ПЕСНЯ ПРО ПАНА
Настегала дочку мать крапивой:"Не расти большой, расти красивой,Сладкой ягодкой, речной осокой,Чтоб в тебя влюбился пан высокий,Ясноглазый, статный, черноусый,Чтоб дарил тебе цветные бусы,Золотые кольца и белила.Вот тогда ты будешь, дочь, счастливой".
Дочка выросла, как мать велела!Сладкой ягодкою, королевой,Белой лебедью, речной осокой,И в нее влюбился пан высокий,Черноусый, статный, ясноглазый,Подарил он ей кольцо с алмазом,Пояс драгоценный, ленту в косы…Наигрался ею пан — и бросил!
Юность коротка, как песня птичья,Быстро вянет красота девичья,Иссеклися косы золотые,Ясный взор слезинки замутили.Ничего-то девушка не помнит,Помнит лишь одну дорогу в омут,Только тише, чем кутенок в сенцах,Шевельнулась дочь у ней под сердцем.
Дочка в пана родилась — красивой.Настегала дочку мать крапивой:"Не расти большой, расти здоровой,Крепкотелой, дерзкой, чернобровой,Озорной, спесивой, языкатой,Чтоб тебя не тронул пан проклятый.А придет он, потный, вислоусый,Да начнет сулить цветные бусы,Пояс драгоценный, ленту в косы, —Отпихни его ногою босой,Зашипи на пана, дочь, гусыней,Выдери его глаза косые!"
1936
ЛЮБОВЬ
Щекотка губ и холодок зубов,Огонь, блуждающий в потемках тела,Пот меж грудей… и это есть — любовь?И это все, чего ты так хотела?
Да! Страсть такая, что в глазах темно!Но ночь минует, легкая, как птица…А я-то думал, что любовь — вино,Которым можно навсегда упиться!
1936
СТРАДАНИЯ МОЛОДОГО КЛАССИКА
Всегда ты на людях,Как слон в зверинце,Как муха в стакане,Как гусь на блюде…Они появляются из провинций,Способные молодые люди.
"У вас одна комната?Ах, как мало!Погодка стоит —Не придумать плоше!"Ты хмуришьсяИ отвечаешь вяло:"Снимайте, снимайте свои калоши!"
Ты грустно оглядываешь знакомыхИ думаешь:"Ну, добивайте сразу!"Куда там!Они извлекают гомыЛюбовных стихов,Бытовых рассказов.
"Быть может, укажете недостаток?Родной!Уделите одну минуту!Вы заняты?Я буду очень краток:В поэмкеВсего восемнадцать футов!"
Мелькают листы.Вдохновенье бурно.Чтецы невменяемы, —Бей их, режь ли…Ты слушаешь.Ты говоришь:— Недурно! —И — лжешь.Ибо ты от природы вежлив.
На ходиках без десяти двенадцать.Ты громко подтягиваешь бечевку,Но гости твои говорят:— Признаться,У вас так уютно!Мы к вам с ночевкой.
Ты громко вздыхаешь!— Ложитесь с миром! —И думаешьДень ото дня плачевней:Во что превратилась твоя квартира?В ночлежку?В родильный приют?В харчевню?
А ночью под сердцемТихонько плачетУтопленный в пресной дневной водицеТвой стих,Что был вовсе не плохо начат,Но помер в тебе,Не успев родиться.
И, стиснувши, как рукоять кинжала,Мундштук безобиднейший,В нервной дрожиТы думаешь:"Муза уже сбежала.Жена собирается сделать то же…"
А утром,Когда постучит знакомый,Ты снова в себе не найдешь сноровкиЕму на докучный вопрос:"Вы дома?" —Раздельно ответить:"В командировке".
