ПОЕДИНОК
К нам в гости приходит мальчикСо сросшимися бровями,Пунцовый густой румянецНа смуглых его щеках.Когда вы садитесь рядом,Я чувствую, что меж вамиЯ скучный, немножко лишний,Педант в роговых очках.
Глаза твои лгать не могут.Как много огня теперь в них!А как они были тусклы…Откуда же он воскрес?Ах, этот румяный мальчик!Итак, это мой соперник,Итак, это мой Мартынов,Итак, это мой Дантес!
Ну что ж! Нас рассудит параСтволов роковых ЛепажаНа дальней глухой полянке,Под Мамонтовкой, в лесу.Два вежливых секунданта,Под горкой — два экипажа,Да седенький доктор в черном,С очками на злом носу.
Послушай-ка, дорогая!Над нами шумит эпоха,И разве не наше сердце —Арена ее борьбы?Виновен ли этот мальчикВ проклятых палочках Коха,Что ставило нездоровьеВ колеса моей судьбы?
Наверно, он физкультурник,Из тех, чья лихая стайкаЗабила на стадионеИспании два гола.Как мягко и как свободноЕго голубая майкаТугие гибкие плечиСтянула и облегла!
А знаешь, мы не подымемСтволов роковых ЛепажаНа дальней глухой полянке,Под Мамонтовкой, в лесу.Я лучше приду к вам в гостиИ, если позволишь, дажеИгрушку из МосторгсинаДешевую принесу.
Твой сын, твой малыш безбровыйПокоится в колыбели,Он важно пускает слюни,Вполне довольный собой.Тебя ли мне ненавидетьИ ревновать к тебе ли,Когда я так опечаленТвоей морщинкой любой?
Ему покажу я рожки,Спрошу: "Как дела, Егорыч?"И, мирно напившись чаю,Пешком побреду домой.И лишь закурю дорогой,Почуяв на сердце горечь,Что наша любовь не вышла,Что этот малыш — не мой.
1933
КРОВИНКА
Родная кровинка течет в ее жилах,И больно — пусть век мою слабость простит —От глаз ее жалких, от рук ее милыхОтречься и память со счетов скостить.
Выветриваясь, по куску выпадая,Душа искрошилась, как зуб, до корня.Шли годы, и эта ли полуседая,Тщедушная женщина — мать у меня?
Убогая! Где твоя прежняя сила?Какая дорога в могилу свела?Влюблялась, кисейные платья носила,Читала Некрасова, смуглой была.
Растоптана зверем, чье прозвище — рынок,Раздавлена грузом матрасов и соф,Сгорела на пламени всех керосинок,Пылающих в недрах кухонных Голгоф.
И вот они — вечная песенка жалоб,Сонливость, да втертый в морщины желток,Да косо, по-волчьи свисающий на лоб,Скупой, грязноватый седой завиток.
Так попусту, так бесполезно и глупоДотла допылала твоя красота!Дымящимся паром кипящего супаВесь мир от тебя заслонила плита!
В истрепанных туфлях, потертых и рыжих,С кошелкой, в пальто, что не греет души,Привыкла блуждать между рыночных выжиг,Торгуясь, клянясь, скопидомя гроши.
Трудна эта доля, и жребий несладок:Пугаться трамваев, бояться людей,Толкаться в хвостах продуктовых палаток,Среди завсегдатаев очередей.
Но желчи не слышно в ее укоризне,Очаг не наскучил ей, наоборот:Ей быть и не снилось хозяйкою жизни,Но только властительницей сковород.
Она умоляет: "Родимый, потише!Живи не спеша, не волнуйся, дитя!Давай проживем, как подпольные мыши,Что ночью глубокой в подвалах свистят!"
Затем, что она исповедует примус,Затем, что она меж людьми как в лесу, —Мою угловатую непримиримостьК мышиной судьбе я, как знамя, несу.
Мне хочется расколдовать ее морок,Взять под руку мать, как слепое дитя,От противней чадных, от жирных конфорокУвесть ее на берег моря, хотя
Я знаю, он будет ей чуден и жуток,Тот солнечный берег житейской реки.Слепую от шор, охромевшую в путах,Я все ж поведу ее, ей вопреки!
