китайским дубовым шелкопрядом, действовавших в период его разведения у нас в стране, и потом мы с ней составили инструкцию «для особо тупых» – на русском, естественно, языке. Вроде бы должна в общем и целом подойти и для этого местного. Проверив и подредактировав, я затем с грехом пополам перевёл её на турдетанский – Велия писала под мою диктовку. После этого уже она сама занялась её переводом на финикийский, задавая нам с Наташкой время от времени уточняющие вопросы. Эдаким многоступенчатым манером мы наконец породили наставление по шелководству для управляющего и тех рабынь, которых Мунни отобрала для работы с гусеницами. Обозревая «дачу» перед отъездом в город, я даже сам прихренел, сколько у нас всего попеределано за эти дни…
17. В городе
– Ты уверен в том, что говоришь? – видно по Арунтию, что не нравятся ему мои выкладки, хоть и слушает он их терпеливо, не давя авторитетом.
– Почти, досточтимый. Полностью тут ни в чём быть уверенным нельзя, – ну не признаваться же мне ему в моём попаданческом послезнании. – Но я обдумываю всю эту ситуацию и не вижу других вариантов хода событий.
– Но ведь Народное собрание – за Ганнибала!
– В принципе – да. Но не за превращение его временной власти в постоянную. Кому нужен бессменный пожизненный тиран?
– Ну, так уж прямо и тиран?
– Ты же сам прекрасно знаешь, досточтимый, что всегда найдётся кому в городе представить это дело именно так.
– Совет Ста Четырёх? Ерунда, он уже не тот, что был раньше!
– Это сам Совет. А те люди, которые сидели в нём прежде? Разве они лишились своих личных связей? Разве они лишились своего богатства? Разве они лишились своего влияния на тех, кто зарабатывает на жизнь с их помощью?
– Ну, кое-кто и лишился.
– Не все, досточтимый, очень немногие. Большинство из них осталось при всём своём, и сделать с ними ничего нельзя. А эти пострадавшие – их родственники и друзья, и главное – нет уверенности в том, что немного позже Ганнибал не возьмётся уже и за них самих. Суффетом до конца года они Ганнибала ещё потерпят, но бессменным диктатором, а то и царём – однозначно нет. Для них он – тиран.
– После смерти Ганнона они разобщены и не представляют такой единой силы, как прежде. Гасдрубал Козлёнок – лишь бледная тень Ганнона Великого.
– Но за ними Рим.
– А Риму нужен Ганнибал, чтобы не разворовывались те таможенные сборы, с которых Карфаген платит контрибуцию по мирному договору.
– Был нужен, досточтимый. Теперь он это дело наладил, и с его поддержанием могут справиться другие, а сам он для Рима – как красная тряпка для быка.
– Брось, Максим! Ты ведь не заседаешь в Совете, и в дом Ганнибала ты не вхож. Поэтому ты не знаешь всего. Дело гораздо сложнее, и у Ганнибала тоже есть поддержка в Риме. Ганнибал ведь, едва избравшись суффетом, сразу же вступил в переписку с самим Сципионом, у которого, как ты знаешь уже и сам, большое влияние в римском сенате.
– Я слыхал краем уха, что Сципион расположен к нему, – на самом деле я читал ещё в нашем современном мире, но не признаваться же в этом. – Но настолько ли? И все ли в Риме так великодушны, как Сципион?
– Дело не в расположении и не в великодушии. Это – политика, Максим. Рим – победитель, но и ему нелегко. Сразу после войны с Карфагеном – война с Македонией. А разбив Филиппа, Рим унаследовал от него положение гегемона в Греции. Гегемония, ты думаешь, одни только радости? Хлопот – ничуть не меньше! У греческих союзников Рима тоже свои интересы, и им теперь нужно помогать. Вот увидишь, в самые ближайшие годы они втравят Рим в ещё одну большую войну – с самим Антиохом Сирийским! Вот как ты сам думаешь, почему я торопил тебя с изучением греческого и поездкой на Кипр?
– Ну, не так уж ты меня и торопил…
– Пинками тебя не подгонял, но ведь и расслабиться особо не давал, верно?
– Ну, было дело…
– Это у тебя оно было, и непростое – для тебя. А так – там была тишь да гладь!
– Особенно в египетской дельте, гы-гы!
– Да ладно тебе! Мелкие беспорядки были, есть и будут, а скоро там и всерьёз заполыхает. Хвала богам, ты успел обернуться, пока на море было спокойно. Но сейчас у нас речь не об этом.
– Об Антиохе?
– О Риме. Карфаген, Македония, следом – Антиох. Три больших войны подряд, не считая мелких вроде мятежа в Испании. Это – многочисленные войска, а значит – горы хлеба и груды звонкой монеты. И то, и другое Риму может дать сейчас только Карфаген.
– Так ведь и даёт же – в виде дани. Ведь рассроченная контрибуция – это та же самая дань.
– И немалая. Но большая война – это как амфора с отбитым донышком. Сколько туда ни сыпь – всё мало. А Ганнибал – только учти, это не для лишних ушей – предложил Сципиону полноценный военный союз и значительное увеличение выплат Риму в обмен на пересмотр некоторых условий мирного договора.
– А каких именно, досточтимый?
– По флоту, по армии и по войнам в Африке. Ганнибал просит для Карфагена права на оборонительные войны, на увеличение его флота до шестидесяти полноценных боевых кораблей и на пятьдесят боевых слонов для сухопутной армии. Для Рима такие силы неопасны, зато будут вполне достаточны для защиты Карфагена от соседей вроде Масиниссы. Того самого, чьих набегов ты так опасаешься…
– Млять! Всё ясно! – это я брякнул вслух по-русски, поскольку именно теперь, с учётом этой информации, мне стало ясно действительно всё. До сих пор я не до конца понимал причины такой «ганнибалофобии» со стороны римского сената. Личная ненависть к недавнему врагу, пускай даже и заклятому, – не самый главный аргумент для серьёзных и вдумчивых политиков. Лишённый былых сил и связанный по рукам и ногам Ганнибал не представлял для Рима ни малейшей опасности, и обвинения его в заключении тайного военного союза с Антиохом для совместной войны с Римом выглядели смехотворно. Ну, допустим, заключил союз, ну вступил в войну – а с какими силами? С десятком трирем и несколькими тысячами ветеранов-профи? Для Рима с его давно отмобилизованными и закалёнными в боях легионами это – что слону дробинка! Но если истинные дела таковы, как рассказал сейчас тесть, если Ганнибал пытается тихой сапой развязать себе руки и нарастить силёнки – тогда это