не обратить внимания».
Тут, как гласит легенда, брат Натана утратил веру, что инъекции подействовали, но ничего не сказал. По другой легенде, он насупился и пробормотал: «Позволь, а как же мои прививки?» Третьи источники настаивают, что он с печалью произнес: «Как мы были наивны, веря, что этого горбатого исправит наша могила!»
Восклицал ли Иван Петрович, молчал ли — нам неизвестно. Но вот документальные кадры: Натан выходит за кремлевские ворота, к нему бросается счастливый енот и нежно обнимает левую ногу Эйпельбаума. В лапках Тугрика вдруг вспыхивает букет белых тюльпанов, он вручает их Натану, делает фото, тюльпаны растворяются в воздухе, и пленка обрывается…
Говорят, поздним вечером Иван Петрович впервые задумался: а верен ли избранный им путь? С горечью глядел он на свои, недавно столь родные, ампулы и пробирки. Но инстинкт самосохранения — опытный боец — быстро одолел новорожденную совесть. Победа далась без труда, ведь инстинкт самосохранения был обострен страхом: Иван Петрович чувствовал, что каждый шаг Эйпельбаума несет ему беду. И не сомневался господин Синица, что шаги Натана будут стремительны.
Чудес не бывает, Нати
Тугрик без Натана вел хозяйство рачительно и аккуратно. Квартира была прибрана, все, что можно застелить, было застелено, мусор отовсюду выметен, а вымытая посуда поблескивала в свете ламп, которые енот вставил в «люстру прозрения».
На кухне Тугрик объявил, что приготовил для Натана «пир горой», и торжественно сорвал марлевую накидку с богато накрытого стола.
Аппетитная гора была сложена из орехов и помидоров черри — для Тугрика; цыпленка, вареной картошки и маринованных огурцов — для Натана.
— Вокруг го́ры, — горделиво живописал Тугрик, — видишь, растут водочные деревья — две охлажденные непочатые бутылки. А также мелкий кустарник — рюмочки разного калибра, для водки и «Кровавой Мэри».
Ее и принялся намешивать енот. Едва лишь пригубив «Мэри», Тугрик повел себя, как неразумная тварь: вспрыгнул на «люстру прозрения» и принялся раскачиваться и ликующе скулить:
— Рево!! — люстра летит вправо, Натан волнуется. — Люция! — люстра летит влево, Натан тревожится. — Долой диетологов! — завопил енот с люстры, дерзновенным хвостом указал на пищевые горы и равнины, спрыгнул на стол и насмерть раздавил задними лапками три помидора черри. Не обращая внимания на гибель томатов, поднял бокал, но Натан опередил его тост своим:
— Как мне не хватало тебя в Кремле, Тугрик! Давай за то, чтобы больше не разлучаться так надолго?
Енот с Натаном чокнулись, и трижды, по-русски, поцеловались.
Натан приступил к описанию кремлевских приключений и превращений. Тугрик хохотал и дрыгал в воздухе лапками, узнав о краже кошелька начальника президентской администрации. Помрачнел, когда услышал о метаморфозах Натана, пригубившего сталинскую трубку. Натан уверял, что он в полной мере ощутил и приливы милитаризма, и клептоманию, и склонность к бессудному уничтожению миллионов. И совершенно неизвестно, что бы с ним произошло, проживи он в Кремле еще месяц.
— Такое уж это место, — вздохнул Тугрик и перестал раскачиваться.
Эйпельбаум отметил, что енот произнес эти слова со знанием дела. Подумалось вдруг Натану, что в прошлой жизни Тугрик был кем-то из правителей московских — не дай Бог, кем-то особенно жестоким, — и вот теперь он искупает давний грех попыткой создать революционную ситуацию, освободить людей, предков которых он терзал в далеком прошлом. Глядя на енота, в глазах которого вспыхнули красные угольки, Натан впервые испугался чудесного зверя.
Енот почувствовал, о чем думает Эйпельбаум:
— Ээээ! Чепуху-то в голову не впускай! Нет никаких прошлых и будущих жизней, ты чего, Нати? Ты же помнишь мой девиз: чудес не бывает.
Натан рассмеялся, и бокалы вновь содвинулись.
Задание — создать партию и внедриться в оппозиционную среду с целью ее разложения — Тугрик принял с восторгом.
Он ринулся к телевизионной коробке и добыл оттуда папку, на которой его лапкой было выцарапано «Совершенно секретно: для всех, кроме Нати». В папке, по словам енота, содержался план по созданию новой партии, усилению ее влияния, созданию хаоса и (тут енот посмотрел на Эйпельбаума с умилительным простодушием) захвату власти. Торжественно вручив папку Натану, енот достал из бездонной коробки плащ мушкетера, шляпу с кокардой и шпагу и принялся маршировать вокруг стола, разя невидимых врагов. Эйпельбаум аплодировал Тугрику, а тот, заколов с десяток незримых супостатов, повернулся к Натану и спросил:
— Неужто не боишься стать революционером, Нати? Я-то, чего скрывать, бессмертен. А ты разве тоже?
— По-моему, да, — чистосердечно признался Натан.
— Какой ты молодец! — восхитился енот. — Ты ведь изо дня в день жив, верно? Так откуда же взяться опыту смерти?
— Совершенно неоткуда! — хохотнул Натан.
— Потому ты и чувствуешь себя бессмертным! И правильно делаешь! — воскликнул енот, и они выпили за бессмертие и закусили цыпленком с орехами.
Эйпельбаум потребовал сделать ему «еще одну „Кровавую Мэри“» и поднял тост за свою «непобедимую наивность».
За наивность Натана енот был выпить готов, но в целом идею пьянства не поддержал.
— Максимум одну «Мэри», Нати. Завтра у нас трудный день.
И енот не ошибся.
Примечание редакции: Чувство бессмертия, делавшее Натана бесстрашным и почти безрассудным, мы подвергнем анализу в последних главах нашего расследования. «Если Бог даст», — просит добавить отец Паисий, и мы добавляем.
Также, чтобы избежать недоразумений и разночтений, мы вынуждены сделать замечание: Эйпельбаум все-таки скончался. Это столь же очевидно нам, сколь — вплоть до самого последнего дня — казалось невероятным Натану. Когда придет час, мы откроем обнаруженную филологом папку «Натан и смерть» и последовательно изложим хранящиеся там грустные факты.
Тысячелетний альянс
На следующее утро Натан Эйпельбаум был назначен главой попечительского совета главного медиахолдинга страны — ГЛАИСТ (производное от двух слов — Глас Истины).
На площади перед Останкинской башней журналисты выстроились на приветственную линейку перед новым начальником, полномочия которого были