1937
ГОРБУН И ПОП
В честном храме опосля обедни,Каждый день твердя одно и то ж,Распинался толстый проповедник:До чего, мол, божий мир хорош!Хорошо, мол, бедным и богатым,Рыбкам, птичкам в небе голубом!..Тут и подошел к нему горбатыйВысохший урод с плешивым лбом.Он сказал ему как можно кротче:"Полно, батя! Далеко зашел!Ты, мол, на меня взглянувши, отче,Молви: все ли в мире хорошо?Я-де в нем из самых из последних.Жизнь моя пропала ни за грош!"— "Не ропщи! — ответил проповедник. —Для горбатого и ты хорош".
1937
БЕСЕДА
На улице пляшет дождик. Там тихо, темно и сыро.Присядем у нашей печки и мирно поговорим.Конечно, с ребенком трудно. Конечно, мала квартира.Конечно, будущим летом ты вряд ли поедешь в Крым.
Еще тошноты и пятен даже в помине нету,Твой пояс, как прежде, узок, хоть в зеркало посмотри!Но ты по неуловимым, по тайным женским приметамИспуганно догадалась, что у тебя внутри.
Не скоро будить он станет тебя своим плачем тонкимИ розовый круглый ротик испачкает молоком.Нет, глубоко под сердцем, в твоих золотых потемкахНе жизнь, а лишь завязь жизни завязана узелком.
И вот ты бежишь в тревоге прямо к гомеопату.Он лыс, как головка сыра, и нос у него в угрях,Глаза у него навыкат и борода лопатой.Он очень ученый дядя — и все-таки он дурак!
Как он самодовольно пророчит тебе победу!Пятнадцать прозрачных капель он в склянку твоюнальет."Пять капель перед обедом, пять капель после обеда —И все как рукой снимает! Пляшите опять фокстрот!"
Так, значит, сын не увидит, как флаг над Советомвьется?Как в школе Первого мая ребята пляшут гурьбой?Послушай, а что ты скажешь, если он будет Моцарт,Этот не живший мальчик, вытравленный тобой?
Послушай, а если ночью вдруг он тебе приснится,Приснится и так заплачет, что вся захолонешь ты,Что жалко взмахнут в испуге подкрашенные ресницыИ волосы разовьются, старательно завиты,
Что хлынут горькие слезы и начисто смоют краску,Хорошую, прочную краску с темных твоих ресниц?..Помнишь, ведь мы читали, как в старой английскойсказкеК охотнику приходили души убитых птиц.
А вдруг, несмотря на капли мудрых гомеопатов,Непрошеной новой жизни не оборвется нить!Как ты его поцелуешь? Забудешь ли, что когда-тоЭтою же рукою старалась его убить?
Кудрявых волос, как прежде, туман золотой клубится,Глазок исподлобья смотрит лукавый и голубой.Пускай за это не судят, но тот, кто убил, — убийца.Скажу тебе правду: ночью мне страшно вдвоем с тобой!
1937
ВИНО
Слышал я сызмала: ходят вдвоемГорькое горюшко с горьким вином.Как же им, горьким, вдвоем не идти,Коль у обоих кривые пути?Горькое горюшко тянет на дно,Голову горькое кружит вино…Что ж! Позабудем тоску и запьемГорькое горюшко горьким вином!Странное дело: уму вопрекиГорькие врозь, они вместе — сладки.
1937
ГЛУХАРЬ
Выдь на зорьке и ступай на северПо болотам, камушкам и мхам.Распустив хвоста колючий веер,На сосне красуется глухарь.
Тонкий дух весенней благодати,Свет звезды — как первая слеза…И глухарь, кудесник бородатый,Закрывает желтые глаза.
Из дремотных облаков исторглаЯркий блеск холодная заря,И звенит, чумная от восторга,Зоревая песня глухаря.
Счастлив тем, что чувствует и дышит,Красотой восхода упоен, —Ничего не видит и не слышит,Ничего не замечает он!
Он поет листву купав болотных,Паутинку, белку и зарю,И в упор подкравшийся охотникИз берданки бьет по глухарю…
Может, так же в счастья день желанный,В час, когда я буду петь, горя,И в меня ударит смерть нежданно,Как его дробинка — в глухаря.
1938
* Прощай, прощай, моя юность, *