Немного сфокусировав взгляд, я увидела комнату и снова откинулась на подушку. Стук сердца отдавался в ушах.
— Что сказал врач? — спросила я.
Когда она не ответила, я поняла, что антибиотики найти не удалось.
— Мы делаем все, что в наших силах. Я ходила с утра на рынок.
По голосу Полли я поняла, что она вот-вот заплачет.
— Мистер Сибрук, старый аптекарь, сказал, что знает, где их можно достать. Завтра утром схожу. Мама в деревне ходит по домам и узнает, не осталось ли у кого-нибудь что-то в аптечке.
Я кивнула, малейшее движение отдавалось болью в голове. Лекарств ни у кого не было.
— Холлистер захватил больницы?
— Да, — мрачно кивнула Полли. — Сегодня на площади были его солдаты, один из них следил за мной.
— Мы не сможем сражаться с ними, — с трудом выговорила я. — У них пистолеты и севили…
Меня снова затрясло, и я легла, не в состоянии выдавить ни слова сквозь стучавшие зубы.
Полли посмотрела на меня, стараясь скрыть беспокойство, ее нос сморщился — стало понятно, что она сейчас заплачет. Натянув на меня одеяло до самого подбородка, Полли легла рядом, обнимая меня, чтобы согреть.
Дверь отворилась, и появился доктор.
— Ей нужно отдохнуть, Полли, — мягко упрекнул он, и она встала и ушла.
Врач подошел ко мне с бутылочкой лекарства янтарного цвета, оно снимало озноб и давало возможность поспать. Я почувствовала, как он открывает мне рот и вливает вяжущий сироп. Тяжесть навалилась, словно плотное одеяло. Я отчаянно пыталась позвать Полли, но меня накрыла темнота.
Когда я проснулась, рядом с кроватью сидели доктор и родители Полли. Клара держала мою руку в своих, нежно сжимая, как когда-то делала мама. Она печально улыбалась мне, глаза покраснели от слез.
— Как ты себя чувствуешь, Элиза? — спросил доктор.
Я хотела ответить, но едва смогла открыть рот. Запаниковав, посмотрела на доктора, потом на Клару, на Джорджа, который сидел со сложенными на коленях руками, уставившись в пол.
— У тебя перемкнуло челюсти от столбняка, — объяснил доктор, когда я снова попыталась заговорить.
— Мне так жаль, Элиза, — сказала Клара, наклоняясь ближе. — Мы не можем найти лекарство. Мы везде искали и у всех спрашивали. Джордж целыми днями ездил по ближайшим городкам и деревням, но ни у кого ничего не осталось.
Глаза ее наполнились слезами. Я и без дальнейших слов поняла: они все пришли сказать мне, что я умираю.
— Инфекция распространилась, — подтвердил доктор.
Если бы я могла двигать челюстью, то рассмеялась бы. Я спрыгнула с крыши Стальной башни, отбилась от болотных змей, проползла по тоннелю, подгоняемая огнем, проскакала без седла больше трехсот миль. И вот какой-то ржавый люк убивает меня.
«Похороните меня рядом с мамой», — хотела сказать я.
Если бы меня завернули в муслин и положили в землю рядом с матерью! Я представила, как наши кости соприкоснутся, и это будет почти то же самое, как снова держаться за руки.
Я закрыла глаза, приготовившись к мучительным судорогам. Снотворный сироп, который дал мне доктор, облегчил боль, но лишил возможности есть, и я чувствовала, будто мой скелет касается матраца. Луч солнца пробился сквозь крапчатые занавески, которые висели в спальне со времен моего детства.
— Может, она хочет пить, — сказала Клара, присаживаясь рядом со мной на кровать и кладя мою голову себе на колени.
Она поила меня с ложки то водой, то ромашковым чаем. Я чувствовала, как он стекает по горлу в пустой желудок.
— Чудесный день, — сказала я как можно более внятно, но слова слились в неразборчивое бормотание.
Однако Клара меня поняла.
— Чудесный день, — согласилась она.
Когда все вышли из комнаты, Клара оставила окно открытым, чтобы проветрить. Воздух словно пах океаном, влажный от росы и одновременно пропитанный солнцем. Я медленно вдохнула. Всю жизнь я дышала воздухом, но лишь теперь оценила, какое это чудо. Может, это был просто бред, но я ощущала даже слабый аромат цветов. Мне вспомнился цветочный рисунок на диване в доме Уэсли, где мы сидели и целовались в отсветах пламени. Этот образ возник совершенно неожиданно, и я попыталась отогнать его: не хватало еще провести последние часы жизни, думая об Уэсли.
