само море – чересчур бурным. От всего этого у нее разболелась голова, и они уехали раньше намеченного срока. На ту неделю домом для Белл стал уютный коттедж деда в Бантаме. Правда, сам дед был тихим и необщительным. Играть с ней он не хотел и почти весь день просиживал у себя в кабинете. Потом они снова поехали к деду, уже в канун Рождества.
Голос Оливера вновь прервал ее воспоминания.
– Нам пора выходить. Смотрю, вы опять куда-то уплыли.
Оказавшись в доме, Белл неожиданно почувствовала благоговейный восторг. Все было таким же, как и в первый их приход, однако что-то изменилось.
– Что с вами? – уловив ее состояние, спросил Оливер.
– Почему-то волнуюсь.
Но Белл не просто волновалась. Ее переполняли вопросы. Почему родители так много скрывали от нее? Почему она не знала, что когда-то у нее была сестра? И сейчас, оказавшись там, где произошла трагедия, Белл начала понимать причины материнской болезни. Неужели она столько лет предвзято и несправедливо относилась к своей матери?
– Вы мне так и не рассказали, что случилось с вашей матерью. – Оливер пристально смотрел на Белл. Знал ли он ее мысли? Он ведь достаточно проницателен. – Естественно, я знаю, что ваш отец умер, – добавил он.
Белл не решалась заговорить. Ей было непривычно обсуждать подобные темы.
– Простите. Вам незачем рассказывать, если не хотите. – Он коснулся ее руки.
– Нет, все в порядке, – ответила Белл, дожидаясь, пока затихнут эмоции.
Но они не затихали. Чувствуя подступающее раздражение, она огляделась. Воздух в комнате вдруг сделался спертым. Белл показалось, что ее легкие сжались. Схожие состояния она испытывала в детстве, когда не могла справиться с навалившимися обстоятельствами.
– Мама уехала, – довольно резко сказала она.
– Куда? – невозмутимо спросил Оливер.
– Этого никто не знает.
– Должно быть, это тяжело на вас подействовало.
– Нет, – ответила Белл, глядя ему в глаза. – Это было облегчением. По большей части. Правда, ужасно? – (Он выдержал ее взгляд и покачал головой.) – Потом, через какое-то время, мама умерла. О ее смерти мне сообщил отец. – Белл замолчала.
Ей хотелось избавиться от тягостного воспоминания о дождливом дне, когда отец рассказал, что мать умерла. Да, эта весть принесла частичное облегчение. Белл ни разу не обмолвилась отцу, что ей по-прежнему снится мама, стоящая у изножья ее кровати, с глазами, полными какой-то глубокой тоски. Молчала Белл и о том, что после таких снов всегда просыпалась с мокрыми щеками. Правда расстроила бы отца, и потому она лгала ему.
Белл впилась ногтями в ладони:
– Может, сменим тему?
– Конечно. Может, стоит выйти на улицу?
Она почувствовала, что Оливер хочет ее утешить, возможно даже обнять. Но ей не требовалась его жалость. Она так и не разобралась в своих противоречивых чувствах по поводу матери и сомневалась, что когда-нибудь разберется.
Минувшим вечером, когда она писала Симоне, ее захлестнула тоска по родным краям. Отзвуки этой тоски сохранялись и сегодня. Однако у нее не было родного дома, куда можно вернуться. Не было семьи, где она чувствовала бы себя своей. Она осталась один на один с миром.
Пока они пробирались сквозь заросли тропических растений, обступавшие дом, Оливер спросил, что она намерена делать, когда дом и участок перейдут в ее собственность. Она и сама толком не знала. Может, продать по бросовой цене Эдварду? Он уже проявил интерес к покупке дома, а ей не хотелось взваливать на свои плечи заботы по ремонту. И потом, надолго ли она собирается задержаться в Бирме? Ей хотелось путешествовать, видеть другие места и продолжать петь. Однако дом был таким красивым; по крайней мере, ему можно вернуть прежнюю красоту.
Белл вновь подумала о письме, отправленном Симоне. Когда она спросила у почтового служащего, сколько времени письмо будет добираться до Англии, тот похвалил ее за предусмотрительность. Она написала на бумаге для авиапочты[5], поэтому ее письмо попадет на родину за девять дней. По морю и по суше это заняло бы две недели, а то и месяц. Таким образом, ждать ответа нужно не раньше чем через три недели, и то если Симона напишет незамедлительно.
Выйдя из дома, Белл обратила внимание на зеленых птичек, рассевшихся на телеграфных проводах. У них были желтые головки и длинные хвосты. Какие симпатичные птахи. Тягостные чувства начали отступать. Белл испытала облегчение и вновь наполнилась энергией. Она отнесла это за счет Золотой Долины с красивыми старыми домами и ухоженными садами. Но мелькнула другая мысль, снова испортившая ей настроение.
– Мой отец настроил против себя какого-то влиятельного человека, – выпалила она. – На это намекнул один старик в клубе «Пегу».
– Вы туда ездили?
– С Эдвардом де Клементом.
Белл увидела, что Оливер слегка переменился в лице, но он лишь спросил, известны ли ей подробности и, прежде всего, имя той влиятельной особы. Она покачала головой. Молчание Оливера ее насторожило. Может, он что-то скрывает от нее?
Оглянувшись, она в последний раз посмотрела на дом.
– Чудесный старый дом, я сюда еще вернусь, – прошептала она. – И тогда мы решим, как быть с тобой.
– По-моему, вы влюбились.
Белл густо покраснела.
Возле ворот ближайшего дома стоял индиец средних лет. Судя по одежде, садовник. Переглянувшись, Белл с Оливером подошли к нему.
– Доброе утро, – поздоровалась Белл.
Индиец наклонил голову.
– Он меня понимает? – спросила она у Оливера, который мог задать ей тот же вопрос.
– Да, мадам, – ответил индиец. – Я уже много лет говорю по-английски.
Белл вновь залилась краской:
– Конечно. Простите. Вы не против, если я спрошу, давно ли вы здесь работаете?
– Всю свою жизнь, мадам, – горделиво улыбнулся он.
– И когда вы начали?
– Еще мальчишкой. Мне тогда исполнилось пятнадцать. Пожалуй, это было в девяносто пятом году.
– Приличный срок.
– Ваша правда, мадам.
– Наверное, вы помните, как однажды из сада соседнего дома исчез новорожденный младенец?
Индиец нахмурился, а когда заговорил, его лицо приняло серьезное выражение.
– Ужасное было время. Полицейские на каждом шагу.
– И что люди думали об этом происшествии?
– Многие англичане считали, что это дело рук самой леди, матери ребенка.
– А вы? Что думали вы?
Он покачал головой:
– Я знал эту несчастную леди. Она была всегда добра ко мне, спрашивала про семью и все такое. Мне не верилось, что она виновна.
– Тогда что, по-вашему, могло произойти с младенцем?
– Не знаю. Здешние бирманцы говорили, что младенца забрали сверхъестественные силы. Их вызвала разгневанная семья человека, которого муж этой леди обвинил по суду.
Оливер посмотрел на Белл и кивнул:
– Бирманцы невероятно суеверны.
– В каком смысле?
– Они верят в натов. В духов, если вам угодно. Бирманцы