Я провела день, наблюдая за башней, и теперь знала здесь каждый дюйм, включая ров и стены. Я запомнила график подъема моста. Если побегу достаточно быстро, успею догнать заходящих внутрь солдат, присоединюсь к ним и незаметно проникну на кухню. Оттуда можно проследить за обедом Холлистера и проводить его до покоев. Вероятно, его местонахождение — это тайна даже для его сторонников, но мой урчащий от голода желудок напомнил, что жить без пищи невозможно.
Рванувшись к стене Тауэра, я пригнулась к земле и доверилась темноте ночи. Немного переждала в тени под стеной, чтобы выровнять дыхание и утереть пот со лба. Две колонны стражников мерно шагали к мосту. Когда прошел последний солдат, я пристроилась за ним, склонив голову и стараясь шагать в ногу.
Я дрожала, когда мы шли по мосту в Тауэр. Я всегда так боялась этого места — с тех пор, как мы сюда приезжали, когда я была маленькой. Плаха, следы топора, потеки крови, за несколько веков так и не смытые дождями. Я думала о камерах пыток, где страдали невинные узники, — страдали они и теперь. Кричали ли они там, где никто не услышит и никто не ответит, как та женщина в парке? Я знала, что ее крики будут сниться мне по ночам.
Оказавшись внутри, найти кухню было нетрудно. Я пошла на запах еды вслед за голодными солдатами. Опустив глаза, пристроилась в хвост очереди и побрела к каменному входу. Нащупала спрятанный под курткой пистолет. В темных коридорах Стальной башни зазвонил колокол.
— Время кормить пленных, — раздался голос где-то наверху.
Солдаты потянулись вниз, в сырую подвальную кухню. В котлах над огнем что-то кипело. На разделочном столе повара отрубали головы и хвосты у крыс и мышей, потрошили отловленных в канализации змей и лягушек, свежевали их и забрасывали тушки в котлы. На полу у огня стояла клетка с крысами, которые метались туда-сюда, предпринимая отчаянные усилия, чтобы спастись.
Я заглянула в другой конец кухни, где готовили пир. Большие блюда фруктов и сыров, свежевыпеченный хлеб, горы шоколадных трюфелей на сверкающих серебряных подносах. Бутылки шампанского охлаждались в ведерках со льдом. Я и не знала, что такая еда еще существует. У меня едва не закружилась голова. Сегодня я съела лишь пригоршню травы и половинку заплесневелого печенья, найденную в кармане куртки. Это все для Холлистера? Я вспомнила, что он сказал, перед тем как убить моего отца. «Потому что Англия голодает, а вы устраиваете бал». Увидев всю эту роскошь, я возненавидела его еще сильнее.
— Не смотри, только аппетит разыграется, — сказала девушка, стоявшая рядом со мной.
Я кивнула. Прямо передо мной старая женщина с седыми волосами и кустистыми бровями помешивала в котлах огромным черпаком.
— Наполняйте миски! Время обеда для камер с первой по девятую! — закричала она.
Я едва не задохнулась, когда увидела, как она снимает крышку с крысиной клетки и опускает вниз руку, тонкую, как сухая ветка. Быстро, будто срывая яблоко, она вытащила верещавшую крысу и бросила ее в котел — прямо со шкурой.
Стараясь идти в ногу с солдатами, копируя каждое их движение, я взяла поднос, наполнила стакан серой водой, плеснула в миску половник варева из крыс и насекомых. Я старалась, чтобы на лице не было ни единой эмоции, и по возможности отводила взгляд от крысиной лапы и мышиной головы в миске на моем подносе. Солдаты выстроились в линию на лестнице. Я крепко сжала поднос в руках и на нетвердых ногах зашагала вслед за какой-то девушкой.
Она помедлила, оглядываясь по сторонам, словно ища возможности посплетничать, потом заговорила мне почти в самое ухо, обдавая кислым дыханием.
— Если хочешь чего получше, позже можем поговорить, — сообщила она с чувством собственной важности. — Помогу достать за определенную цену.
Она улыбнулась, обнажая пожелтевшие зубы.
Я глянула на поднос, который она несла. Там не было такого варева, как у остальных, зато стояла красивая розовая чашка с травами: розовыми бутонами, лавандой, анисом и чем-то еще — этот желтый цветок я не смогла опознать.
— Вкусно пахнет, — заметила я озадаченно. — Это для Холлистера?
— Пахнет-то вкусно, но это яд. Чай для ее королевского высочества.
Последние слова она почти пропела насмешливым тоном и сплюнула на камни:
— Для королевы.
Я едва не выронила поднос от изумления. Мэри жива.
— Говорят, она от этого теряет силы, — с усмешкой продолжила девица. — По слухам, когда слишком уж буйствует, это ее успокаивает.
