окружают свои дома магическими предметами, которые не дают злым духам проникнуть внутрь.
– Кто такие наты?
– Это широкое понятие: от духа, живущего в дереве, до индийского божества. Может, стоит поискать сведения о том, угрожал ли кто вашему отцу наслать на него ната.
– Да будет вам, Оливер. Какой смысл? – Она повернулась к садовнику. – Спасибо за ваш рассказ.
Индиец поклонился и ушел за ворота.
– И что теперь? – спросила Белл.
– Может, заглянете ко мне на чашку кофе? – предложил Оливер. – Я вам кое-что покажу.
«Мне тоже есть что тебе показать», – подумала Белл и, заинтригованная приглашением, согласилась.
Квартира Оливера находилась в здании Викторианской эпохи, специально построенном для сдачи внаем. Стены гостиной были мягкого белого цвета. Легкая плетеная мебель с уютными подушками из изумрудного шелка. На полу – красивые синие и зеленые персидские ковры. Белл не ожидала увидеть такой уют. Ей показалось, что в его создании не обошлось без женской руки. По углам гостиной стояли четыре высокие, восточного вида лампы, отбрасывавшие на паркет мягкий узорчатый свет. Ветер развевал белые шторы. Из гостиной открывался замечательный вид на улицу, обсаженную высокими деревьями. Перед диваном стоял полированный кофейный столик, а возле одной стены – небольшой письменный стол. Противоположную стену от пола до потолка занимали книжные полки, плотно забитые книгами. Белл было приятно оказаться здесь. Ее настроение снова повысилось. Она ходила вдоль полок, водя пальцем по корешкам книг и читая названия.
– У вас разнообразные вкусы.
– Как раз для моей игры.
– Игры? Значит, журналистика для вас – нечто вроде спорта?
– Вы очень сурово судите обо мне, – улыбнулся Оливер.
– Вы так считаете? – засмеялась она.
Он ушел готовить кофе. До ушей Белл долетал негромкий звон посуды. Через несколько минут Оливер появился с подносом, где стояли изящные фарфоровые чашечки с кофе, а на блюде лежало печенье необычного вида или, может, кексы.
– Индийские сласти, – пояснил Оливер, перехватив ее взгляд.
Белл потянулась за печеньем. Оно оказалось не только сладким, но и душистым.
– Так что вы хотели мне показать?
Глава 22
Диана, Челтнем, 1922 год
Дуглас редко заходит ко мне в комнату, но сегодня зашел, и я теряюсь в догадках. Все это не просто так. Должно быть, он собрался поговорить со мной о Грейндже. Я полна решимости сохранять максимально возможное спокойствие, чтобы не давать ему повода удалить меня из дому, но меня охватывает волнение, и я начинаю ходить взад-вперед.
– Я говорил с Симоной, – объявляет он.
Я вдруг замечаю, как сильно он сутулится. Он и прежде несколько горбился из-за высокого роста, однако сейчас это начало бросаться в глаза.
– И что? – спрашиваю я.
– Похоже, и она считает, что дальнейшее пребывание здесь не принесет тебе ничего хорошего.
Я застываю на месте. Мне сдавливает грудь.
– Я не поеду в Грейндж.
Он хмурится:
– Диана, не смотри на меня так сердито. Я понимаю твое нежелание покидать этот дом. Но боюсь, дорогая, что Симона права. Дальнейшее пребывание здесь никак не улучшает твоего самочувствия.
Я улавливаю запах куркумы и апельсина, исходящий от его кожи. Смотрю на его красивые глубокие глаза за стеклами очков и лицо, когда-то дорогое для меня. Смотрю и молчу. Зачем давать ему лишний повод?
– И на Аннабель твое присутствие действует не лучшим образом. – Он умолкает. – Знаю, ты страдаешь, но и она тоже страдает. Не хочу показаться жестоким, но вынужден спросить: понимаешь ли ты, что она тебя боится? Дочь требует, чтобы на ночь дверь ее комнаты запиралась. Иногда, чтобы ее успокоить, мне приходится сидеть у ее постели.
– Почему? – спрашиваю я, шокированная услышанным.
– Дорогая, по-моему, ты сама знаешь причину. Она пугается, когда ты будишь ее посреди ночи и обрушиваешь на ее голову очередную сумасбродную идею.
– Я просто думала, что будет неплохо прогуляться по саду и набрать цветов.
– Это самое последнее, чем ты ее напугала. А сколько было таких случаев? Дорогая, ей всего девять лет. Твое поведение настолько ее страшит, что она боится спать. Наш замечательный ребенок превращается в неврастеничку, и это никуда не годится. Ты должна понимать.
Мне жжет глаза, поскольку я знаю: это правда. Я видела беспомощное, испуганное лицо дочери, и оно перепугало и меня.
– Так дальше продолжаться не может. Если дочь слышит, как днем ты ходишь по дому, она прячется, стараясь не издавать ни звука.
Я закрываю лицо руками, не желая видеть его лицо.
– Не далее как на прошлой неделе миссис Уилкс нашла ее в хозяйственной кладовке. Замок заклинило, девочка не смогла выбраться и просидела там, пока не выплакала все слезы. Мне надо работать. Я не могу постоянно находиться дома и следить за Аннабель. Миссис Уилкс ночует у нас не чаще одного раза в неделю. В конце нашего разговора Симона предложила для тебя еще один вариант.
Я шумно втягиваю воздух и замираю. Ну не могла же Симона меня предать. «Не позволяй ему отправить меня в Грейндж», – мысленно молю я подругу.
Дуглас щурится и даже не пытается скрыть своего отчаяния.
– Диана, прошу тебя, сядь. Когда ты вот так ходишь, мне тяжело сосредоточиться.
Помня о намерении произвести на него должное впечатление, я выполняю его просьбу и сажусь напротив.
– Симона любезно согласилась присматривать за тобой, – говорит он и вздыхает.
– Здесь?
Он качает головой:
– В ее деревне.
Мое сердце ликует, и я улыбаюсь мужу:
– То есть она предлагает жить с ней? Как замечательно!
– Нет.
– Тогда что она предлагает?
– Выслушай меня спокойно. Ты знаешь, что до замужества Симона работала медсестрой, а потом вышла за врача?
Я киваю, мысленно подталкивая его ближе к сути. Разумеется, я знаю.
– Она предложила мне купить для тебя домик недалеко от ее дома.
– Нет! – перебиваю я. – Не могу.
– Симона считает, что с ее помощью ты сможешь. Она будет с тобой каждый день, пока ты не почувствуешь себя лучше.
– А если я не смогу… ну… ты знаешь… выходить из дому?
Дуглас внимательно смотрит на меня:
– Симона обо всем позаботится. Таким образом, ты избавишься от напряжения, которее испытываешь, живя здесь.
Я сдавленно фыркаю. Мне не поднять на него глаза.
– Ты хотел сказать, что освободишься от меня?
– Нет. Я хочу сказать, что прекратятся мои тревоги за Аннабель. Все твое время будет принадлежать тебе, что благотворно скажется на твоем состоянии. Ты пойдешь на поправку. И для Аннабель это тоже будет лучше. Ты видишь, что интересы нашей дочери я ставлю на первое место?
Я киваю, минуту смотрю в пол, затем поднимаю на