Я погрузилась в полудрему, молясь за Мэри и Джейми. Пусть их смерть от руки Холлистера будет быстрой и безболезненной. Я молилась, чтобы Полли и ее семья не пострадали из-за того, что помогли мне. И чтобы кто-нибудь убил Холлистера, или огромный огненный шар упал на него и его армию и сжег дотла. Я не могла спокойно умереть, зная, что он еще жив.
Некоторое время спустя я почувствовала на лбу холодную руку Полли.
— Все хорошо, Элиза, — пробормотала она.
— Полли, ты была лучшей подругой на свете, — проговорила я кое-как. — Я так тебя люблю.
И я закрыла глаза, довольная тем, как простилась.
25
Я не могла спать. Меня трясло в лихорадке, я то мерзла, то горела, глаза были открыты, но я ничего не видела. Серый свет по нижнему краю окна означал, что я дожила до следующего дня.
Громкий стук разнесся по дому.
Полли лежала рядом со мной, обхватив меня рукой за талию. Она вскочила и огляделась. Ее мать, дремавшая в кресле в углу, проснулась.
— Кто может стучать в дверь в такое время? — в ужасе сказала она, отодвигая занавеску и выглядывая в окно.
— Эй, кто там? — крикнула она в ночь. — Эй!
Ответа не было, лишь топот конских копыт пронесся по мощеной дорожке, стихая вдали.
— Лучше пойду вниз и посмотрю, — сказал Джордж устало и безнадежно.
— Пойду с тобой, — предложила Полли, но я сжала ее руку, желая, чтобы она осталась.
Я боялась жить в одиночестве, умереть в одиночестве. Полли все поняла и снова легла рядом.
Несколько минут спустя Джордж ворвался в комнату.
— Кто-то оставил вещи у входа, — сказал он отдуваясь и держа перед собой пакет.
— Что это?
Клара взяла с прикроватного столика свечу, чтобы рассмотреть посылку. Это был небольшой сверток в коричневой бумаге, перевязанный бечевкой. Зашуршала обертка, и в комнате наступила тишина. Клара поднесла то, что было в пакете, поближе к пламени свечи. Я открыла глаза, вглядываясь в полумрак. Она держала в руках стеклянный пузырек.
— Что там написано, мама? — взволнованно спросила Полли.
— Пенициллин… принимать три раза в день в течение четырех недель.
— Лекарство? Это же лекарство! Должно быть, кто-то из горожан раздобыл!
— Записки нет? — спросила Клара.
Полли заглянула в пустую упаковку.
— Нет.
Клара выглядела озадаченной.
— Может, это мистер Сибрук? Утром он как раз пытался найти лекарство.
— Давайте сейчас не будем разбираться, откуда это, — поторопил Джордж. — Надо быстро растолочь таблетки и смешать с молоком, а то она не сможет их проглотить.
Полли присела рядом со мной и придерживала мою голову, пока ее отец ложка за ложкой вливал мне в рот молоко, которое сильно горчило. Я не ела несколько дней, и теперь даже молоко было тяжело глотать.
— Антибиотики долго хранить нельзя, — заметил Джордж. — Будем молиться, чтобы лекарство подействовало.
Сначала доктор навещал меня три раза в день и давал лекарство утром, в обед и вечером. Каждый раз, когда он мерил мне температуру, на его суровом лице появлялась улыбка. Судороги ослабли, я стала меньше потеть, и наконец мускулы на лице расслабились достаточно, чтобы я смогла заговорить. Болезнь медленно отступала, остались лишь бледные шрамы на руках и спине.
Когда лихорадка утихла (для этого потребовалась целая неделя), врач стал приходить через день, чтобы убедиться, что у меня есть аппетит. Он сказал, что я потеряла почти четверть массы тела. Мышцы ослабли настолько, что мне не разрешали ходить без поддержки, чтобы я не упала.
Полли постоянно была рядом. Приносила мне на подносе еду, кашу с медом, который ее отец доставал из улья, и молоко от дойной коровы. К обеду варила для меня бульон из того, что могла найти, — картошки или морковки — и приносила блюдечко ежевики. Есть все еще не хотелось, но я заставляла себя есть ради Полли. Она выглядела счастливой, когда я возвращала пустую посуду. И медленно, исподволь я начала рассказывать ей обо всем, что случилось с тех пор, как мы простились прошлым летом. Предстояло поведать и об Уэсли, хотя воспоминания о нем были слишком болезненны. Я не знала, расскажу ли о нем вообще.
— Это самое ужасное чувство на свете, Полли.
Физически я поправилась, но не могла не вспоминать ночь в Тауэре снова и снова.
— Я была так близко — мы держались за руки сквозь прутья решетки, но потом пришлось их покинуть. Иногда я думаю, что надо было остаться. Тогда, по крайней мере, мы погибли бы вместе…
— Нет, Элиза! — взволнованно запротестовала Полли. — Не говори так! Ты сделала все, что могла, чтобы спасти их, и мы попробуем это сделать еще раз.