и прилипают к поручням в автобусе. Мне противно. Пыль от книг тоже прилипает к ладоням. У меня аллергия на книжную пыль, и поэтому мне нужно носить перчатки.
Я дома. Мы с радио стараемся перекричать друг друга, и все самое гнусное уходит из моей жизни. Дыхание становится полноценным, я освобождаюсь от несчастий. Не-Счастие. Несча-Стие. Несчастливые вещи. Больничная еда, отвратительная бурда, которую ты должен есть. Противно на вкус, но полезно для организма. Жена шефа не воспринимает случившееся как трагедию. У нее есть друг. Все знают об этом. Этому она тоже сошьет подушечку. Еще один порвал с подушками, геморроем и кучей несчастий. Я ему оказала такую услугу.
Оторвали меня от книг. Теперь я похожа на голую улитку. Меня вытащили из раковины. Оставили без дома. Мне негде скрыться от обыденности. Со всей силы она обрушилась на меня и нахально пялится. Как хозяйка положения. Могу показать ей кукиш и повеситься. Смерть — это не приманка для справедливости. Это чувство рождается с первым глотком воздуха, а со вторым становится попранным. Это замкнутый круг, я нахожусь в середине. Круг замкнулся. Я кожей чувствую опасность. Странные хищные муравьи ползают по моей голове. Они пытаются залезть в мой мозг.
Мой череп — слишком хрупкий. Он поддастся напору их челюстей. По спине ползет интуиция. Опять идет речь о выживании. Я зациклена на этой теме. Мне нужно выжить во имя справедливости. Чьей? Звездной? Вселенской? Космической? Почему не людской? Люди — это ошибка животворящей Пульсации. Всякий может ошибиться. Случилась аритмия, может быть, даже гормональный сбой, что-то такое случилось, и Животворящая пульсация произвела половинный удар. Что-то незавершенное, недовольное, завистливое, властолюбивое, сладострастное, потеющее и смердящее. Чем несовершеннее, тем самовлюбленнее. Так случилось. По масштабам Вселенной, такая ошибка и незаметна вовсе. Ну, ошибка и ошибка.
Половина восемнадцатой головы
С моими глазами опять что-то происходит. Я вижу вокруг себя только больных людей. Как прыщи на теле. Носят в себе вирус отчаяния и передают его мысленно. Это очень опасно. Я вижу мертвых людей, закутанных в саван благополучия. Мумии с живыми лисами вокруг шей. Какой-то мужчина выслеживает меня. Прилепился ко мне и впивается в мой покой, в мои передвижения. Я знаю, чего он хочет. Но это уже другая забава — игра интуиции.
Играем в охранников и преступников. Я живу уже в другом небольшом городке, но правила — везде одинаковые, и как бы ни был мал городок, там всегда можно хорошо спрятаться. Я умею скрываться. Я это делаю так хорошо, что игра уже заканчивается, а меня никто не находит. Остальные уже разошлись по домам, а я стою и жду, когда меня найдут. Голодная. Хочу посмотреть мультик по телевизору. Хочу писать. Да еще и порвала розовое платье с пятнадцатью пуговичками спереди. Мелкие, как речной жемчуг, пластмассовые слезки. Чудесные! Темнеет. Меня не находят. Это начинает мне надоедать настолько, что я выхожу из своего укрытия. Никого нет. Они перестали меня искать. Гады! И это называется игра! Прекратить искать, раз не нашел. Я перестаю общаться со сверстниками. Прибиваюсь к тем, кто постарше. Они надо мной посмеиваются. Ну ничего, вот вырасту! Выросла, и что с того? И опять не могу найти себе места. Задумываю вырасти еще и еще… Почему вымерли динозавры?
Я работаю в ресторане. Передвигаюсь, как обожравшийся крокодил. Осматриваю трупы за столами и слежу, чтобы не прекращали наливать себе разбавленную ракию и не налегали на салатики. Вонь, как от разложившегося трупа. Опухшие лица, испитые лица, пустые стаканы, разбитые стаканы, вульгарные следы от губной помады. Я ненавижу помаду. Покупаю себе помаду — крашу губы. Теперь я похожа на проститутку. Много губной помады! Губки превращаются в губищи. Как негритянка в гриме. Грим без клоунов. Шут в шляпе. Покупаю себе шапку. Хуже не придумаешь. Горшок с крышкой. Мерзость. Теперь у меня есть деньги. Дармовая еда. От бессилия я толстею. Теперь у меня столько денег, что нет необходимости ни у кого занимать. Я трачу деньги на всякую ерунду. Один мужик сидит каждый вечер в моем кафе, следит за мной и приглашает меня сходить куда-нибудь после работы. Тупая задница. Когда я заканчиваю работу, открыты только вытрезвители. Предлагаю ему встретиться в выходной день. Догадался. Я тоже догадалась о его игре и решила сыграть в нее. Я еще не забыла правила. Они ведь не меняются. Один прячется, другой ищет. Только бы он не отказался.
Исследователи с научным интересом ощупывают мой зад. Они должны знать, за что дают чаевые. Есть за что. Они не говорят, кто сколько выпил. Обсуждают, сколько чаевых дали официантке. Я живу на чаевые. Живу хорошо. Мне даже не нужно так много. Я могу купить себе дорогие духи, белье с кружевами, платье, лифчик «Триумф», но я ненавижу, когда меня щупают. Успокаиваю нервы покупками. Покупаю, покупаю, покупаю. Надоедает. Прекращаю покупать и становлюсь нервная, напряженная, ощупанная. Пьяные неудачники тоже нервные и напряженные. Я — слушаю бесконечные истории о пропащих жизнях, карьерах, любви, о подлых курвах, которые обманывают их, бедных, доверчивых… Убогие истории бездарных умов. Они ищут оправдание своему залежалому влечению. Зачем оправдываться? Кто вообще обращает на них внимание? Их забывают раньше, чем они умрут. Пьяницы-неудачники с выцветшими глазами… Остаются некрологи, которые никто не читает.
Вот так-то. Потому что все мы — под одним крылом, поэтому все вот так. Один заботится обо всех. И как только успевает? И что это за крыло такое? Крыло партии — забота о народе! Ну и крыло! Над теми, кто с краю, такие ветра и бури, а как их поливает! Вот они спьяну и придумывают душещипательные истории для оправдания. Дураки. Есть и другие. Их крыло прикрывает побольше. За них можно не беспокоиться. Над ними всегда сухо. Птичьи истории. Гнезда. Перья. Мать рассчитывает на естественный отбор. Крылатая мамаша не задерживается на одном месте.