каменной облицовки я решил не заморачиваться, а тупо купить её близ Карфагена. Влетело, конечно, в копеечку, но зато сразу же приступили к облицовке вывороченным ранее из земли камнем, которого в предгорьях достаточно. А в лесу уже начали заготовку древесины и её подготовку к перевозке. Я спешил успеть хотя бы самое основное к зимним дождям. Дуб и настоящий кедр к гниению не склонны, да и каменная кладка на известковом растворе, если он схватился, воды уже не боится, но вот сырцовый саманный кирпич, не защищённый ни облицовкой, ни штукатуркой, сырости не любит, а под дождём вообще оплывает. Поэтому лучше, я считаю, до этого не доводить.
Рабов, естественно, продолжали кормить досыта, так что основная масса была довольна и работала на совесть. Хотя в семье не без урода, как говорится, так что у меня нашлись, конечно, и нерадивые работнички. Пятерых ливийцев, не внявших проведённой с ними разъяснительной беседе, я велел управляющему продать на рынке, а вместо них купил в Карфагене у римского работорговца трёх македонян и двух фракийцев. При всей своей относительной дешевизне – римляне распродавали остатки военнопленных после победоносной войны с Филиппом – обошлись они мне втрое дороже ливийцев, зато были здесь чужеземцами, которым некуда и не к кому бежать. И у ливийцев, и у нумидийцев их ожидало бы гораздо худшее рабство, чем у меня. Вдобавок – бывшие вояки, которым при хорошем с ними обращении вполне можно при необходимости и оружие в руки доверить. И остальные призадумались, да так, что дурившие ранее взялись за ум. Особенно, когда к законченным участкам стены с её внутренней стороны я приказал разметить площадки для будущих пристроек, которые станут жилищами для семейных рабов. Рабы мой намёк поняли, и погонять их больше практически не приходилось. Из трёх надсмотрщиков двое даже палки свои брать с собой перестали – в случае чего им за глаза хватало и окрика. И отношения между надсмотрщиками и работниками стали заметно лучше – из хозяйских цепных псов надзиратели всё больше и больше превращались в своего рода бригадиров, а общая обстановка всё больше напоминала ту, что имелась на тех двух маленьких виллах приданого Велии и очень нам с ней там понравилась.
Полностью освобождённый от тупых работ типа «бери больше, кидай дальше», старик Диокл воспрял духом, вспомнил молодость и развил на вилле бурную творческую деятельность. К месту строительства как раз начали уже прибывать с лесоповала первые брёвна, и сицилиец, осмотрев их и прикинув предстоящие мучения по их разделке на брус и доски, вдруг «изобрёл» лесопилку. Немудрёную, вроде той, что в имперские времена будут применять римские легионеры при перестройке своего временного военного лагеря в постоянный, но по сравнению с обычной ручной распиловкой – это же небо и земля. Для воплощения в жизнь его рацпредложения мне пришлось раскошелиться на приобретение хороших пил – причём Диокл настаивал не на простых пилах, а на дорогих импортных, из твёрдой лаконской стали, которые меньше тупятся. Я крякнул, но крыть было нечем – сам ведь, в конце концов, начал эту борьбу за качество инструмента. Зато теперь пара-тройка человек должна была справиться с заготовкой всех пиломатериалов для парапета и прочих надобностей, что прекрасно вписывалось в мою новую политику модернизации трудового процесса в полном соответствии с последним словом античной техники. Ведь, в отличие от древесины привычных нам хвойных пород, в том числе и сибирской кедровой сосны, древесина настоящих кедров вроде ливанского или местного атласского, который как раз в основном и заготавливался, – твёрдая и тяжёлая, ближе к нашей сибирской лиственнице. Пилить такую врукопашную – хоть и не чёрное дерево, и даже не красное, но по-русски один хрен пишется однозначно с мягким знаком. А нам не надо с мягким знаком, нам надо полегче да побыстрее. Ведь как закончат вал, уже с облицовкой, надо будет и парапетом из досок уже заниматься, и это тоже хотелось бы успеть до дождей. Хоть и не боится кедр влажности, как я уже сказал, людей под дождём мочить да грязь месить заставлять – тоже ведь приятного мало. Прежде всего я, конечно, ради повышения производительности эти новые технологии внедряю, но и для облегчения человеческого труда тоже.
Пару раз подъезжал Арунтий, с которым успел уже поговорить Велтур, смотрел на все эти мои фортификационные работы, задумчиво качал головой, но молчал как рыба об лёд. А посмотреть уже было на что. Пусть и не карфагенские стены, не гадесские, даже не кордубские, хотя к ним ближе всего, но и далеко уже не прежняя чисто символическая ограда.
А за дощатым кедровым парапетом стены уже виднелась решётчатая, но прочная конструкция сторожевой вышки – первой из нескольких, которые я задумал соорудить по углам периметра вместо недоступных по причине запредельной для меня трудоёмкости настоящих каменных крепостных башен. Идея была в целом моя, но её конструктивное исполнение тоже продумывал Диокл. Я-то сам поначалу замышлял сторожевые башни римского типа, но когда прикинул хрен к носу, во что это выливается – выпал в осадок. Потом вспомнил решётчатые сторожевые вышки родных отечественных погранвойск, на одной из которых во время срочной и сам частенько караульную службу тащил – не так, чтобы слишком уж добросовестно, откровенно говоря, но не о том речь. То, что можно сварить из стального уголка, можно же сколотить и из деревянного бруса. Если, конечно, конструкцию вспомнить. Вот с этим у меня возникли немалые затруднения, и я даже не представлял, как к этому делу подступиться. А оказалось – и не надо ничего представлять, а надо только поставить соответствующую задачу бывшему механику Архимеда.
В помощь ему я выделил того пацана, который придумал рационализацию при уборке винограда. Он вскоре после этого снова отличился, изобретя-таки простенький, но эффективный съёмник для древесных плодов, и теперь с их сбором вполне справлялись бабы, высвободив мне мужиков для строительства. Не имея ни малейшего образования, парень отличался отменной соображалкой, и я решил, что обладатель таких мозгов у меня должен ими в первую очередь и работать. Рук же у меня и без него в принципе хватает, а если мало будет – ещё куплю.
Они же мне, уже вдвоём, и первую секцию шелководческой фермы соорудили. Наташка растолковала мне устройство выкормочной «этажерки» по-русски, а я кое-как разжевал им по-финикийски, и они прекрасно справились с задачей. Собранные Мунни гусеницы шелкопряда деловито хрустели свежими дубовыми листьями, растя день ото дня буквально на глазах. Потом Наташка рассказала о правилах ухода за