Странно подействовал Намжил на Бабыя — он как бы залил своим спокойствием тот костер в груди ламы, который все время чадил, не в силах вспыхнуть убежденностью умершего на его руках сричжанге Мунко, переложившего на его плечи свой незримый, но страшно тяжелый груз. Намжил же разом ответил на тысячи вопросов, что терзали Бабыя:
— Человек должен сделать в этой жизни то, что ему предопределено небом, дающим ему жизнь в долг. Я вырастил сыновей, и я знал любовь женщины. Мое дело на земле сделано. И мне пора уходить, чтобы освободить место для других…
Выходит, каждый живущий должен сделать свое главное дело и только тогда уходить? Потому тяжело и умирал сада Мунко, что не довел до конца своего главного дела? Значит, жизнь — это дело, которое надо довести до конца?
Бабый прочел много книг. Прочел бы и «Ганджур», если бы ему не помешала смерть старика. Все книги говорили о главном по-своему: поддерживай тот огонь, который хранит чистоту разума. Он — свят. Огонь, который поддерживает жизнь, — не святой огонь, потому, что жизнь — мучение, а от мучений надо избавляться решительно! Одно с другим не вязалось: чтобы мыслить, надо жить, а жить нельзя, поскольку все земное мешает разуму… И если все время топтать жизнь, то она погаснет, а вместе с ней погаснет и разум! Чего же хочет небо? Какой чистоты оно ищет в земной грязи?
Жизнь — это огонь. Разум — тоже огонь. Сложенные вместе они дают узор креста. Знак Идама[61] — тоже крест, изломанные концы которого символизируют молнии земли и неба. Значит, жизнь — земной огонь, а разум — огонь небесный?
Знаки этих молний заключены в круг. А круг — это знак нирваны, обод которого — сансара. Разрушая сансару — уничтожаешь нирвану, хранящую в себе земные и небесные огни… И, значит, нет противоречия в книгах?
Бабый придержал коня, заметив, как сверкнула на горизонте серая лента реки. Неужели — Орхон?! Через Селенгу он перебрался два дня назад… Да, на коне и земля становится маленькой!
Он спешился, провел ладонью по упругой шее коня. Интересно, кем он был в человеческой жизни? Ламой, купцом, пастухом? Своих перерождений никто не помнит и не знает. Их помнил и знал только один Будда!
Бабый повел коня в поводу. Там, на берегу Орхона, можно будет додумать остальное…
Название секты «Белик-сайсана», в которую вступил Бабый сорок лун назад, переводилось как «Мудрость прекрасна». Народ в секте был пестрый, и скоро она распалась: ее члены не разделяли многих положений ортодоксальной философии, выискивали контраргументы в старых книгах, пытались спорить со столпами буддизма и ламаизма И хотя их удары нередко были очень сильны, они не сумели понять друг друга: каждый считал себя мудрее других, у каждого были свои ссылки на авторитеты Но Бабый научился в секте главному, искать и находить истину, как бы далеко и глубоко она ни была запрятана!
Вот и Орхон. Самая большая и прекрасная река Монголии Ее берега заставлены дацанами и дуганами, дворцами и лачугами, в ее воды опускают ладони самые высокие ламы и разбойники, ею питаются леса и травы, растущие по берегам, ее воспевают поэты… Но она не знает об этом! Значит, и жить надо, как река: делать добро всему живому, но не знать и не помнить об этом! Мудрый пастух понял это раньше, чем многие мудрецы, чем он сам — лама и доромба… Разве не обидно?
Старики говорили Бабыю, что Урга стоит на том месте, где когда-то пас свои стада пастух Номхон и где коптила небо его дырявая юрта. Очень может быть! На монгольской земле, как и на всякой другой, нет такого места, где когда-то не стояла чья-то юрта, где когда-то не горел чей-то костер, не кричала женщина, создавая живой огонь человеческой жизни… И, если собрать воедино огни, которые когда-либо горели на земле, они давным-давно бы сожгли небо!
