другого прирезали, умер по пути в больницу. На площадке перед рестораном действительно остались пятна крови. Не представляла, что все будет именно так.
Я ухожу с работы. Сижу дома и читаю газеты. Во всех пишут одно и то же. Заголовки похожи друг на друга, некоторые даже повторяются. Пахнут одной и той же печатной краской, одинаковые снимки. Мне кажется, что все газеты пишет один человек. Все редакции печатают один материал, потому что это сегодняшний материал. Так бывает, когда кто-то единолично заботится обо всех. Журналисты отмечают, что страна развивается. Экономисты утверждают, что наша экономика стабильнее, чем в США. Моральный уровень — как в Объединенном королевстве Великобритании. Расцвет культуры и образования. Оказывается, что у нас лучшие писатели в мире. Только вот я не знаю ни одного имени и ничего написанного ими не читала. Странно. У каждого второго болгарина — высшее образование. Кошмар! Что-то ужасное поднимается со дна моей расстроенной сущности и заставляет меня кричать. Ложь! Все вранье!
Бессилие. Хиляки, импотенты, маньяки, жаждущие славы. Я перестаю общаться с кем бы то ни было. Начинаю испытывать особую жажду. Думаю о своих прошлых жизнях. В одной из них я точно была каннибалом. Желание обглодать человеческую ногу становится настолько сильным, что я кусаю за ухо кассиршу в нашем супермаркете. Она принадлежит к той категории, о которой не пишут в газетах.
Сначала я стою в бесконечной несуществующей очереди за мясом. Потом еще в одной — за хлебом и молоком. Потом зависаю в выдуманной очереди к кассе и жду, чтобы меня обсчитали. Кассирша делает все, что может. Крадет, сколько сумеет. По копейке с рубля. Чтобы шла торговля… Я плохо считаю, но мой мозг — прирожденный математик. Он всегда замечает обман. Ненавижу, когда мне лгут. Тогда хочется попробовать человечины. Сначала кусаю ее за ухо и жду, пока потечет кровь. Она приводит меня в ярость, и я хватаю ее за горло. Человек на вкус кислый, но его сок — сладко-соленый. Я точно природная каннибалка. Тетка кричит. Я не кричу и не выпускаю ее. Ее жирные пальцы обвешаны кольцами. По два на каждом. Наверное, на ногах у нее тоже кольца. Нет времени посмотреть. Она вся трясется, царапается и пытается вырваться.
Все вокруг кричат. Директор отрывает меня от вкусного куска мяса. Он тоже весь в кольцах. Я вся перемазана чужой кровью. Очередь онемела, глядя на меня. Одна продавщица кричит, что сейчас вызовет милицию. Я облизываюсь и заявляю, что вызову ОБХСС. Директор становится сине-зеленым. Возвращает мне деньги и даже извиняется. Вдруг очередь понимает, что произошло. Какая-то бабка жизнерадостно прокричала: «Я бы тоже укусила ее, если бы были зубы!» Очередь кровожадных чудовищ взбодрилась и загоготала. Только директор стоит весь серый. Кассирша исчезла. Оказывается, она обманывала многих людей. Директор обещает ее выгнать. Врет. Не выгонит ни за что на свете. Она крадет регулярно и умело. Толпа за моей спиной издает звук, как при распевке. М-м-м-м. Что-то похожее на революцию, но не совсем. Перевороты обычно планируются. Проработанные бунты завершаются относительно успешно. При спланированной революции ее вожди пересаживают кассиршу с одной кассы на другую, куда-нибудь подальше, но никогда ее не увольняют. Я ухожу, не понимая, что должна чувствовать. Во рту что-то сладко-соленое, чувствую себя сытой… А нужно вставать из-за стола голодным. Глупости.
Сколько кусков я съела? Немыслимое количество отравленных кусков, и знаю, что рано или поздно мне придется проглотить и этот, но горло сжато. Только-только успокоилась, что проглотила последний, и вот снова, еще один. И все мало. Есть еще каменные куски в живой пульсирующей тарелке во мне, и все они кричат «Возьми меня!». Когда же? В сущности… Нет конца. Рождаешься, глотаешь воздух, а потом глотаешь еду. Иначе умрешь. Уже тогда ты понимаешь, что жалок и беспомощен, что в жизни придется глотать все, что в тебя будут впихивать. Потом ты вырастаешь и забываешь этот урок. Некоторые злятся на судьбу. У них короткая память. Человек рождается уже все знающим. Что-то горькое во рту.
«Я укусила кассиршу». Мои близкие из потрясенных становятся понимающими.
Все — иллюзия. После этого происшествия ничего не меняется. Я знала, что успех любого сопротивления сомнителен… В супермаркете на меня смотрят с ненавистью. Кассирша — с ужасом. Я расплачиваюсь только в ее кассе. Хотя бы испорчу ей день. Теперь носит всего три золотых кольца. Вряд ли она перестанет красть. Я ищу работу кассирши.
Двадцать голов
Уличный фонарь светит в мое окно. В глазах отражаются две луны. Глупо спать при таком лунном нашествии. Когда не спится, я думаю. О чем может думать человек, у которого несинхронное мышление? Ну, например, об отсутствии упорядоченности в жизни.
Я хочу. Хочу всего, чего только можно хотеть. Спокойствия, счастья, здоровья, чтобы шрамы на теле сошли, как сходит вода при новолунии, и скрылись бы вдалеке. Горизонт — подходящее место для проблем. Я хочу не слышать по ночам тихого панельного всхлипывания. Люди плачут во сне, потому что не могут видеть горизонта. Стены такие тонкие… Хочу денег. Так много денег, чтобы купить свой родной город. Только тот, нетронутый. Хочу домик с небольшим двориком, чтобы собирать там друзей. Но у меня нет друзей. Это ничего. Буду собирать там собак и кошек. Дворику всегда найдется применение. Хочу, чтобы меня любили. Желаю получить от жизни все. Только не хочу, чтобы все это было как воспоминание за горизонтом. Я требую этого сейчас!
Много курю. Знаю о сигаретах все. Я живу, несмотря на то что знаю о жизни все. Ругаю себя, бугорки на теле, сигареты, жизнь, но легче не становится. Решаю все изменить. Раз я не могу отказаться от плохого, тогда откажусь от себя и стану похожей на других. Не стану раздражаться от уличных фонарей, не