него глаза:
– Я могу подумать?
– Разумеется, но, если ты согласишься, тебе будут поставлены определенные условия.
– Какие условия?
– Сначала подумай, а затем мы снова поговорим. Только не тяни с раздумьями. Этот симпатичный коттедж только что выставили на продажу, и нужно действовать быстро, чтобы он не уплыл у нас из-под носа. Симона уже осматривала его. Она уверена, что он тебе понравится.
Я смотрю в глаза Дугласа, пытаясь увидеть фальшь. Этому мужчине я когда-то вверила свою жизнь. Я чувствую: он что-то недоговаривает. Что именно?
– Ты будешь меня навещать?
– Нет. – Он качает головой. – Это явится одним из условий.
– Сколько всего условий?
– Я же сказал, сначала обдумай наше предложение.
Глава 23
Оливер встал и прошел к заваленному бумагами письменному столу. Из бронзового стаканчика выглядывали карандаши и ручки. Белл смотрела на журналиста, продолжая улыбаться.
– Мне нравится у вас, – призналась она. – Давно вы здесь живете?
– Пару лет.
– У вас очень уютно.
– Рад слышать, мэм, – улыбнулся он.
Выдвинув ящик, Оливер достал коричневую папку.
– И что же в этой папке? – спросила Белл.
Прежде чем ответить, он сделал глубокий вдох и неторопливый выдох.
– Вы говорили, вам кто-то намекнул, что ваши родители навлекли на себя гнев некой влиятельной персоны и это имело последствия.
– Да.
– Так вот, я часок покопался в архиве своей газеты и нашел подтверждения этой информации.
– И вы это сделали ради меня?
Прежде чем продолжить, Оливер пристально посмотрел на нее. Белл невольно подумалось, как же ей нравится его кривоватая улыбка и беззаботная манера поведения. Его присутствие всегда наполняло ее ощущением… каким? Может, она чувствовала, что находится рядом с нужным человеком?
– Любой проступок британского колониального чиновника обычно замалчивается. Так происходит и сейчас, а четверть века назад подобное скрывалось еще тщательнее. Поэтому к публичному обвинению вашей матери могла привести только какая-то вопиющая причина.
– Вы хотите сказать, моя мать кого-то сильно разозлила?
– Отчасти да, однако все началось с непопулярного судебного решения, вынесенного вашим отцом.
– Боже мой! И что же это было за решение?
– Оно противоречило здешним нормам колониального правосудия.
Белл вздохнула:
– Оливер, не томите! Говорите как есть.
– Ваш отец приговорил к тюремному заключению британского чиновника, обвиненного в изнасиловании индийской женщины. Это разъярило все местное британское сообщество. Судебное решение было пересмотрено, но вспыхнувший скандал серьезно повредил репутации вашего отца.
Белл мысленно увидела серьезное отцовское лицо, его добрые глаза. Ее больно задело несправедливое отношение к отцу.
– Вы думаете, потому они затем и обвинили мою мать?
– Возможно. Но это не все. Во время официального обеда в доме губернатора ваша мать плеснула шампанским в лицо его жене. Причины мне неизвестны, однако затем она наблюдалась у врача и принимала успокоительное. Посмотрите, я собрал вырезки.
Белл пробежала глазами пожелтевшие вырезки. Происшествие двадцатипятилетней давности взбудоражило ее, но не только оно. Было что-то еще, чего она никак не могла понять, и это что-то не давало ей покоя. Она встала, прислонилась к прохладной стене и попыталась привести в порядок растрепанные мысли.
– В чем дело? – спросил Оливер.
Наведя относительный порядок в мыслях, она вдруг усомнилась в правдивости истории, услышанной от Эдварда. Брат Глории рассказывал о бирманце, подозреваемом в похищении ребенка и погибшем раньше, чем полиция успела предъявить ему обвинение. А так ли все было на самом деле? Уж как-то очень своевременно мотоциклист сбил обвиняемого, и потому дело быстренько свернули, положили под сукно и забыли.
Те события виделись Белл не так, как о них говорил Оливер. Оливер считал, что обвинения, предъявленные ее матери, были спровоцированы шокирующим судебным решением, которое вынес ее отец. Но если поведение матери и до рождения Эльвиры отличалось крайней неуравновешенностью, раз она позволила себе плеснуть шампанским в лицо столь важной дамы… может, она была психически больна и сама что-то сделала с малышкой? По местным меркам губернатор сродни королю. И так дерзко обойтись с его женой… Никто в здравом уме не осмелился бы на подобное.
Белл подошла к окну, чтобы полюбоваться красивым видом. Она продолжала думать об Эдварде. Может, он действовал из добрых побуждений? Может, хотел скрыть от нее правду о виновности матери? И причина, почему Белл не может увидеть докладную записку, была какой-то расплывчатой. Возможно, история о похитителе-бирманце – не выдумка. Будь Диана по-настоящему виновна, разве ей разрешили бы уехать? Противоречивые варианты подстегивали мысли Белл, пока у нее не закружилась голова. Потом, вспомнив про анонимную записку, она полезла в сумочку, достала конверт и повернулась к Оливеру:
– Я тоже хочу кое-что вам показать… Конечно, это всего лишь глупая записка, – небрежным тоном добавила Белл, пытаясь скрыть, что та по-прежнему не дает ей покоя.
Оливер развернул записку и прочел вслух:
– «Думаешь, ты знаешь, кому доверять? Присмотрись повнимательнее…» – Он с беспокойством посмотрел на Белл. – Когда вы получили это?
– Несколько дней назад. Конверт подсунули под дверь мой комнаты.
– Кто, по-вашему, мог бы это сделать? Есть какие-нибудь догадки? – (Белл покачала головой.) – Но с тех пор вы продолжаете ломать голову над тем, кому можно доверять?
– В общем-то, да. Немного.
– Включая меня?
Она пожала плечами и, не отваживаясь встретиться с ним взглядом, пробормотала:
– К вам это не относится.
Оливер подошел ближе и положил теплую ладонь ей на плечо:
– Кто бы ни сочинил эту записку, он поступил чертовски жестоко.
Белл смущенно отодвинулась, потом взглянула в его лучистые глаза, и ей стало легче. Этот человек вел себя с ней порядочно и был настолько открытым, что ей захотелось обнять его и долго не разжимать рук. Слишком многое в ее рангунской жизни было непостижимым и ненадежным. А в ее отношениях с Оливером существовала какая-то ясность. Во что бы ни вылились эти отношения, Белл радовалась им.
– Белл, вы не одиноки. Я на вашей стороне. Обещаю.
Сила его взгляда убеждала. Но если он был на ее стороне, кто же тогда находился на противоположной?
Глава 24
Диана, Челтнем, 1922 год
Стоило мне погрузиться в воспоминания о Рангуне, как в мою комнату вновь заходит Дуглас. Я торопливо мигаю, заставляя себя вернуться в настоящее.
– Как ты сегодня? – спрашивает он.
Я всматриваюсь в его непроницаемое лицо. Как он спокоен и собран. Постараюсь и я быть такой же.
– Благодарю, хорошо.
– Давай присядем.
Я сажусь на стул. Дуглас тут же переходит к делу:
– Ты подумала над предложением Симоны?
Я киваю, однако не хочу признаваться, насколько принятие решения выбило меня из колеи. Я и сейчас еще не до конца