верю тому, что у нее все в порядке.
– Что-то не так? В чем дело? – требовательно спрашиваю я.
– Я не могу сейчас разговаривать, но позже все тебе расскажу.
Я усилием воли заставляю себя не давить на нее, чтобы она сказала мне, что, черт возьми, происходит.
– Звони мне в любое время. Я люблю тебя, Холли.
– До свидания, Крей.
Она вешает трубку, и для меня не прошло незамеченным, что она в ответ не сказала мне, что любит меня.
Не знаю почему, но по какой-то причине, выйдя из офиса адвокатов, я отправился в «Роуз Клаб» в «Плазе», а не к себе домой, в пентхаус. Я сбросил пальто и повесил его на спинку бархатного барного стула.
Когда бармен моментально подошел ко мне, я нисколько не удивился, потому что сервис здесь был отменным. Я сказал ему:
– Бушмиллз, 21. На три пальца.
– Слушаюсь, сэр.
Он отошел от меня и потянулся за бутылкой и стаканом, а я сел на стул и стал думать о том, что случилось, когда я в последний раз был здесь. Господи, как много всего произошло с того времени.
В тот вечер, когда я встретил Холли, я сидел в низком кресле в углу бара, избегая общения с людьми. И уж, во всяком случае, избегая семейного ужина, за которым дядя намеревался вновь обвинять меня во всем, что я когда-либо сделал в своей жизни.
В позапрошлогодний рождественский вечер сестра уговорила меня пойти к дяде и тете и притвориться, что мы дружная семья. После замечательно приготовленной утки и большего количества виски, чем ему следовало бы пить, мой дядя разразился тирадами о моем неумении вести бизнес, а потом перешел к неудачам в моей личной жизни.
Но последней каплей стали его слова о том, что ему стыдно носить одну фамилию со мной. Тетя побледнела, но вместо того, чтобы вступиться за меня, налила себе еще вина. Даже когда я был ребенком, она ни слова не говорила наперекор дяде.
Я встал, извинился перед сестрой за то, что не смог притвориться, будто у нас дружная семья, и ушел.
В прошлый рождественский вечер я отказался от попытки снова изображать счастливую семью. Холли стала моим лекарством от скуки и от размышлений о моей несчастливой семейной ситуации.
Когда бармен ставит мой стакан на полированную деревянную стойку, я беру его и направляюсь в дальний угол бара. Устроившись в кресле, я улыбаюсь при воспоминании о том, как Холли вошла в этот бар.
Черт. Она выглядела роскошно и совсем неуместно в этом баре. Короткая юбка, пиджак, слишком тонкий для того, чтобы согревать ее, и ковбойские сапоги. Она откинула назад гриву волос, которые, как мне теперь известно, она и на сцене носила распущенными, и оглядела бар с таким видом, будто он принадлежал ей. И хотя ее одежда буквально кричала «я здесь чужая», она держалась с таким видом, будто ей это безразлично. И эта бравада и попытка держаться уверенно первыми привлекли мое внимание.
Ну, это не совсем правда. Дело было в ее чертовски сексуальных волосах, роскошных сиськах и идеально округлой заднице. И уже потом – в ее притворной уверенности в себе, за которой явственно скрывалась ранимость.
Все в ней, даже то, как она стояла, говорило о том, что она старается быть сильной, но нуждается в еще более сильной руке, которая поддерживала бы ее. И когда я увидел, как другой мужчина пытается заигрывать с ней, я вмешался, не раздумывая, – чего я никогда не делал до встречи с ней.
Я направился к ней и заявил на нее свои права.
Я до сих пор помню, почти дословно, что она сказала мне, когда наконец после всех намеков и флирта сделала мне предложение.
Я пришла, чтобы найти горячего парня, который умеет держать себя в руках, и посмотреть, куда заведет меня эта ночь.
Я хочу сказать: что может мужчина ответить на это, кроме как схватить ее за руку и потащить в ее номер в отеле? Потому что именно это я и сделал.
Но мои воспоминания улетучиваются, когда тень падает на освещенный пурпурно-голубоватым светом столик передо мной. Я поднимаю глаза и вижу Грир.
– Разве они не держат тебя прикованной к столу почти до полуночи?
Сестра, как обычно, улыбается одними губами, ее глаза печальны. Она смотрит на часы.
– Я знаю. Черт, Крей, я уже несколько месяцев не уходила так рано с работы. И все из-за того, что я не могу работать с твоим делом, на котором все сейчас сосредоточились. Иногда конфликт интересов – замечательная вещь.
Я смотрю на часы, и меня бесит, что моя маленькая сестренка думает, будто уйти с работы в половине девятого означает уйти очень рано.
– Тебе нет необходимости там работать, Гри.
Это уменьшительное имя – один из отголосков ее детства, того времени, когда я недолго виделся с ней во время школьных каникул.
Она закатывает глаза, роняет свой дипломат на пол и плюхается на сиденье напротив меня.
– Я не собираюсь жить на твои деньги. Кроме того, мне не придется всегда так пахать. Через несколько лет я стану полноценным партнером, и тогда заживу, как в сказке.
Я думаю о юридическом отделе «Карас Интернэшнл» и о том, как много им приходится работать.
– Ты понимаешь, что там лучше, где нас нет?
– Не разрушай мои мечты. Я провела три года, надрывая задницу ради диплома. И я собираюсь применить его с пользой.
Я хочу сказать что-нибудь еще, но вместо того, чтобы попусту тратить слова, делаю еще один глоток виски.
К нам подходит официант, и Грир заказывает джин с тоником.
– Когда ты перешла на крепкие напитки? – спрашиваю я по праву старшего брата. – Ты обычно пила вино, а не джин.
Она снова закатывает глаза.
– Успокойся, Крей. Я заказываю дорогой джин, потому что ты за него платишь. Кроме того, Тристан старается приучить меня к более изысканным напиткам, чем простое вино.
Я хмурюсь при упоминании ее бойфренда.
– Тристан – придурок, Грир.
Она мрачно смотрит на меня.
– Он не придурок. Он хороший парень, правда.
По ее тону я не могу определить, пытается она убедить меня или саму себя.
– Правда? Тогда почему ты сейчас не с Тристаном, а со своим большим братом?
Она опускает глаза.
– Потому что ему не нравится, когда я поздно возвращаюсь с работы. Он говорит, что это нарушает его сон. Но на следующие выходные мы уезжаем из города. Нам нужно какое-то время провести вместе, чтобы снова наладить отношения.
Если бы