Читать интересную книгу "Упражнение на доверие - Сьюзен Чой"

ранее Дэвид, Уильям, Джоэль, Сара или кто угодно еще мечтали впечатлить англичан, теперь хотелось забыть.

Двое взрослых англичан – учитель/режиссер Мартин и звезда Лиам – впервые появились после обеда: будучи взрослыми, а не школьниками, они не ходили на уроки. Когда все собрались в Черном Ящике, Мартин и Лиам сели с мистером Кингсли на сцене – как и он, верхом на стульях, – а Феодосия, Лилли, Лара и Кора, Рейф, Джулиан, Саймон и Майлс слились с учениками на трибунах. Перешучиваясь с мистером Кингсли о Жизни в Дороге, о том, что Все Отели Одинаковы, и о Радостях Дома, Мартин и Лиам казались одной королевской породы с их учителем, носящим столь уместное имя[8]. Мартин и Лиам тоже умели напускать на себя расслабленный вид: вели себя так, словно их никто не видит, при этом транслируя безмятежное осознание, что за ними пристально наблюдают. Мартин, Лиам и мистер Кингсли на своих неправильно поставленных стульях, не обращая никакого внимания на учеников и перекидываясь театральными подколками, образовали не клику – считалось, что у взрослых клик нет, – а какую-то другую общность – пожалуй, лучше назвать ее клубом. Сара осознавала существование этого клуба только на задворках разума – в виде ощущения безнадежной исключенности из него. Дэвид осознавал существование клуба как раздражающий вызов, который хотелось отвергнуть, но при этом так, чтобы это мистер Кингсли, Мартин и Лиам смутились и мечтали заслужить его милость. Для Джоэль это были просто трое мужчин, двух из которых она еще не знала. Она тут же сочла Мартина слишком старым и мысленно свалила в одну безжизненную кучу вместе с геем мистером Кингсли. А вот Лиам ей подходил. Словно у нее не глаза, а стетоскопы, она измерила его кровь: высокая температура, высокая скорость. В нем непредсказуемо металась энергия, словно ток в лампочке с плохим контактом. И завораживающе уникальные снежно-голубые глаза, о каких пишут в сказках, – но Джоэль прочитала в них какое-то подавленное отчаяние. Это был симпатичный мужчина, которому никогда не быть сексуальным, но из-за какого недостатка или преграды – Джоэль уже не интересовало. Списав таким образом и Лиама, она продолжила переговоры с Феодосией и Лилли насчет пакетика кокаина, который лежал в ее косметичке, и того, с кем бы его разделить в обеденный перерыв.

Лиам уже несколько лет считался звездным учеником Мартина, и тот ставил «Кандида» специально под него – с чем его нынешние ученики, похоже, смирились безо всякой обиды. Лиаму было двадцать четыре, уже шесть лет как выпустился. Возраст Мартина не знал никто. Сара не узнает историю Лиама, включая его возраст, пока он не расскажет ей сам, позже в этот Месяц Англии. Миссис Лейтнер с самого приезда англичан была нетипично заметной, поскольку это пересекалось с ее видами на школу. Их стоивший миллионы долларов театр – с шестидесятиметровым пространством в колосниках над сценой, четырьмя сотнями кресел, обитых красным бархатом, световым пультом за двадцать четыре тысячи долларов – будет принимать гастролирующие танцевальные труппы, оркестры и вообще все, что только бывает в таких светочах культуры, как Лос-Анджелес и Нью-Йорк. Может, борнмутский «Кандид» и знаменовал дебют в Америке режиссера и его талантливых юных актеров, еще большим дебютом он был для КАПА – как настоящего городского театра. Первая постановка в учебный день предназначалась только для учеников и учителей, но только чтобы они не занимали место на публичных выступлениях в выходные, уже давно распроданных после статьи и фотографий в местной газете – очередных проявлений стараний миссис Лейтнер.

Ко дню первой постановки – «закрытого показа» для КАПА – от месячных гастролей англичан прошла уже половина. Теперь они кажутся и чуждыми, и знакомыми: будто и были здесь всегда, и одновременно только что приехали. Знакомы их лица и голоса, их манеры, их походки – любой в КАПА отличит любого англичанина в океане голов в коридоре или на другом конце парковки, пока они садятся в «мазду» Джоэль или заскакивают в кабриолет-«мустанг» Дэвида. Чуждое в них почти все остальное. При том как много второкурсники знают о личной жизни друг друга – жизни, которой мистер Кингсли велел им скинуться, словно взносами в какой-то общий фонд, – об английских сверстниках они узнали настолько мало, что даже не заметили насколько. Они не знают, где живет Рейф – в большом особняке или убогом соцжилье – или кто Кора – осведомленная девственница или тайная развратница. Не могут расшифровать код их стиля, если он вообще есть, или их акцент, который будто у всех англичан звучит одинаково. Не знают, какие роли они – кроме Лиама – играют в «Кандиде», да и какие роли там есть, даже есть ли там заглавная роль, «Кандид» – это имя или что? Хоть в этой четверти их и нагружают Историей Костюмов, Шекспировским Монологом и «Американским песенником», «Кандида» не читал никто. Может, он вообще пишется с восклицательным знаком. Они ни разу не видели репетицию – ведь, само собой разумеется, англичанам ни к чему репетировать. Они ни разу не видели декорации, реквизит или костюмы, потому что их и не существует. Англичане путешествуют налегке.

Сара сидит одна в полном зале, скрывшись среди музыкантов. Теперь она в двойном изгнании из театра – персона нон грата заодно и среди третьекурсников. Каким-то образом вышла на свет тайна ее ночи с Бреттом год назад. Они даже сексом не занимались; в памяти Сара видит узкое безволосое тело Бретта, его пристыженный обвисший член, бледный и холодный на ощупь. Но никакие подробности не облегчают ее преступление, а ее самоизоляция, ее игнорирование верных Джульетты и Пэмми, траурный стиль, угрюмая завеса волос и драконий хвост сигаретного дыма не подготовили к истинному статусу парии. Она горит от нового стыда и видит за ореолом жара не больше, чем тот, кого сжигают на костре.

В зале гаснет свет. Мартин дал Грегу Велтину партитуру. Осветитель – единственный работник сцены, нужный для «Кандида», Грег Велтин – единственный в КАПА, да и во всех Соединенных Штатах, кто видел репетиции, потому что на самом деле репетиции были. Грег Велтин с нетерпением ждет премьеры. Его внутренние противоречия – характера и социальной маски, социального статуса и опыта – делают его, возможно, единственным, кто ждет ее по-настоящему.

Грег Велтин нажимает первую кнопку – и выходит Лиам в стандартной старинной мешковатой белой блузе и бриджах. Сцена совершенно пустая. В КАПА всегда требуются замысловатые декорации, реквизит и костюмы, чтобы задействовать тех учеников, кого никогда не возьмут на сцену – или раньше брали, но больше не будут. Например, Грег Велтин: когда-то – новый Фред Астер, ныне – безликий осветитель. Он высоко ставит неприкрытое