Завтра Бабый должен постучать в ворота знаменитого монастыря «Эрдэнэ-дзу». А пока надо подумать о ночлеге и о чашке горячего, зеленого, соленого, с бараньим жиром или коровьим маслом чая, снимающего усталость и возвращающего ясный ум.
Но Урга — большой город А город любит деньги. Денег же у Бабыя давно нет; похороны Мунко и расходы на тризну очистили кошельки у всех — у Бабыя, Чампы, Цэрэниша с Должид. Даже их сосед — Цыбен Догдомэ, уходя в очередное странствование погонщиком верблюдов, выложил все, что накопил за провод двух караванов на Кукунор… Продать бусы дзи, что ему подарил Чампа? А может, продать коня — подарок старика Намжила?
Урга — это палка с ременной петлей, которой ловят лошадей. Издевательское название столичному городу большой страны придумал кто-то неспроста, с намеком![62] Без денег в Урге даже лама высшей степени святости не проживет, не о карме думают горожане, а о собственной мошне! Хотя и оберегают их карму мировые святыни, а мошной трясет только торговая пристройка к скопищу дацанов и храмов — Маймачен… Самый знаменитый базар на всю страну!
У крайнего глинобитного домика Бабый спешился, постучал в щелястую дощатую дверь. Не дождавшись ответа, вошел. В дальнем углу в куче тряпья кто-то застонал, закашлялся, попросил пить. Бабый нащупал фляжку у пояса и шагнул в полумрак.
Это была девушка лет пятнадцати. Волосы у нее скатались в кошму, синее с блеклой вышивкой дэли, с единственной пуговицей-застежкой на правом плече, разорвано, испачкано кровью и рвотой, сбито к самому пупку, оголены низ живота и тонкие беспомощные колени. Судя по всему, девушку не только многократно насиловали, но и пытали — все тело в порезах, укусах, ссадинах…
Бабый вынул пробку из фляжки, взболтнул ее содержимое, осторожно раздвинул горлышком зубы девушки, влил несколько капель чудодейственного настоя из трав. Та жадно сглотнула, открыла глаза, в которых все еще стыл ужас:
— О, бурхан!..
И вновь потеряла сознание…
Бабыя учили всем тайнам врачевания. Но где взять травы? Только в Маймачене, у торговцев! Но для этого опять же нужны деньги… Выхода не было — с конем или дзи надо было расставаться.
Базар он нашел быстрее, чем думал. Да и сам город был не так велик, как о нем говорили те, кто побывал в Урге.
Шумная, пестрая, говорливая толпа водила бесконечные хороводы возле торговцев, имеющих свои постоянные места; толклась у прорицателей и толкователей снов; крутилась возле гирлянд поясов, дэли, тэрлэгов, рядком выстроенных сапог и гутулов; возилась возле горок с седлами и сбруей. Тут же варилось и жарилось мясо, стучали молотки кузнецов-дарханов, чеканщики и ювелиры принимали заказы и предлагали готовые изделия. Между ними сновали торговцы водой, аракой, кумысом и айраном…
Лавчонку торговца травами Бабый нашел в самом пустынном и грязном углу базарной площади, где продавали лошадей, верблюдов, ослов и яков. Это был седой, полуслепой и почти совсем глухой старик с сухими жилистыми руками и белым тюрбаном на голове. Шапка ученого ламы лучше всяких слов убедила Бабыя, что он нашел то, что ему надо. Подошел к лотку, перебрал пучки трав и корешков, запустил пальцы в горки сухих ягод, лишайников и грибов, но того, что ему было необходимо для приготовления лекарства для девушки, на лотке у старика не оказалось У него был в основном ходовой товар для смягчения дряблой кожи лица, для заживления язв и ссадин, от кашля и головной боли, сердечные и желудочные препараты.