профиль очень походил на плохо выструганную тесовую дощечку, и два его главных помощника — Бутоне по прозвищу Сапун и Пуссен, именуемый Зуавом, — были положительно интересные типы. Все трое очень молодыми (главарю еще не было двадцати лет) принялись за свой опасный промысел, стоивший им больших усилий и хлопот, чем любой честный труд. На суде, во время разбора дела, не было недостатка в анекдотах.
Эти бандиты были большие шутники. Они охотно посылали предметные письма лицам, которых ограбили или собирались вторично ограбить.
«Милейший господин NN., — писали они, — мы не взяли ваших выводков, потому что они еще слишком тощи, но мы вернемся через месяц. Что же касается ваших кроликов, то будьте покойны, мы принесем вам шкурки, как только эти милые зверьки будут съедены. Ваши вина превосходны, жаль только, что их уже нет больше. Не мешало бы вам написать своему поставщику».
Всего комичнее то, что негодяи действительно присылали шкурки кроликов, а спустя около месяца похищали остальную дичь.
Шайка разделялась на несколько групп, которые действовали самостоятельно и иногда неожиданно встречались в одном и том же доме, который рассчитывали ограбить. Рассказы об этих qui pro quo, более забавных, чем водевильные фарсы, значительно оживляли разбор дела.
Однажды ночью Пуссен и Бутоне забрались на одну виллу. Обшарив дом и собрав кое-что, пришедшееся им по вкусу, эти господа решили комфортабельно расположиться на ночь. Эта шайка придерживалась анархистского принципа — грабежа в одиночку, каждый работал за свой собственный счет, и это избавляло их от трудностей дележа.
Бутоне, войдя в спальную и найдя там кровать, улегся без церемонии, а чтобы не проспать час, назначенный для отъезда, завел будильник, оказавшийся тут же. Он спал уже крепким сном, когда пришел Пуссен, который в качестве знатока вин очень долго промешкал в погребе. Сначала Пуссен испугался, услышав храпение, но потом, подойдя ближе, узнал товарища.
— А, — сказал он, — это Бутоне. Лягу рядом с ним. Воображаю, как он удивится, когда увидит меня завтра утром!
Но наутро они оба были удивлены, когда увидели, что приготовленные ими пакеты и даже будильник на камине исчезли.
Дело в том, что в ту же ночь атаман шайки Гильоме с несколькими другими товарищами также посетили эту виллу. Найдя своих главных помощников спящими, он велел тихонько унести их пакеты, часы и все, что попалось под руку.
Эта шайка совершила несколько значительных краж. Например, ей удалось совершенно ограбить в Бюзанвале виллу коменданта Анри. Они унесли на пятнадцать тысяч драгоценностей и серебра.
В доме коменданта Анри произошла поистине эпическая сцена.
Бутоне и его сообщники проникли на виллу в ночь на 21 января. Не будучи в состоянии унести все зараз, злоумышленники возвратились на следующую ночь. Каково же было их изумление, когда они увидели зажженные люстры в столовой, а за столом Пуссена и нескольких других товарищей, которые весело ужинали, запивая гастрономические яства лучшими винами коменданта.
Взбешенный Бутоне, по праву первенства, приказал товарищу уступить ему позицию. Пуссен ответил словами Камбронна под Ватерлоо.
Тогда обе шайки схватились за оружие, развешанное на стенах, и вооружились старинными саблями, шпагами и ятаганами. Несколько минут продолжалась битва, достойная рыцарей Круглого стола.
Уже с обеих сторон лилась кровь, когда Пуссен выступил парламентером. Он заявил, что добыча достаточно богата, чтобы ее можно было разделить. Его предложение было принято с энтузиазмом. Противники обнялись и поцеловались, раненые перевязали свои раны, все уселись за стол и братски чокнулись стаканами.
Все эти негодяи имели подруг сердца из категории продажных женщин самого низкого пошиба, и среди них постоянно происходили кутежи, так как недостатка ни в чем никогда не было.
Во время розысков по этому делу меня всего более интересовал вопрос, каким образом составляются подобные ассоциации, как могут существовать эти обособленные мирки преступников, а главное — почему лица, раз вступившие в них, уже никогда не могут выйти.
За год перед тем Пуссен, который был в первый раз осужден за кражу со взломом и уже носил среди своих единомышленников прозвище Зуав, по всей вероятности потому, что служил некоторое время в отряде спагисов, попал в тюрьму Санте и работал в мастерской, где изготавливаются бумажные фонарики. Рядом с ним сидел молодой белокурый заключенный, по имени Бутоне, с которым Пуссен скоро подружился. Бутоне окончил центральную школу, тотчас по выходе из школы молодой человек, не имевший средств, но жаждавший хорошо пожить и наслаждаться всеми благами жизни, начал жить мошенничеством и воровством. В конце концов он, конечно, попался и очутился в тюрьме.
Поблизости от них сидел третий заключенный, для которого тюрьма уже не имела тайн, как профессиональный вор, он уже несколько раз отбывал наказание.
Этот субъект, по имени Матере, нашел возможность завязать с Пуссеном и Бутоне разговор, не возбуждая подозрения сторожей. Срок их наказания кончался приблизительно одновременно, и они начали строить планы на будущее…
Современная тюрьма выбивает человека из строя жизни, быть может, даже более, чем в прежнее время. Очень редки случаи, когда несчастному, побывавшему в тюрьме, соглашаются дать работу.
Были попытки сделать что-либо в этом направлении, но ничего значительного не было сделано, а между тем положение очень серьезно, когда подумаешь, что ежегодно в тюрьмах Франции перебывает до 200 000 человек. Отсюда нетрудно догадаться, каким образом вербуется та армия преступления, о котором так часто говорят в газетах.
Старый рецидивист Матере без особого труда сговорился с Пуссеном и Бутоне, а когда он предложил им организовать шайку, которая грабила бы запертые на зиму дачи в окрестностях Парижа, оба с радостью согласились… Очутившись на свободе, они встретились, и началось составление шайки, которое происходит приблизительно таким же способом, каким в доброе старое время добровольцы-рекруты записывались в полки.
В нескольких маленьких кабачках близ площади Мобер Матере собрал сначала старых бывалых товарищей, потом начал вербовать участников шайки среди каменщиков, устроивших стачку и потерявших работу.
Наблюдая всех этих субъектов, я все более и более убеждался, сколько сил, энергии и ума, пригодных для честного труда, отнимают у общества эти преступные ассоциации.
Я уже несколько лет был начальником сыскной полиции, когда однажды ко мне привели одного субъекта, пойманного при воровстве в магазинах Лувра. Меня поразило страдальческое выражение его загорелого и усталого лица.
Между тем этот человек, пойманный в ту минуту, когда он опускал, кажется, кусок кружев в карман, упрямо отказывался сознаться и даже не хотел указать свое место жительства. Меня всего более поражала его манера выражаться цветистыми, претенциозными фразами, которые в большинстве случаев обличают профессиональных воров… По мере