— А если она не станет это пить? — спросила я подчеркнуто спокойно, стараясь скрыть ужас.
— Да ну, пьет как миленькая. Если не выпьет — юного принца выпорют, — ухмыльнулась девица.
Я попыталась рассмеяться вместе с ней, но получилось что-то вроде хриплого кашля. Взяв себя в руки, я лихорадочно соображала. Джейми и Мэри живы, и они здесь! Придется вернуться за Холлистером позже. Я постаралась, чтобы по моему лицу не было видно, что я думаю о брате и сестре, о том, что они в заточении и я им нужна. Мне не терпелось их увидеть. Я скинула миску с подноса, и варево разлилось по лестнице.
— Ой! — воскликнула я. — Какая я неловкая!
Девица закатила глаза.
— Тебе бы прибраться, пока миссис Колдуэлл не заметила.
И она двинулась дальше по лестнице.
Я немного подождала, потом поставила поднос на пол и последовала за девицей по металлической винтовой лестнице. Стены были стальные, мое отражение походило на расплывчатое темное пятно. На каждом этаже были камеры с зарешеченными окошками — расстояние между прутьями не достигало и дюйма. Внутри теснились больные, умирающие узники, они стонали и просили пить. Правда, те, что лежали молча, представляли собой еще более печальное зрелище.
Пробираясь на цыпочках за девицей с розовой чашкой, я почувствовала, как ненависть к Корнелиусу Холлистеру словно собирается во мне в комок колючей проволоки и режет изнутри. Винтовая лестница поднималась все выше и выше по узкой башне, пока наконец не закончилась. Наверху была только одна камера.
Я остановилась этажом ниже и подождала, пока не увидела, как девица спускается по лестнице уже с пустым подносом. Постояв в тени, пока ее шаги не стихли внизу, я повернулась и пошла наверх, с каждым шагом сердце билось все чаще. Я остановилась у двери камеры.
Сквозь тесно поставленные прутья заглянула внутрь. Джейми лежал на кроватке, Мэри сидела рядом спиной ко мне. Так я бы ее не узнала. Только услышав, как она ласково уговаривает Джейми поесть, я поняла, что не ошиблась камерой. Мэри стала худой и костлявой, как старуха, плечи просвечивали сквозь изношенное линялое красное платье. Я с изумлением поняла, что это то самое платье, в котором она была на Балу роз.
Поддерживая рукой голову Джейми, она пыталась кормить его с ложки. Я стояла, смахивая слезы, и хотела сказать что-нибудь, но не могла выдавить ни звука. В камере был деревянный столик, на нем пачка игральных карт и чайник, рядом лежала смятая окровавленная салфетка.
Я прижалась лицом к решетке, глядя, как Мэри отворачивается от Джейми и прикрывает рот ладонью — сильный кашель сотрясал ее тело. Она медленно, с усилием встала, опираясь на стену и все еще прикрывая рот. Двигалась она точно так же, как наша бабушка незадолго до смерти.
Взяв со стола окровавленную салфетку, Мэри вытерла кровь с руки. Было понятно, что она старается скрыть это от Джейми.
— Мэри, Джейми, — выдохнула я.
Мэри повернула голову и посмотрела на меня враждебно: не узнала. Внезапно я со всей отчетливостью поняла, на что похожа, устыдившись клейма на лице и клоками остриженных волос.
— Мэри, — прошептала я, — это я, Элиза.
Ее глаза загорелись, по лицу было видно, что она сама себе не верит.
— Мы думали, ты погибла, — сказала она хрипло, по щекам потекли слезы.
Я потянулась к ней, протискивая пальцы между прутьями решетки, но пролез только мизинец. Мэри крепко ухватила его и поцеловала.
Джейми подошел к решетке, и я смогла коснуться кончиком пальца щеки младшего брата. Его маленькое тело было похоже на скелет. Я постаралась не выдать, насколько меня это поразило.
— Они дают ему лекарство?
Мэри покачала головой.
Удивительно, как он смог так долго без него продержаться. Джейми молча смотрел на меня глубоко запавшими голубыми глазами.
Я вытащила пистолет.
— Мэри, — быстро сказала я, — возьми это. В следующий раз, когда охранница принесет вам еду, убей ее. Забери одежду и оружие и беги.
— Элиза, он не пролезет сквозь решетку.
Я с ужасом осознала, что она права. Единственная щель, проделанная прямо над полом, для того чтобы передавать еду, была закрыта, а просунуть пистолет между прутьями было невозможно.
Мэри обеспокоенно смотрела на меня, пока я отчаянно пыталась протолкнуть пистолет, надеясь, что, если я поверну его в нужную сторону, все получится.