Читать интересную книгу НАТАН. Расследование в шести картинах - Артур Петрович Соломонов

есть — бесценно и опасно.

— Опасно и бесценно, — эхом повторил батюшка, очарованный грядущей причастностью к тайне.

Далее мы приводим видеосвидетельства с комментариями политолога и просим принять во внимание, что это мнение и взгляд лишь одного, пусть и самого осведомленного, члена нашей редколлегии.

Также — по просьбе психолога и астрофизика — считаем необходимым добавить: если в дальнейших главах произойдет невольное раскрытие гостайны, читателям всех рангов и званий следует учесть, что в выходных данных в конце книги будут помещены имя, фамилия и домашний адрес уважаемого политолога.

P.S. Я был против этого уточнения.

Афанасий Карпович Карпинский, руководитель группы исследователей.

А как же мои прививки?

Слухи о высочайшем поручении, данном Натану, разнеслись по Кремлю. Говорили, что вместе с письменным распоряжением было получено и устное (правда, благоговейно не уточнялось, чьи уста его произнесли): позволить Натану создать альтернативу правящей, несколько поколебленной в рейтингах, партии.

Эйпельбаума окружили чудо, тайна и авторитет.

Шепот придворных раздавался из всех уголков Кремля; он был исполнен недоумения и яда. Под этот зловещий аккомпанемент, желая ускорить процесс познания кремлевской жизни, Натан уведомил администрацию президента, что ему необходимо каждый день облачаться в одежду умерших московских правителей, которая хранилась в музеях Кремля. Отказа Натану не было.

Обида и ропот придворных объяснимы: слишком уж часто и внезапно перед ними возникал Натан в одеяниях московских властителей. В темных кремлевских коридорах, а также на солнечных аллеях состоялось два инфаркта: сердца губернатора Саратовской области и министра экономического развития не выдержали явлений царствующего Эйпельбаума. Причиной летальных исходов Натан не стал. Он поспособствовал лишь госпитализации придворных, чему те были рады: в смутные времена лучше не принимать участия вообще ни в чем.

По некоторым данным, Натан был перепуган до полоумия, и потому вел себя в Кремле так эксцентрично, попутно удовлетворяя свою давнюю страсть к перевоплощениям. (Страсть как буддийского, так и психологического толка. — Примечание богослова и психолога).

По другим сведениям и гипотезам, во всех его выходках сквозил холодный расчет. Редколлегия склонялась к обеим версиям, политолог — исключительно ко второй. Он торжественно включил запись, и мы, как единое изумленное существо, медленно раскрыли рты. Запись была совершенно фантастична: именно это заставило нас поверить в ее подлинность.

Вот Натан бродит в шапке Мономаха по кремлевским коридорам, огромным, как московские проспекты. Придворные кланяются Натану в пояс. Кто-то подносит ему хлеб с солью, но Эйпельбаум, не удостаивая челядь даже отказом, царственно проплывает мимо…

Вот Натан ложится спать в рабочем кабинете Сталина. Встает утром с дымящейся трубкой во рту, мрачный, отяжелевший и склонный к репрессиям. Появляется перепуганный прислужник, чтобы помочь Натану одеться и натянуть на него сталинские сапоги. Хмурый Эйпельбаум приказывает ему подойти и молча выбивает трубку о его голову. Прислужник благоговейно ловит ртом частицы сталинского пепла. Мрачное наслаждение озаряет лицо Натана; подписав несколько кровавых указов, он выходит из спальни, оставив в ней трубку и неодолимую страсть к убийствам.

Вот Натан гуляет в кепке Ильича подле Царь-пушки. Что-то энергично выкрикивает и выбрасывает руку вперед: пленка беззвучна, что придает ей сходство с кинохроникой, а Натану — с Лениным. («Буржуазию клянет», — читал политолог по «ленинским» губам).

Вот Эйпельбаум, облаченный в одеяния Ивана Грозного, скипетром грозит из-за колонн кремлевским обитателям; судя по всему, Натан изрыгает проклятия и угрозы. Двое придворных, пытаясь не утратить достоинства, как бы с некоторой даже иронией, падают на колени. Падение двоих вызывает цепную реакцию, и вот уже все придворные преклоняют колена перед Натаном. Запись беззвучна, но мы видим, как гневно шевелятся губы придворных: похоже, они клянутся отомстить за унижение. (Политолог взял на себя расшифровку шепота придворных: «Мы, конечно, звезд с неба не хватаем, не для этих процедур мы призваны в Кремль. Но мордами в говно окунать?! Не было такого уговору!»).

По ночам Натану являлись духи правителей, в одеяния которых он облачался днем. Призраки были тактичны и доброжелательны; они возлагали на Эйпельбаума крупные геополитические надежды.

Столь же явное (хотя и неочевидное) покровительство оказывало Натану первое лицо.

Благожелательность живых и мертвых тревожила Эйпельбаума: он понимал, что его готовятся капитально использовать.

На четвертый день Натан почувствовал, как меняется его душа, как трансформируются взгляды.

Во-первых, ему непоколебимо захотелось напасть на соседние страны. И даже на соседей соседей. Тогда он надел фуражку маршала Жукова и завопил с самой высокой кремлевской башни — в ночи, во время грозы, в блеске беснующихся молний: «На Киев! На Прагу! На Варшаву! Покорить! Паа-каааа-риить!» Милитаристская эйфория Эйпельбаума закончилась лишь с восходом солнца…

Во-вторых, появилась неодолимая страсть к стяжательству. Однажды, не в силах с собой совладать, Натан украл кошелек руководителя президентской администрации, после чего с Эйпельбаумом был проведен первый серьезный разговор. Результатом разговора стал перевод на счет Натана колоссальной суммы, чтобы он «не отдавался соблазну мелких краж, а мыслил более масштабно».

Но главное и самое удивительное: чем больше Натан стремился к стяжательству и захвату чужих территорий, чем более презирал народ, тем глубже он любил Россию.

Легенда гласит, что на шестую ночь кремлевской жизни Натана, когда пробило двенадцать и встали перед Эйпельбаумом почившие московские генсеки и цари, и — требовательные, суровые — обратились к нему, он ринулся в лабораторию брата. Оторвав Ивана Петровича от исследований — он смешивал яды, — Натан потребовал сделать ему инъекции психопатического патриотизма, геополитической истерии и патологического сталинизма.

— Иначе, — трепетал Натан, — иначе я не смогу вам помочь…

Легенда продолжает гласить, что брат, просияв, обнял Натана: «Ты мой дорогой! Как я этого ждал…» И они прошли по темным коридорам и спустились по древним ступеням, и призраки благословили их…

Кремлевская неделя завершилась.

Покидая Кремль, Натан положил брату руки на плечи и шепнул: «Я понял тебя… Всех вас, заключенных в Кремле, понял…» И добавил: «Я не врач, я симптом. И я намерен стать таким симптомом, стать язвой такой величины, что на нее невозможно будет