавливаются и показывают на мою карету. Я вспоминаю господ, которые сплетничали за забором в день моего приезда, и борюсь с желанием сползти вниз по сиденью. Может, принадлежность к роду И’шеннрии – всего лишь мое прикрытие, но я не позволю попирать имя этой семьи.
Когда дворец наконец появляется в поле зрения, я чувствую облегчение. Как и другие городские здания, он выполнен из белого камня, но полуодетые женщины с копьями, вырезанные на каждой опоре и башенке, придают ему куда более устрашающий вид. Дворцовая водяная почта выполнена из серебра, а не меди, и кажется, трубами постоянно пользуются – тут и там видно фонтанчики воды и слышно громкие хлопки, когда