1933
АД
Недобрый дух повел меня,Уже лежавшего в могиле,В страну подземного огня,Которой Данте вел Вергилий.
Из первого в девятый кругМоя душа была ведома —Где жадный поп и лживый другИ скотоложец из Содома.
Я видел гарпий в том леске,Над тем узилищем, откудаВ нечеловеческой тоскеБежал обугленный Иуда.
Колодезь ледяной без дна,Где день за днем и год за годом,Как ось земная, СатанаПростерт от нас до антиподов.
Я грешников увидел всех —Их пламя жжет и влага дразнит,Но каждому из них за грехВменялась боль одной лишь казни.
"Где мне остаться?" — я спросилВедущего по адским стогнам.И он ответил: "Волей силПо всем кругам ты будешь прогнан".
1934
БРОДЯГА
Есть у каждого бродягиСундучок воспоминаний.Пусть не верует бродягаИ ни в птичий грай, ни в чох, —Ни на призраки богатстваВ тихом обмороке сна, ниНа вино не променяетОн заветный сундучок.
Там за дружбою слежалой,Под враждою закоптелой,Между чувств, что стали трухлойСвязкой высохших грибов, —Перевязана тесемкойИ в газете пожелтелой,Как мышонок, притаиласьНеуклюжая любовь.
Если якорь брига выбран,В кабачке распита брага,Ставни синие забитыНавсегда в родном дому, —Уплывая, все раздаритСобутыльникам бродяга,Только этот желтый свертокНе покажет никому…
Будет день: в борты, как в щеки,Оплеухи волн забьют — и"Все наверх! — засвищет боцман. —К нам идет девятый вал!"Перед тем как твердо выйтиВ шторм из маленькой каюты,Развернет бродяга сверток,Мокрый ворот разорвав.
И когда вода раздавитВ трюме крепкие бочонки,Он увидит, погружаясьВ атлантическую тьму:Тонколицая колдунья,Большеглазая девчонкаС фотографии грошовойУлыбается ему.
1934
ДВОЙНИК
Два месяца в небе, два сердца в груди,Орел позади, и звезда впереди.Я поровну слышу и клекот орлиный,И вижу звезду над родимой долиной:Во мне перемешаны темень и свет,Мне Недоросль — прадед, и Пушкин — мой дед.
Со мной заодно с колченогой кроватиУтрами встает молодой обыватель,Он бродит, раздет, и немыт, и небрит,Дымит папиросой и плоско острит.На сад, что напротив, на дачу, что рядом,Глядит мой двойник издевательским взглядом,Равно неприязненный всем и всему, —Он в жизнь в эту входит, как узник в тюрьму.
А я человек переходной эпохи…Хоть в той же постели грызут меня блохи,Хоть в те же очки я гляжу на зарюИ тех же сортов папиросы курю,Но славлю жестокость, которая в миреКлопов выжигает, как в затхлой квартире,Которая за косы землю берет,С которой сегодня и я в свой чередПод знаменем гезов, суровых и босых,Вперед заношу мой скитальческий посох…Что ж рядом плетется, смешок затая,Двойник мой, проклятая косность моя?
Так, пробуя легкими воздух студеный,Сперва задыхается новорожденный,Он мерзнет, и свет ему режет глаза,И тянет его воротиться назад,В привычную ночь материнской утробы;Так золото мучат кислотною пробой,Так все мы в глаза двойника своегоГлядим и решаем вопрос: кто кого?
Мы вместе живем, мы неплохо знакомы,И сильно не ладим с моим двойником мы:То он меня ломит, то я его мну,И, чуть отдохнув, продолжаем войну.К эпохе моей, к человечества маюСебя я за шиворот приподымаю.
Пусть больно от этого мне самому,Пускай тяжело, — я себя подыму!И если мой голос бывает печален,Я знаю: в нем фальшь никогда не жила!..Огромная совесть стоит за плечами,Огромная жизнь расправляет крыла!
1934
ДОЛЖНИК