доверие солдата к начальнику, а также для того, чтобы не дать повода к разговорам на публике, что лицо, способное продавать за деньги ордена, может быть способно на нечто худшее, не следует предавать это дело огласке и ограничиться исключением из армии скомпрометированного лица.
Рувье присоединился к этому мнению, по вопросам, чтобы у госпожи Лимузен был сделан вторичный обыск.
Я возвратился на бульвар Ваграм и, насколько мне помнится, не нашел больше никаких важных бумаг.
5 октября Граньон был вызван в Военное министерство. Здесь генерал Феррон, спросив у него несколько дополнительных сведений, попросил его подождать в соседней комнате, пока он покончит объяснение с генералом Кафарелем.
— Господин префект, — сказал министр, возвратившись спустя некоторое время к моему шефу, — мне кажется, виновность очевидна. Вам нет надобности начинать дополнительных розысков, и вы можете нынче вечером уехать в Турин, где собирались посетить международную выставку огнеупорных материалов. Через двадцать четыре часа генерал Кафарель будет арестован…
На следующий день генерал Кафарель не был арестован, а два дня спустя появилась сенсационная статья в газете «XIX век», которая сыграла роль искры, брошенной в порох.
По поводу этой статьи циркулировала масса фантастических гипотез, но, кажется, наиболее фантастическое объяснение дал сам редактор этой газеты, господин Порталис.
В самом деле, кто был виновником разоблачения тайны?
Мне кажется, на этот вопрос очень трудно ответить, тем более что при нынешней организации прессы, при тех средствах, которыми располагают большие парижские газеты, почти невозможно скрыть от журналистов начатое полицией расследование какого-нибудь важного дела.
В данном случае скандальная история была известна значительному числу лиц. О ней знали все министры, очень многие депутаты и некоторые из моих агентов. При таких условиях почти невозможно, чтобы кто-нибудь не проболтался.
Вот та статья, из-за которой, как говорится, весь сыр-бор загорелся.
«ПОЧЕТНЫЙ ЛЕГИОН НА АУКЦИОНЕ
Некое влиятельное лицо в Военном министерстве, генерал французской армии, с громкой исторической фамилией, содержит лавочку орденов Почетного легиона, не далее, как в стенах здания на улице Сен-Доминик.
Красные ленточки котируются там точно ценности из бирж, и стоимость их колеблется от 25 000 до 50 000 франков.
Генерал, фамилию которого мне называли, разумеется, действует не один, он располагает многочисленными сообщниками, которые, точно загонщики на охоте, приводят к нему клиентов… Упоминают об одном прусском бароне и одной даме, которая живет недалеко от Триумфальной арки.
Кроме того, в этих проделках замешано несколько офицеров и сенаторов наряду с авантюристами, космополитами и прочими.
Становится страшно при одной мысли, что планы мобилизации находятся в подобных руках. Кто торгует орденами, может торговать также и тайнами национальной обороны… Увы, быть может, государственная измена уже совершена.
Вмешательство правосудия необходимо.
Но не странно ли, что в столь важном деле, касающемся чести армии и национальной обороны, Военное министерство и полицейская префектура остаются в бездействии.
Может быть, и на этот раз хотят предать молчанию и забвению этот новый скандал?
Но отныне общественное мнение уже оповещено. Оно потребует света, полного всестороннего разоблачения.
Если в этом скандале замешан сенатор, то это еще не причина, чтобы все дело кануло в воду».
В тот же день, в четыре часа пополудни, в префектуру полиции явился комендант Делан, состоящий при Генеральном штабе, и устно передал господину Лепину, главному секретарю, временно замещавшему господина Граньона, находившегося в то время в Турине, приказ генерала Феррона арестовать генерала Кафареля.
Несмотря на настойчивую просьбу господина Лепина, комендант не мог оставить ему никакого письменного приказа, никакого распоряжения, одним словом — никакой официальной бумаги.
Комендант утверждал только, что приказ об аресте был подписан парижским генерал-губернатором.
Само собой разумеется, что господин Лепин не желал принять на себя такой ответственности в отсутствие начальника и поспешил телефонировать в Министерство внутренних дел, прося оттуда инструкций.
Главным образом его пугала фактическая трудность задержать генерала Кафареля. Он боялся, что статья в газете «XIX век» предупредила его об опасности и что он уже бежал из Парижа.
Вот почему господин Лепин просил разрешения послать циркулярные депеши всем префектам с предписанием арестовать генерала, буде он окажется в каком-нибудь департаменте или на границе.
В то же время он вызвал господина Тайлора, который уже оправился от болезни и снова мог занять свой пост, и приказал ему послать агентов для ареста генерала, если им удастся найти его еще в Париже.
Лепин предполагал отправить генерала Кафареля на гауптвахту.
Насколько мне помнится, Лепин несколько раз тщетно посылал в Военное министерство, прося предписания об аресте. Ему прислали только наружные приметы генерала Кафареля, когда ему было 24 года!
Итак, генерал Кафарель был арестован без письменного приказа…
В то время, когда господин Тайлор исполнял это поручение, я был в отсутствии. Возвратясь и узнав о случившемся, я ужаснулся при мысли о последствиях, которые мог иметь подобный арест, совершенный простыми агентами, от которых невозможно требовать надлежащего такта.
Во мне проснулось давнишнее уважение к армии, и я вообразил, что достаточно будет какой-нибудь грубости или бестактности со стороны агента, чтобы подтолкнуть генерала на самоубийство.
Взяв фиакр, я помчался на улицу Тремуль, на квартиру, занимаемую генералом Кафарелем.
Я вздохнул с облегчением только тогда, когда узнал, что генерал уехал с двумя агентами, арестовавшими его, и дело обошлось без всяких инцидентов.
На следующий день я сопровождал судебного следователя господина Аталена в квартиру господина Кафареля, где был произведен обыск. Мы захватили большую пачку бумаг, среди которых, однако, не было ни одной компрометирующего свойства.
Было ясно, что этот несчастный генерал, прежде всего, стал жертвой дерзких авантюристов.
Удивительно, как могли решиться арестовать этого человека, не имея против него серьезных улик и ни одного факта, предусмотренного законом? Я до сих пор еще слышу взволнованный голос его защитника, господина Демана, когда он припоминал перед судом безукоризненное прошлое этого честного солдата, павшего искупительной жертвой политических интриг и честолюбия.
Я лично того мнения, — и открыто утверждаю это, — что генерал Кафарель был жертвой случая и политики.
Его единственное преступление состояло в том, что он нуждался в деньгах и попал в лапы ловких мошенников, которые вместо того, чтобы ссужать его обещанными суммами, его же обирали.
Несчастный обращался к госпоже Лимузен! По своей наивной прямоте и при полном неведении парижских плутней, он считал себя обязанным этой женщине, которая делала вид, что хочет ему помочь!
Генерал Кафарель, с которого позорно сняли крест Почетного легиона в камере Консьержери, где он был заключен, бесспорно, оказался одним из тех, которые наиболее пострадали в этой печальной истории.
Зато я могу прибавить, что этот человек