БАБКА МАРИУЛА
После ночи пьяного разгулаЯ пошел к Проклятому ручью,Чтоб цыганка бабка МариулаМне вернула молодость мою.
Бабка курит трубочку из глины,Над болотом вьются комары,А внизу горят среди долиныКочевого табора костры.
Черный пес, мне под ноги бросаясь,Завизжал пронзительно и зло…Молвит бабка: "Знаю все, красавец,Что тебя к старухе привело!
Не скупись да рублик мне отщелкай,И, как пыль за ветром, за тобойПобежит красотка с рыжей челкой,С пятнышком родимым над губой!"
Я ответил: "Толку в этом мало!"Робок я, да и не те года…"В небесах качнулась и упалаЗа лесок падучая звезда.
"Я сидел, — сказал я, — на вокзалах,Ездил я в далекие края.Ни одна душа мне не сказала,Где упала молодость моя!
Ты наводишь порчу жабьим зубом,Клады рыть указываешь путь.Может, юность, что идет на убыль,Как-нибудь поможешь мне вернуть?"
Отвечала бабка Мариула:"Не возьмусь за это даже я!Где звезда падучая мелькнула,Там упала молодость твоя!"
1 июня 1941
* Когда-то в сердце молодом *
Когда-то в сердце молодомМечта о счастье пела звонко…Теперь душа моя — как дом,Откуда вынесли ребенка.
А я земле мечту отдатьВсё не решаюсь, всё бунтую…Так обезумевшая матьКачает колыбель пустую.
15 июня 1941 г.
БАБЬЕ ЛЕТО
Наступило бабье лето —Дни прощального тепла.Поздним солнцем отогрета,В щелке муха ожила.
Солнце! Что на свете крашеПосле зябкого денька?..Паутинок легких пряжаОбвилась вокруг сучка.
Завтра хлынет дождик быстрый,Тучей солнце заслоня.Паутинкам серебристымЖить осталось два-три дня.
Сжалься, осень! Дай нам света!Защити от зимней тьмы!Пожалей нас, бабье лето:Паутинки эти — мы.
4 октября 1941 г.
УГОЛЕК
Минуют дни незаметно,Идут года не спеша…Как искра, ждущая ветра,Незримо зреет душа.
Когда налетевший ветерРаздует искру в пожар,Слепые люди заметят:Не зря уголек лежал!
23 октября 1941
В ПАРКЕ
Старинной купаленки шаткий настил,Бродя у пруда, я ногою потрогал.Под этими липами Пушкин грустил,На этой скамеечке сиживал Гоголь.
У корней осин показались грибы,Сентябрьское солнышко греет нежарко,Далекий раскат орудийной стрельбыДоносится до подмосковного парка.
Не смерть ли меня окликает, грозяВот-вот навалиться на узкие плечи?Где близкие наши и наши друзья?Иных уже нет, а другие далече!..
Свистят снегири. Им еще незнакомРаскатистый гул, отдаленный и слабый.Наверно, им кажется, будто валькомБелье выбивают на озере бабы.
Мы ж знаем, что жизнь нашу держит в рукахСлепая судьба и что жребий наш выпал…Стареющий юноша в толстых очкахОдин загляделся на вечные липы.
3 ноября 1941
АРХИМЕД
Нет, не всегда смешон и узокМудрец, глухой к делам земли:Уже на рейде в СиракузахСтояли римлян корабли.
Над математиком курчавымСолдат занес короткий нож,А он на отмели песчанойОкружность вписывал в чертеж.
Ах, если б смерть — лихую гостью —Мне так же встретить повезло,Как Архимед, чертивший тростьюВ минуту гибели — число!
5 декабря 1941
ОСЕННЯЯ ПЕСНЯ
Улетают птицы з_а_ море,Миновало время жатв,На холодном сером мрамореЛистья желтые лежат.
Солнце спряталось за ситцевойЗанавескою небес,Черно-бурою лисицеюПод горой улегся лес.
По воздушной тонкой лесенкеОпустился и повисНад окном — ненастья вестником —Паучок-парашютист.
В эту ночь по кровлям тесаным,В трубах песни заводя,Заскребутся духи осени,Стукнут пальчики дождя.
В сад, покрытый ржавой влагою,Завтра утром выйдешь тыИ увидишь — за ночь — наголоОблетевшие цветы.
На листве рябин продрогнувшихЗаблестит холодный пот.Дождик, серый, как воробышек,Их по ягодке склюет.
1937–1941
ПРИРОДА
Что делать? Присяду на камень,Послушаю иволги плач.Брожу у забитых досками,Жильцами покинутых дач.
Еще не промчалось и года,Как смолкли шаги их вдали.Но, кажется, рада природа,Что люди отсюда ушли.
Соседи в ночи незаметноЗаборы снесли на дрова,На гладких площадках крокетныхРастет, зеленея, трава.
Забывши хозяев недавних,Весь дом одряхлел и заглох,На стенах, на крышах, на ставняхУже пробивается мох.
Да зеленью, вьющейся дико,К порогу забившей пути,Повсюду бушует клубника,Что встарь не хотела расти.
И если, бывало, в скворечняхСкворцы приживались с трудом,То нынче от зябликов вешнихВ саду настоящий содом!
Тут, кажется, с нашего векаПрошли одичанья века…Как быстро следы человекаСтирает природы рука!
28 июня 1942 г.
БОГ
Скоро-скоро, в желтый час заката,Лишь погаснет неба бирюза,Я закрою жадные когда-то,А теперь — усталые глаза.
И когда я стану перед богом,Я скажу без трепета ему:"Знаешь, боже, зла я делал много,А добра, должно быть, никому.
Но смешно попасть мне к черту в руки,Чтобы он сварил меня в котле:Нет в аду такой кромешной муки,Что б не знал я горше — на земле!"
10 июля 1942 г.
* Скинуло кафтан зеленый лето, *
Скинуло кафтан зеленый лето,Отсвистели жаворонки всласть.Осень, в шубу желтую одета,По лесам с метелкою прошлась,Чтоб вошла рачительной хозяйкойВ снежные лесные теремаЩеголиха в белой разлетайке —Русская румяная зима!
1 октября 1942 г.
* Вот и вечер жизни. Поздний вечер. *
Вот и вечер жизни. Поздний вечер.Холодно и нет огня в дому.Лампа догорела. Больше нечемРазогнать сгустившуюся тьму.
Луч рассвета, глянь в мое оконце!Ангел ночи! Пощади меня:Я хочу еще раз видеть солнце —Солнце первой половины Дня!
30 апреля 1943.
ВОСПОМИНАНИЯ О КРЫМЕ
Не ночь, не звезды, не морская пена, —Нет, в памяти доныне, как живой,Мышастый ослик шествует степенноПо раскаленной крымской мостовой.
Давно смирен его упрямый норов:Автомобиль прижал его к стене,И рдеет горка спелых помидоровВ худой плетенке на его спине.
А впереди, слегка раскос и черен,В одних штанишках, рваных на заду,Бритоголовый толстый татарчонок,Спеша, ведет осленка в поводу.
Между домов поблескивает море,Слепя горячей синькою глаза.На каменном побеленном забореГуляет бородатая коза.
Песок внизу каймою пены вышит,Алмазом блещет мокрое весло,И валуны лежат на низких крышах,Чтоб в море крыши ветром не снесло.
А татарчонку хочется напиться.Что Крым ему во всей его красе?И круглый след ослиного копытцаОттиснут на асфальтовом шоссе.
1943
* Оказалось, я не так уж молод *