не ответила, пытаясь сдержать подступающие к глазам слезы.
– Но я верю в этот проект, – продолжил он уже мягче. – И верю в тебя… в нас обоих… – Он вдруг запнулся, словно смущаясь собственных слов.
Прежде он всегда говорил с ней уверенно, и отчего-то эта мимолетная слабость лишь укрепила ее доверие к нему.
– Но как же Спящие? – спросила она, вновь рискуя нарваться на насмешливый тон Престона. – Знаю, заносчивые скептики из университета считают, что слишком умны для всяких мифов и магии, но не все в Ллире думают так же. Южане так вообще свято верят, что только посвящение Мирддина способно предотвратить второе Наводнение.
– Одной научной работы недостаточно, чтобы одним махом разрушить сложившийся миф, – ответил Престон. – Особенно тот, что существует не одно столетие. Музей Спящих не выселит Мирддина в тот же миг, когда мы сойдем с поезда в Каэр-Иселе с научной работой в руках.
Он не сказал этого прямо, но Эффи поняла, что имелось в виду. Правда и магия – две совершенно разные, несовместимые вещи. Именно так Эффи твердили с самого детства лечащие врачи, отчаявшаяся мать, школьные учителя, священники и мастера, которые никогда ей не верили.
Эффи преклонялась перед магией, для Престона священной была правда. Их союз выглядел неестественно.
И все же она поняла, что не в силах отказаться.
– Не боишься, что ученые будут задавать те же вопросы, что и я? – привела Эффи последний довод. – Что они спросят, почему человек по фамилии Элори так стремится уничтожить наследие национального автора Ллира?
– Тем больше причин поставить благородное ллирийское имя Эффи Сэйр на титульном листе рядом с моим. – Во взгляде Престона мелькнули веселые искры. – Считай это перемирием.
Не сдержавшись, Эффи закатила глаза:
– Ты поэтому попросил меня о помощи?
– Не только. Янто отгораживается от меня. Он мне не доверяет. Зато верит тебе.
Эффи вспомнила тяжелую руку Янто на своем плече, вновь заставившую испытать прежнее ощущение погружения на глубину и, не задумываясь, выпалила:
– Чего ты хочешь? Чтобы я его соблазнила?
Престон тут же покраснел до кончиков ушей.
– Святые, нет! За кого ты меня принимаешь?
Эффи тоже залилась румянцем и опустила голову, не в силах взглянуть ему в глаза. Зачем она это сказала? С головой у нее явно не в порядке, в мозгу что-то сместилось, словно перекосились рельсы. Теперь она вообще никому не доверяла.
– У аргантийцев есть святой покровитель истины? – спросила она.
– Не совсем, – ответил Престон. – Но ради твоего спокойствия могу поклясться вашей святой Уной.
Эффи поймала себя на мысли, что кивает. В правой руке она все еще сжимала лист бумаги, поэтому вытянула левую, на которой не хватало безымянного пальца.
Престон протянул свою ладонь, мягкую, с длинными, тонкими пальцами, и они обменялись рукопожатием. Обычно Эффи не любила пожимать людям руки. Она не очень хорошо понимала, когда точно нужно отпустить, и всегда сжимала чужую ладонь дольше положенного.
– Клянусь святой Уной, что помогу тебе, – сказала она. – И не выдам тебя – нас – Янто.
– Клянусь святой Уной, что не предам тебя, – пообещал Престон. – И буду за тебя бороться. Обещаю, что твое имя будет стоять на титульном листе рядом с моим.
Они держались за руки, переплетя пальцы. Эффи все ждала, что он дернется и выпустит ее ладонь, но нет. Разглядывая подушечку его большого пальца, испачканную чернильными пятнами, она размышляла, не проверяет ли он ее, пытаясь оценить стойкость. Эффи сомневалась, что обладает достаточной выдержкой.
Но в его глазах не читался вызов, и она вдруг поняла, что Престон просто оставил выбор за ней. Такая мелочь, возможно, вообще не стоила внимания, и все же мало кто позволял Эффи выбирать.
Наконец она выпустила его ладонь, и Престон, согнув пальцы, уронил руку.
– Начнем завтра, – сухо произнес он. – Могу я получить обратно свой листок?
Эффи послушно положила скомканную бумагу на стол. На ладони остались чернильные точки.
– Здесь тоже стоило писать по-аргантийски, – заметила она.
– Теперь я знаю, – бросил Престон, поджав губы.
* * *
Когда вечером Эффи вернулась в гостевой домик, мысли безостановочно крутились в голове. Даже проглотив снотворное, она лежала без сна, глядя в сырой, заплесневелый потолок и размышляя о заключенном соглашении.
Может, утром она раскается в совершенной глупости и пожалеет, что не села в ближайший поезд.
Может, станет корить себя, что предала Мирддина.
Но сейчас Эффи чувствовала струящийся по венам адреналин. Она потерла кожу на месте безымянного пальца – гладкую, как ведьмин камешек.
Перевернулась на бок, разметав волосы по подушке. Сердце по-прежнему бешено колотилось в груди. Закрыв глаза, она вновь увидела перед собой лист бумаги с пометками Престона, синие чернила на белом фоне. Ее имя – вот, что было нацарапано на полях и повторялось до самого конца страницы:
Эффи
Эффи
Эффи
Эффи
Эффи.
7
«Ангарад» трудно отнести к определенному жанру. Одни отрывки кажутся пошлыми и откровенными, больше подходящими произведению романтическому или эротическому, другие отличает изысканный слог и глубина раскрытия темы. Нередко можно встретить домохозяек, читающих эту книгу во время стирки белья в прачечной, или пассажиров, склонившихся в трамвае над томиком в мягкой обложке. Но несмотря на это, «Ангарад» изучают даже в самых продвинутых литературных университетах. За всю историю Ллира больше ни одна книга не может похвастаться такой всеобщей привлекательностью.
Из введения к «Ангарад: Коллекционное
издание с примечаниями», под редакцией
доктора Седрика Госсе, 210 год от Н.
Когда Эффи только приехала в Хирайт, она никак не ожидала, что в семь утра будет разбирать письма усопшего писателя в компании Престона Элори. И все же следующий день для нее начался именно так.
– Что ж, – сказал Престон, – полагаю, ты хочешь знать, на чем я остановился. – Она кивнула. – Тогда я, пожалуй, объясню, на чем строится моя теория. Предки Мирддина бежали от Наводнения. Казалось бы, понятно, что в его работах мир природы изображен опасным, нестабильным и даже злобным. В большей части его стихов природа предстает именно такой…
– «Лишь море – единственный враг», – прервала его Эффи.
– Вот-вот. Но ведь отец Мирддина был рыбаком, как и его дед. Мастер Госсе первым обратил внимание на это очевидное противоречие. Семья Мирддина жила за счет моря, но в его книгах оно всегда предстает как жестокая, порочная, злая сила.
– Неправда, – возразила Эффи. – Когда Король фейри берет Ангарад посмотреть на океан, она называет его великолепным и свободным. «Прекрасное, опасное, бескрайнее море превращает всех нас в мечтателей».
Престон как-то странно на нее покосился.